Ничего не делаю, продолжаю без какой-либо реакции на эти психи смотреть на свет, поглаживая указательным пальцем подбородок.
И все же, что-то тут не так.
— Далеко собрался? — мимо меня по направлению к входной двери проносится вихрь, спасаясь от которого я чудом остаюсь нетронутым стоять на месте.
— В магазин, ты так долго телишься, что мне проще купить эти треклятые лампочки самому, — надевает мой длинный пиджак, засовывая обе руки сразу, одним движением усаживая его на своих плечах. Шнурует кроссовки и, вставая прямо у двери, уже на готовности поднося руку к дверной ручке, резко разворачивается, показывая пальцем от виска резко в мою сторону, намекая на то, что что-то он забыл.
Смотрю прямо на него, взглядом задавая вопрос, что же ему нужно, и, только собравшись отвернуться от него, чтобы вновь уставить взгляд на лампочки, которые я облюбовываю уже порядка часа, слышу довольно четкое «денег дашь?»
Отрицательно киваю, улыбаясь то ли себе, то ли ему, из-за чего уже через секунду слышу хлопок двери, на который, резко повернув голову, я понимаю, что Канта в квартире нет.
— Черт, бумажник же в кармане пиджака, — спохватившись, выбегаю на лестничную площадку, крича вдогонку этому ошалевшему чуть ли не басом. — Я не разрешал тебе выходить…
Лишь эхом отдававшееся от стен «я быстро», заставляет меня вспомнить о том, что на лестничной площадке я стою в одних трусах, а с этажа выше уже слышится топот спускающихся ног.
Возвращаюсь в квартиру, лишь прикрывая дверь на случай, если он вернется раньше нужного времени.
Не зная, чем заняться, прохожу на кухню, вспоминая, что обещал начальнику выполнить кое-какую работу по предстоящей презентации фирмы. А так как из выходных дней остался всего один, то нужно садиться за дело, иначе придется увольняться по собственному желанию, ну, или, в противном случае, ждать, когда тебя загребут под какой-нибудь приказ, ведь шеф по-любому будет точить зуб за невыполнение требований, особенно таких важных, как это.
Ставлю чайник на газовую плиту, присаживаясь на стул, закидываю ноги на стол, мысленно формирую предстоящие строки в презентации. Конечно, как обычно, понятное дело, что речь пойдет о слаженности рабочего коллектива, отлаженной работе наших связей и конструкций, которые мы применяем в работе.
Выстукиваю ногами ритм, словно уже сижу за компьютером, скользя пальцами по влажным от пота кнопкам, бывает у меня такое лишь при самой острой работе, к примеру, что сегодня предстоит.
Кипит чайник, сообщая противным свистом о том, что его пора выключать. Нехотя поднимаюсь со стула, доставая небольшую черную чашку и насыпая в неё растворимый кофе, — варить что-либо в турке мне категорически не хочется, к тому же, покупать лампочки не такое долгое дело.
Сахар я добавляю в редких случаях, в данном случае обошелся одной ложкой. Заливаю странную коричневую смесь с белыми крупицами, размешиваю на ходу ложкой, проходя комнату и опускаясь уже за компьютерный стол, ставя чашку рядом с клавиатурой.
Запускаю с автопилота машину, из чьих колонок доносится мощная партия электрогитары и ударных, переорать которые пытается охрипший мужской голос. Ясное дело, чтобы получить такой, мне не хватит времени длинною хотя бы в десять лет, потому что я просто-напросто убью свои легкие сигаретами и печень выпивкой.
Мысленно ругаю Канта за то, что он не выключил своё музло, просто выдернув провод наушников из гнезда и загасив компьютер, словно так и надо.
— Неужели опять ночью сидел? — ухмыляюсь, закрывая различные сайты и открывая сразу две нужные программы для набора текста и составления будущей презентации, в которую этот самый текст придется вставлять.
Гремит входная дверь, затем звон и стук замка, слышу сбивчивое дыхание, которое может означать лишь одно — это чудовище вернулось и, кажется, у него что-то стряслось. Вот только пусть не говорит, что похерил мой бумажник, отрабатывать же заставлю.
Отодвигаюсь на стуле, отъезжая чуть дальше от стола, чтобы дать своему телу возможность спокойно и без каких-либо помех встать. Выхожу в прихожую, наблюдая довольно странную картину: Кант упершись руками в дверь, закрывает её как можно плотнее, словно прячется от кого-то, все же, когда ему удается закрыть её на защелку, в ужасе отшатывается назад, заставляя меня прислушаться к тому, что происходит по ту сторону.
Топот каблуков, легкий и непринужденный звон. Лично мне это ничего не сказало, поэтому я сразу попытался выяснить в чем дело, как всегда не самым лучшим способом — напрямую.
— И что зде…
— Молчи, — подлетает ко мне так быстро, как только может, закрывая ладонью рот. — Услышит же.
И будто в подтверждение его слов, за дверью раздается звонкий голос, до боли знакомый и до рези в ушах отвратительный.
— Кант! Кант, я знаю, что ты там! Открой! — на повышенных тонах вопит она, пиная дверь своими каблуками с такой силой, что, кажется, это делает не девушка, а солдат, что только что вернулся с полевых учений и очень желающий жрать.
— Эй, Нэйт, это же твоих рук дело? Что ты сделал с моим мужем, отвечай, дрянь… — верещит она, словно баба из мультика, которую обычно так высмеивают в нашем людском кругу.
Лишь пожимаю плечами, хмыкая в сторону Канта, что без лица стоит рядом со мной, продолжая наблюдать за шатающейся дверью.
— Ты как хочешь, — шепчу ему прямо на ухо. — А я работать пошел, — сначала я хотел было пойти во всю ногу, но уловив затишье по ту сторону двери, понял, что лучше этого не делать, поэтому пошел как можно осторожней.
Добравшись до рабочего места, бросив ещё один взгляд на Канта, попытался погрузиться в работу, не обращая внимания на крики девушки.
— Знаешь… Так дело не пойдет. Меня все это достало, эти твои игры. Я знала, что ты не сможешь завязать со своей азартной жизнью, но не думала, что это будет так запущенно. Мне надоело, — притопнув ногой в подтверждение своих слов, разнося гул по лестничной площадке, она продолжила, предъявляя Канту очень весомый ультиматум. — Если завтра тебя не будет дома, я разведусь с тобой, — не знаю, к счастью или нет, но больше я не услышал от Надин ни слова, сразу после этой фразы тонкие шпильки зацокали в направлении к выходу, резво спускаясь по лестнице.
— Ушла, — констатирует парень весьма очевидный факт, проходя в комнату и выдыхая то ли от бега, то ли от усталости от такой странной молчаливой беседы.
— Знаешь, а ведь она действительно может с тобой развестись, — не отрываясь от монитора, поддерживаю с ним разговор. Пальцы, словно бисер, перебирают клавиши, успевая за мыслью, поток которой просто несется в голове.
Конечно же, помимо нужной информации, там присутствует ещё много всего, но отсеивать это все в корзину получается довольно ловко, из-за чего на первом листе уже есть плотная страничка набранного текста.
— Не сможет, я бы сказал, что кишка тонка, но дело в другом. Да и никуда я не собираюсь идти! В общем… Не сможет, — не знаю, кого в этом пытался убедить Кант — себя или меня, но на этих словах вся наша беседа закончилась: он нашел занятие поинтересней, я же решил не отвлекаться и доделать нужную работу, которую через несколько часов нужно будет отослать шефу на предварительную диагностику.
***
Возвращаясь с работы с небольшой папкой в руках, достаю ключи, подбирая нужный, всовываю в замочную скважину, делая два поворота. Захожу внутрь, вешая пиджак на вешалку и снимая обувь, оставляю папку на антресоли и, звеня ключами, опускаю их рядом. В квартире непривычно тихо, оглядывая помещение, захожу в комнату, не обнаружив Канта, лежащим на диване, захожу в следующую, чтобы найти его сидящим за компьютером, как всегда, в наушниках. Быстрее хочется поделиться с ним весьма радостной (для меня уж точно) новостью. И только зайдя в прохладное помещение, обнаруживаю, что сердце неприятно колет от закравшейся в голову мысли — я открыл дверь сам.
Первый раз за эти чертовы две недели.
— Все-таки ушел… А говорил, что не собираешься.
========== Глава 6. End ==========
Сцепляю руки в замок, сжимая пальцы до несильного хруста и, словно барабанную дробь, выдаю симфонию своими костяшками, заводя сцепленные конечности за затылок и укладывая на них голову. Закрываю глаза, пользуясь выдавшейся свободной минуткой в кабинете. Закидываю ноги на стол, проезжая на компьютерном стуле немного влево, чтобы расстояние между предметами позволяло принять расслабленную позу. Дверь я закрыл надежно, даже если начальнику вдруг вздумается в обеденный перерыв посетить своего сослуживца, то, как минимум, ему придется постучать — этикет никто не отменял.
Дую себе под нос, пытаясь сбить с глаз несколько упавших прядей, что так неприятно щекочут веки и ресницы. Убираю одну руку, расцепляя хватку и, опустив на подлокотник стула, монотонно постукиваю в такт своим мыслям.
Уже третий день они заняты только этим придурковатым Кантом, чей след пропал, словно это мой сумасшедший бред, сон, что я видел на протяжении нескольких ночей. Понимаю, что тратить на него время, как минимум, глупо, ибо рано или поздно этот прохвост встрянет в очередную неурядицу. И кто, если подумать, будет играть роль принца на белом коне в плаще с красным крестом на груди? Нэйт. Да. Безусловно, работенка и гроша не стоит, даже наоборот — является затратной, но что поделать…
На секунду переключаюсь на мелькающий монитор, на котором висит вчерашняя презентация, успешно прошедшая. Её дебют, конечно, венчался несколькими косяками, но в целом-то все прошло гладко. Начальник доволен, клиенты… Да мне, собственно, это не так уж и важно.
Эта мысль вновь сбивается чередой ненужных, напоминая о самой наболевшей теме нескольких лет, касающейся все того же израненного тела, что подпортило в моей квартире всю мебель и опустошило холодильник.
Признаться самому себе, обидно осознавать, что за всё это время я знаю о его работе лишь понаслышке, никогда в жизни не видел ни одного человека, кроме Ховера, который работал бы с Кантом, практически ни разу не наблюдал среду их обитания, даже понятия не имею, на каком уровне происходит все это. Лишь рассказы. Голые факты по окончании провальных сходок. И это тело, что оккупирует мою жилплощадь каждый раз, когда ему это угодно.
Бред сумасшедшего.
Казалось бы, уже давно мог узнать. Ан нет. Гордость, да к тому же, далеко не своя.
Принимаю сидячее положение, отпивая остывший кофе из кружки. До конца работы несколько часов, а глаза слипаются, будто я работал сверхурочно. Осталось всего-то подправить пару заявок из отдела и отдать на рассмотрение главному редактору. Взяться бы за все сразу, да черта с два, всю голову заняли мысли о совершенно неуместных в данное время вещах.
Ещё один большой глоток позволяет завершить трапезу, убираю грязную кружку на подоконник, поднимаясь с места и, дойдя до двери, открываю защелку. Вернувшись за компьютер, пошевелив мышку, продолжаю разглядывать снимки, прикрепленные к докладу, на одном из них замечаю яркую люстру, увешанную дорогими безделушками, — а лампочки так и не купил.
— Сегодня точно не забуду, — для надежности отодвигаю рукав рубашки, выхватывая из стаканчика черную ручку и, не задумываясь, рисую большой крестик на ладони и кисти, чтобы наверняка потом наткнуться взглядом во время пешей прогулки до дома.
***
— И зачем мне столько? — вслух задаю себе вопрос, подходя на кассу, чтобы отдать товар продавцу, улыбающемуся во все сорок девять. Даже цветные на всякий случай взял, будто действительно когда-нибудь повешу эту ерунду на свою люстру.
— С вас… — не дослушивая, отдаю нужную купюру, получая в качестве сдачи противную мелочь, что оседает не в кармане кошелька, а в подкладке брюк.
Сгребая все в пакет, довольно быстро дохожу до дома, не разуваясь, добираюсь до кухни в поисках табуретки и возвращаюсь в зал, чтобы сразу, как говорится, «не отходя от кассы», сделать давно запланированное дело.
Выкручиваю по одной все лампочки, тут же заменяя на новые, будто только что с конвейера снятые. Слышу стук в дверь, а затем шаги в прихожей. Так и продолжая стоять на табуретке, опускаю голову, разглядывая темный силуэт, что, немного повозившись, начинает двигаться в мою сторону, неся в руках что-то тяжелое.
— Привет, работничек, — Кант бросает два небольших чемодана прямо посередине комнаты, подходя ближе ко мне, утыкает обе руки в бока и вопросительно смотрит на меня. Не знаю, чего именно он ожидает от меня, но, немного помолчав и не услышав от меня ответа на приветствие, продолжает: — В следующий раз буду уходить на более длительное время, глядишь, в квартире и диван новый появится, — шире чеширского кота улыбается он, сверкая зубами.
— А ты чего приперся? И что за груду хлама ты с собой притащил? Только не говори, что в чемодане расчлененный труп! — вставляю последнюю лампочку и слезаю с табуретки.
— Ээээ… — осекается, оглядывая принесенные вещи, — нет, только кот, но он категорически отказался вылезать.
— И все же, чего приперся-то? — не уходя от темы, повторно задаю вопрос. Снимая с себя плащ и проходя в прихожую, вешаю его на крючок, куда следом оседает и куртка Канта.
— Жить. Чего ж ещё… Из дома я ушел. Так что какое-то время перекантуюсь у тебя, — довольно ухмыляется, заставляя меня сделать скептические выводы.
— Выгнала?
— Я сам ушел, — уверенно отвечает он, в подтверждение своим словам ещё и кивая.
— Значит, выгнала, — утверждаю я, считая, что спорить на эту тему более чем бессмысленно.
— Просто я подал на развод, и она…
— Выгнала, да говори, как есть, что уж тут, — довольно ухмыляясь уже я. — И что стоил этот цирк? — немного погодя, задаю интересующий меня вопрос, проходя на кухню и прислушиваясь к звуку следующих по пятам шагов.
— Оры, крики, «квартиру я тебе не отдам», «пиздуй на все четыре», — смеется он. — Хотя, Надин все же отнеслась к этому как-то не так, как я этого ожидал. Я думал, у неё ко мне ещё хоть какие-то чувства остались, а оказалось…
— Какие-то? А ты чего хотел? Сам-то в курсе, что чинил за эти два года.
— Да в курсе, — перебивает он меня. — Но… Как верная жена, она обязана меня любить до последнего, — бьет себя в грудь кулаком, заливаясь при этом от смеха. Ну, точно, детский сад!
— Мне почему-то сейчас ей позавидовать хочется, — ловлю вопрос в его глазах, сразу же, не останавливаясь, продолжаю: — она уже избавилась от тебя. Сил хватило. А я вот… мучайся.
— Знаешь, меня ведь только корми и больше…
— Ага, и трать на это втрое больше, чем надо, — перебиваю я и продолжаю: — а ещё… да ну, в жопу. Я лучше хомяка себе заведу, дешевле выйдет, — я хотел было ещё пару аргументов в свою защиту привести, но почему-то перехотелось в процессе наблюдения за его странным выражением лица.
Может, от жены-то он и ушел, но от себя-то ему никуда не деться, думаю, и сам понимает, что мудила он ещё тот — редкостный.
— Ну, так что? Остаться-то разрешишь? — глаза побитого щенка. Ещё одна умело примененная маска.
— А у меня есть выбор?
— Нет, — ухмыляется во все тридцать два. — Значит, я в ванную, — тут же смывается, оборачиваясь, в стремительно быстром темпе удаляясь в сторону нужной комнаты.
— Предупреждаю сразу: будешь щеголять голым — заставлю в этом же виде идти на встречу с друзьями.
— Договорились, — расплываюсь в довольной улыбке. — Только предупреждать их об этом будешь ты, чтобы без шока и вырванных глаз, — выплевываю, словно легкие наружу.
— Ну что ж с тобой будешь делать.
***
Неделя. Спокойной её никак не назовешь, но относительные перемены в жизни все же произошли. Мы все-таки выкинули тот старый и изношенный временем (если бы) диван, заменив на целый мебельный уголок. Наладили проводку, чтобы лампочка в зале больше не выдавала подобных фокусов, которые систематически повторялись на протяжении каждого вечера.
И… К лучшему или к худшему я обзавелся новым телефоном, считая, что все же начальству и Канту будет проще меня вызванивать по нему, в отличие от родственников — те никогда домашним не брезговали.