Ведь именно с севера на юг спустились раннегерманские племена готов и здесь, в Малой Азии и Таврике, получили они крещение средиземноморской, византийской, христианской культурой.
Так, волею судеб или, как говорили в прежние времена, Божественного Промысла (Провидения) стала скала-крепость символическим и вместе с тем реальным средоточием «креста пространства», прочерченного через Таврику и особенно выпукло обозначившегося в раннее средневековье. Именно в это время меридиональное направление было проложено далее на север, получив в древнерусских источниках название «Путь из варяг в греки». Его крайнюю северную точку обозначила не позднее середины VIII столетия Ладога – город на берегу одноименного озера, где сохранились остатки крепости и храмы XII века с великолепной настенной росписью.
Во введении к «Повести временных лет» «Александрийский меридиан» образно представлен в виде символического маршрута апостола Андрея Первозванного. Освоение и одухотворение пространства между Византией и северо-восточной Европой – главная идея, заложенная в описании путешествия апостола от Черного моря через Скифию до Балтики. В этой легенде киевский летописец видел символ исторического места и значения Древней Руси.
Сегодня, опираясь на данные русских летописей, скандинавских саг и одной каролингской хроники, петербургские историки и археологи называют Ладогу «первой столицей Руси». Теперь это подтверждено археологическими данными, и, согласно им, в 2003 году, в день празднования 300-летия Петербурга, ей исполнится 1250 лет. Ладога / Aldeigja с сер. VIII века стала центром сплавленного из славян, скандинавов и финнов этносоциума русь/рос, этого изначального ядра и стержня русской государственности. Во времена Рюрика, Олега и Игоря в 860–880-е годы центр этого раннегосударственного образования перемещается в Новгород («Рюриков городок»). Правитель протогосударства с центром в Ладоге именовался не «князь» и не «конунг», а тюркским титулом «хакан/каган», означавшим ранее владыку Тюркского каганата, затем Хазарии, и по статусу приближавшимся к титулу «император». Позднее, когда основной столицей Руси стал Киев, этим титулом именовались Владимир, креститель Руси, и Ярослав Мудрый.
После многовековых перемещений по просторам «Европейской Скифии» (Ладога – Рюриков городок – Киев – Владимир – Москва – Санкт-Петербург) столица Руси / России волею Петра Великого вернулась практически в исходный регион Приладожья, лишь слегка сместившись к западу, из низовьев Волхова – в устье Невы.
«Три столицы» России блестяще охарактеризовал русский философ Федотов. Три столицы определяют три этапа русской истории: «исконная русско-византийская столица, наследница греческого христианства» – Киев, забытая в качестве таковой и периодически тяготеющая к польско-украинской культуре; «западнический соблазн» Санкт-Петербурга и «азиатский соблазн» Москвы.
«Спор трех столиц» едва ли надо решать в пользу одной из них. Скорее их перемещения вдоль А-меридиана, освященного странствием Андрея Первозванного, могут быть истолкованы и как возможность, открытость направлению на Север, и, наряду с этим – обращенность к Югу, к цивилизационным истокам. Здесь явственно прослеживается линия связей от античной Александрии – с Константинополем, его представителем – Херсонесом Таврическим и с их преемником – Киевом.
«Александрийский меридиан» – понятие настолько же условное, как любой географический меридиан. Но вдоль него и вокруг него группируются надежно фиксируемые и поддающиеся изучению следы материальной культуры. Великая историческая миссия народа поначалу незаметна. Да и складывается она из судеб людей, не осознающих, что они, решая свои повседневные проблемы, являются в то же время частью некоего глобального процесса, начало которого затеряно во тьме веков, а конечная цель непредсказуема.
Византийско-крымская диаспора в Москве
Вдоль А-меридиана происходит культурный обмен древних, но слабеющих цивилизаций с варварскими, но полными энергии северными народами, причем во многом через Таврику, где зачастую проходило их первое соприкосновение с византийским миром.
По мере распада Византийской империи отдельные ее осколки готовы были подхватить идею странствующего царства, продолжить миссию империи в тех или иных уголках, прежде являвшихся глухими провинциями.
Носителями этой идеи были представители византийской диаспоры, в том числе и на территории Таврики. Если принять во внимание роль ученых греков в передаче культурной парадигмы в северном направлении, в сохранении античного и раннехристианского наследия, рукописей и икон, наконец, в формировании просвещенной аристократической элиты европейских стран, в том числе России, то судьбы знатных семейств и их отдельных представителей прольют новый свет на исторические процессы, происходившие вдоль «Александрийского меридиана».
Великие Комнины Трапезундской империи значительно ущемили положение местного знатного семейства Гаврасов. Представители последнего вынуждены были отправиться в заморские области – Таврику.
Представители рода завладевают властью в юго-западной части горной Таврики, прилегавшей к Херсонесу-Корсуни, населенной потомками готов и алан. Здесь возникает княжество Феодоро, расцвет которого приходится на XIV–XV столетия. Культура населения княжества была византийско-греческой. Влияние Трапезундской и Византийской империй, подчеркнутое династическими связями княжеского дома, чувствуется в многочисленных археологических остатках – строительных приемах, фресковой росписи храмов и дворцов, языке сохранившихся надписей. Эту культуру затронул византийский ренессанс, связанный с династией Палеологов, занимавших престол почти два столетия (1261–1453).
Выехавшие из Таврики Гаврасы, основатели родов Ховриных и Головиных, задолго до появления в Москве Софьи Палеолог, стали переносчиками культурной парадигмы «странствующего царства» с юга на север.
Обратимся к судьбе Стефана Васильевича Ховры, одного из князей Феодоро, прибывшего с сыном Григорием на рубеже XIV–XV столетия в Москву из Крыма. Встреченный с почетом великим князем московским, он получил подворье в Кремле и земли в окрестностях Москвы. Спустя несколько десятилетий здесь появляется еще один мангупский князь Гаврас – Ховрин, причем в качестве родственника Софьи Палеолог – деталь немаловажная в контексте нашего повествования. В летописи упоминается, что Софью Палеолог, племянницу последнего византийского императора, отправившуюся в 1472 году из Италии в Россию, чтобы вступить в брак с великим князем Иваном III, сопровождал мангупский князь Константин Гаврас: он был удостоен этой чести, так как приходился «родственником невесте» и (такое предположение напрашивается само собой), вероятно, потому, что его родичи, потомки Стефана Васильевича Ховры, уже находились в Москве. В то время ему было 30 лет, следовательно, он родился в 1442 году и, как предполагает Васильев, был сыном Иоанна и Марии Палеологини-Асаны. Позднее Константин принял монашество под именем Кассиана, удалившись в Ферапонтов монастырь; оттуда он ушел, чтобы основать свой собственный монастырь на берегу речки Учмы. В XIX веке на этом месте сохранялись две церкви: согласно сообщению Бруна, в стене одной из них, у входа, находилась плита с двуглавым орлом, но без корон, похожим на аналогичные изображения с плит князя Алексея 1425 и 1427 годов.
Стефану Васильевичу Ховре, родоначальнику московской ветви рода, был пожалован двор в Кремле, который, согласно позднейшим источникам, находился недалеко от Фроловских (Спасских) ворот, по правой стороне идущей к Соборной площади улицы, сразу за Вознесенским монастырем. Первые Ховрины не остались в долгу перед радушно встретившей их столицей растущей северной державы, на которую в греческом и южнославянском православном мире возлагались большие надежды по сохранению традиций православия перед наступающей волной тюрков-мусульман. В Кремле первым каменным зданием, открывшим новый период московского строительства, стала церковь Воздвижения Честного Креста (Крестовоздвижения), сооруженная в 1440 году на средства гостя и боярина Владимира Григорьевича Ховрина – внука Стефана. Церковь с таким посвящением особенно характерна для византийской традиции. После пожара она была отстроена им вновь: об этом под 6958 году сообщает Московский летописный свод: «Того же лета Володимеръ Ховринъ постави на Москве на своемъ дворе церковь камену, Въздвиженье честнаго креста…».
С именем Владимира Ховрина связано предание о мужестве и твердости, проявленных им в отпоре татарам, причем отпоре не только военном, но и, так сказать, идейном, духовном, по-своему поразившем москвичей. Вероятно, оно сохранялось в устной передаче, прежде чем было записано М. И. Пыляевым.
«Когда в 1440 г. царь Казанский Мегмет явился в Москву и стал жечь и грабить первопрестольную, а князь Василий Темный со страху заперся в Кремле, тогда проживавший в Крестовоздвиженском монастыре схимник Владимир, в миру воин и царедворец великого князя Василия Темного, по фамилии Ховрин, вооружив свою монастырскую братию, присоединился с нею к начальнику московских войск Юрию Патрикеевичу Литовскому, и кинулся на врагов, занятых грабежом в городе. Не ожидавшие такого отпора казанцы дрогнули и побежали. Ховрин с монахами и воинами полетел вдогонку за неприятелем, отбил у него заполоненных жен, дочерей и детей, а также бояр московских, и, не вводя их в город, всех окропил святою водою на месте ворот Арбатских. Кости Ховрина покоятся в Крестовоздвиженском монастыре».
В основных чертах предание вполне соответствует историческому событию, как оно описано у Н. М. Карамзина.
В середине XVII века подворье Ховриных-Головиных отошло боярину Морозову, который перестроил обветшавшую церковь, оставив то же название. На плане Кремля 1600 года церковь представлена как массивное кубическое здание, одноглавое, с пирамидальным завершением из нескольких рядов закомар и кокошников. Есть предположение, что В. Г. Ховрин был также строителем другого известного нам каменного здания в Кремле – церкви Введения на подворье Симонова монастыря, у Никольских ворот, сооруженной в 1458 году. В. Г. Ховрин был одним из богатейших людей своего времени и пользовался доверием великого князя Василия Темного и митрополита Ионы. Позднее великий князь Иван III определит его ответственным за возведение Успенского собора в Кремле (1475–1479).
С начала XV века и на протяжении почти четырехсот лет с родом Ховриных-Головиных был очень тесно связан Симонов монастырь. В окрестностях Москвы в то время на землях боярина Кучки возник монастырь, названный по имени селения Симонове; его основание связано с именем Федора, племянника Сергия Радонежского и духовника великого князя Дмитрия Донского; в 70-е годы XIV века здесь уже стояла деревянная церковь во имя Рождества Богородицы, позднее замененная каменной (сегодня на территории завода. – Прим. авт.). Это так наз. старый Симонов монастырь, вскоре неподалеку от него возник новый Симонов монастырь расположившийся на землях, подаренных Стефаном Васильевичем Ховрой (в свою очередь получившим их от московского князя), который постригся в этом монастыре в монахи под именем Симон. На место это, согласно церковному преданию, указал сам Дмитрий Донской; здесь существовало городище XII века, рядом проходила оживленная Коломенская дорога, и монастырь должен был, по мысли князя, стать звеном в системе оборонительных сооружений от Орды на подступах к Москве. Центральный храм нового Симонова был посвящен Успению Богородицы; эта каменная церковь, одна из самых больших в Москве, сооружалась на средства Григория Степановича Ховры и его жены Агриппины. Она стала фамильной усыпальницей Ховриных-Головиных: здесь был положен схимомонах Стефан (Симон), его сын и строитель Григорий Степанович Ховрин, а также сын Дмитрия Донского князь Константин псковский. В ее строительстве принял активное участие сын Григория Владимир – доверенный великокняжеский казначей Ховрин-Головин. И в последующие столетия потомки Ховриных-Головиных делали щедрые вклады в монастырь, ставший одним из самых монументальных и живописных в Подмосковье. Остается добавить, что в 1930 году значительная часть его церквей была взорвана новыми варварами, а камень пошел на строительство дворца культуры по проекту братьев Весниных. Сегодня остатки монастыря реставрируются.
Подробности, сохраненные историей, скудны, в то суровое время не принято было писать мемуаров, а документы погибали при частых нашествиях и пожарах. И тем ценнее немногие, дошедшие до нас подробности о том, как были встречены Стефан Ховра и сын его Григорий в Москве, как служили новой родине их потомки. На сей счет большой интерес представляет изданная в 1847 году небольшая книжка церковного историка XIX века П. Казанского «Село Новоспасское, Деденево тож, и родословная Головиных, владельцев оного». В этом подмосковном селе, неподалеку от г. Дмитров, принадлежавшем нескольким поколениям Головиных с конца XVII века, был воздвигнут в 1798 г. великолепный каменный храм во имя Спаса Нерукотворного, в котором хранились самые почитаемые старинные семейные реликвии. Назовем самые выдающиеся среди них.
Храмовый образ Нерукотворного Спаса и икона Владимирской Божией матери письма знаменитого Андрея Рублева: этими иконами благословил Великий князь Василий Дмитриевич в 1391 году родоначальника фамилии Головиных, князя Стефана Васильевича Комрина (он же Ховра, он же Манкупский) при принятии его в подданство.
Древний образ Пресвятой Богородицы Одигитрии-Смоленской, писанный Андреем Рублевым: «сею святынею благословил Великий князь Московский Василий Васильевич Темный крестника своего и родоначальника Головиных, князя Ивана Владимировича Голову… Эта икона есть покровительница их рода от колыбели до могилы».
Из родословной следует, что Ховрины-Головины роднились с боярской знатью и в том числе с Романовыми.
В избрании царя из рода бояр Романовых немалую роль сыграли традиционные представления о легитимности царской власти, переходящей по наследству. Ближайшим законным наследником угасшего Дома Рюриковичей был Михаил Феодорович Романов – сын томившегося в польском плену Митрополита Ростовского Филарета, двоюродного брата последнего царя Феодора I Иоанновича. Генеалогические связи возникли благодаря браку Ивана IV, который сам выбрал свою первую жену Анастасию из рода Романовых. Брак 17-летнего царя состоялся сразу после венчания его на царство, в 1547 году. Примерно в это же время, в конце 1540-х годов ее родной брат Никита женился на дочери Ивана Дмитриевича Ховрина Варваре Ивановне. В связи с женитьбой Никита Романович отделился от семьи и переселился в усадьбу на берегу Москва-реки в Китай-городе. Событие это знаменательно в нескольких отношениях.
Сегодня развеяны сомнения относительно того, кто из двух жен мог являться матерью Федора Никитича, он же патриарх Филарет. Это Варвара Ховрина, дочь Ивана Дмитриевича Ховрина-Грязного и внучка Дмитрия Владимировича Ховрина, казначея великих князей Ивана III и Василия III. Недавно, в ходе тщательной исследовательской работы вскрыт саркофаг, на котором ясно читается дата кончины – 1555 год, а Федор Никитич родился в 1550–1552 году. Появление на свет Михаила, будущего царя династии Романовых, произошло в доме, принесенном в приданое его бабушкой Варварой Ховриной.
Этот дом, ныне музей «Палаты бояр Романовых», находится в самом центре Москвы, на улице Варварка, которая выходит на Красную площадь прямо к храму Василия Блаженного. Здесь, в Зарядье, находились и «сурожские» или «суровские» ряды, названные по имени города Сурожа (Судака) в Крыму, крупнейшего центра транзитной торговли XIII–XIV веков, откуда привозились самые богатые товары. С XV века здесь все больше стало появляться усадеб знати, здесь строятся первые каменные жилые палаты на усадьбах «больших бояр», дворян и гостей. От того времени сохранился лишь ряд церквей вдоль Варварки и трехэтажное здание, редкий образец гражданского зодчества средневековой Руси, где теперь располагается филиал Государственного исторического музея (ГИМ) «Палаты бояр Романовых». Усадьба занимала видное место в топографии Москвы XVI в., и на первом плане города 1597 года даже особо отмечена под № 15. В экспликации к плану, составленной в 1613 году, под этим номером имеется запись: «Двор Никиты Романова, который был дедом ныне царствующего государя Михаила Федоровича».