– Да, конечно, все отлично, – отмахнулась от ее предупреждений Ли Фань.
– Тогда с тебя пять долларов.
Алый рот округлился от ужаса.
– Да это же грабеж!
Разумеется, это он и был, но Лин для начала всегда называла цену повыше – и даже еще выше, если запрос был уж очень дурацкий. Например, как этот. Лин снова с сомнением пожала плечами.
– Ты спокойно тратишь столько за вечер в «Падшем ангеле».
– В «Падшем ангеле» я, по крайней мере, знаю, за что плачу, – отрезала Ли Фань.
Лин неторопливо загладила ногтем длинную складку на салфетке.
– Поступай как знаешь.
– Мертвые задешево не работают, – встрял Джордж, решив пошутить.
Ли Фань наградила Лин свирепым взглядом.
– Ты все это выдумываешь, только чтобы привлечь к себе внимание!
– Если ты в это веришь, все так и будет. Если нет, то нет, – просто ответила Лин.
Ли Фань толкнула через стол бумажный доллар. Лин молча проводила его взглядом.
– Мне приходится покрывать затраты. Читать необходимые молитвы. Я никогда себе не прощу, если навлеку на тебя несчастье, Ли Фань, – она даже выдавила четвертушку улыбки, надеясь, что она сойдет за искреннюю.
Ли Фань отстегнула еще банкноту.
– Два доллара – последняя цена.
Лин спокойно прикарманила деньги.
– Мне нужна какая-нибудь вещь твоей бабушки, чтобы найти ее в мире видений.
– Это еще зачем?
– Примерно как собака идет по следу. Она поможет мне отыскать бабушкин дух.
Ли Фань с вымученным вздохом стащила с пальца золотое кольцо и отправила его вслед за деньгами.
– Только смотри не потеряй.
– Это не я у нас тут вещи теряю, – невинно обронила Лин.
Ли Фань встала, посмотрела на свое пальто, потом на Джорджа, который тут же вскочил и кинулся ей его подавать.
– Ты только будь осторожен, Джорджи, – прошептала она громким шепотом, кивая в сторону Лин. – Она тебя, чего доброго, проклянет. Или нашлет сонную болезнь.
Улыбка Джорджа сразу же куда-то испарилась.
– Не шути с этим!
– А почему нет?
– Это к несчастью!
– Все это предрассудки! Мы теперь американцы.
И Ли Фань продефилировала через ресторан, нарочито неторопливо, чтобы все ее как следует разглядели.
Через ажурную ширму Лин смотрела, как вместе со свитой та беззаботно выпорхнула в зимнюю ночь. Ах, если бы им можно было сказать правду: мертвые-то как раз не прочь с ней поболтать – это живых Лин не жаловала.
Холодный ветер на всем скаку вырвался из-за угла Дойер-стрит, и зубы у Лин так и заклацали. Они с Джорджем шли домой, в сторону Малберри-стрит. Прачечные, ювелирные, бакалейные лавки и магазины импортных товаров уже позакрывались, зато всякие увеселительные заведения стояли открытыми – их пропитанные сигаретным чадом залы были заполнены деловыми людьми, старичьем, совсем зелеными новичками, буйными молодыми холостяками: все резались в домино и фан-тан; байки, шутки, деньги и городские амбиции так и кипели на поверхности пеной. Возвышаясь над крышами, молчаливым судией на них взирала колокольня церкви Преображения Господня, торчавшей на краю квартала. Троица туристов, слегка подшофе, вывалилась из дверей ресторана, громко обсуждая, что неплохо бы двинуть на Боуэри, вкусить всяких неправедных наслаждений, так и кишащих там, в тенях, под надземкой на Третьей авеню.
Рядом с Лин вприпрыжку скакал Джордж, вверх-вниз, вверх-вниз, будто бегун с препятствиями, каковым он, кстати сказать, и был. Для такого худышки он был на диво силен, этот Джордж. Лин не раз видела, как он таскает тяжеленные подносы, будто пушинку, да и бегать он мог без устали, милями; тут она ему даже завидовала.
– Ты слишком много денег берешь, вот в чем твоя проблема, – поделился, пыхтя, Джордж. – Другие пророки берут меньше.
– Так пусть Ли Фань к одному из них и идет. Пусть отправляется к этой идиотке с радио, к Провидице-Душечке, – бросила Лин.
Ли Фань могла сколько угодно болтаться по загородным клубам, но гадать-то она никуда за пределами квартала не пойдет, в этом Лин была совершенно уверена.
– Ты на что деньги-то копишь? – спросил Джордж.
– На колледж.
– А зачем тебе колледж?
– А зачем ты позволяешь Ли Фань помыкать тобой, словно собакой? – огрызнулась Лин, окончательно потеряв терпение.
– Ничего она мной не помыкает, – тут же надулся Джордж.
Лин ответила гортанным звуком, недвусмысленно выражавшим разочарование. Когда-то, давным-давно, Лин и Джордж дружили; она его вроде как защищала. Когда итальянские мальчишки с Малберри-стрит взяли моду подстерегать Джорджа по дороге в школу, она подстерегла их и заявила, что она, дескать, стрега-ведьма и проклянет их всех, если они не оставят китайчонка в покое. Поверили они ей или нет, неизвестно, но Джорджа гонять с тех пор перестали. Тот отблагодарил ее маковыми гоменташи из «Пекарни Герти», что на Ладлоу (они потом еще долго хохотали вдвоем, выковыривая из зубов крошечные зернышки). Но весь последний год Джордж становился все мрачнее, все беспокойнее – то и дело замахивался на то, что ему не по зубам. Связался вот с компанией Ли Фань, бегал с ними в кино на Стренд, послушно торчал на пикниках местной церкви, а то упихивался, как селедка в бочку, на заднее сиденье авто Тома Ки и катал с ними где-то по воскресеньям. Одной ногой в Чайнатауне, а другой – снаружи, за его границами; все какой-то лучшей жизни искал. Такой, где Лин места не было.
– Она тебя изменила, – сказала Лин.
– Ничего не изменила! – воскликнул он. – Это ты изменилась! Такая веселая была раньше…
Джордж замолчал, но Лин смогла бы и сама закончить фразу. Она отвела взгляд.
– Прости, – спохватился Джордж. – Я не то хотел сказать.
– Знаю.
– Я просто устал. Плохо спал прошлой ночью.
Лин чуть не ахнула.
– Да нет у меня сонной болезни, нет! – поспешно договорил Джордж и вытянул руки. – Гляди: ни ожогов, ни пузырей.
– Тогда в чем же дело?
– Мне сон приснился, такой странный…
– Это, наверное, потому, что ты сам странный.
– Ты хочешь про него послушать или нет?
– Давай.
– Удивительный сон! – голос Джорджа обещал чудеса. – Я был в одном доме, ну, знаешь, как у миллионеров на Лонг-Айленде, – вот только это был мой дом и моя вечеринка. Я был богатый и важный, и все вокруг смотрели на меня с уважением, Лин, представляешь? Не то что здесь. И Ли Фань там тоже была, – закончил он застенчиво.
– Прости, не сразу поняла, что это кошмар, – съязвила вполголоса Лин.
Джордж эту колкость проигнорировал.
– Все было такое настоящее – только руку протяни и возьми.
Лин рассматривала неровные края кирпичей, из которых были сложены стены.
– Мало ли что выглядит во сне настоящим. А потом ты просто просыпаешься.
– Но не так же! Может быть, это про новый год? Может, сон предвещает удачу?
– А мне-то откуда знать?
– Но ты же разбираешься в снах! – воскликнул Джордж, подскакивая перед ней, как мячик. – Ты умеешь в них гулять! Ну, давай! Он же должен хоть что-нибудь значить, а?
Еще немного, и он примется умолять ее сказать, что да, значит… В это мгновение она чуть-чуть ненавидела Джорджа – за наивность, за веру в то, что приятный сон может означать что-то другое, кроме бегства от реального мира, пусть всего на одну ночь, пока не забрезжит утро. А еще – в то, что если чего-то так отчаянно хотеть, то все непременно сбудется.
– Хорошо, я тебе скажу, что значит этот сон: он значит, что ты дурак, если думаешь, будто Ли Фань на тебя хоть посмотрит, когда Том Ки вернется из Чикаго. Можешь и дальше стелиться ей под ноги – она все равно никогда тебя не выберет, Джордж. Никогда.
Он стоял перед ней, совсем неподвижно – глубокая боль на лице ясно говорила о том, как хорошо умеют ранить слова. А ведь она даже не собиралась быть жестокой – только честной.
Глаза у него стали злыми.
– Жалко мне того беднягу, который по глупости возьмет тебя в жены, Лин. Никому не понравится полная кровать мертвецов каждую ночь.
И он зашагал прочь, бросив ее в двух шагах от дома.
Лин попыталась не пустить его слова внутрь, да поздно – они уже заползли в самую душу. Вот почему нельзя было просто оставить Джорджа в покое, а? Целое мгновение она хотела позвать его назад, попросить прощения – но он ушел слишком злой и все равно бы не услышал. Ладно, завтра она извинится. А сегодня у нее в кармане деньги Ли Фань и работа. Лин медленно двинулась к дому; каждая колдобина, каждый булыжник отдавались в спине. Высоко над головой теплые желтые окошки мерцали на фасадах, составляя странные городские созвездия. Другие окна зияли темнотой: за этими окнами люди спали. Спали и видели сны в надежде, что благополучно проснутся наутро.
Она на тебя, чего доброго, сонную болезнь нашлет…
А началось все с землекопов, снимавших в складчину одну комнатушку на Мотт-стрит. Несколько дней трое парней лежали себе в кроватях и спали. Доктора их и по щекам били, и холодной водой поливали, и по пяткам лупили – ничего не помогало. Не просыпались они, и все. Зато тело у них шло пузырями и мокнущими красными пятнами, словно что-то пожирало их изнутри. Ну, а потом ребята просто умерли. Врачи только руками развели – и перепугались не на шутку. C тех пор «сонная болезнь» забрала еще пятерых в Чайнатауне, а сегодня утром дошли слухи, что она перекинулась на итальянский участок Малберри-стрит и в еврейский квартал между Орчард и Ладлоу.
Компания золотой молодежи шла под ручку, перегородив всю проезжую часть – беззаботная, хохочущая… В памяти Лин всплыла сонная дорога, которой она ходила несколько месяцев назад. Там она вдруг оказалась нос к носу с блондинкой-флаппершей. Девица спала, но совершенно точно о присутствии Лин каким-то образом знала. Лин она сразу и понравилась, и напугала, будто они были давно потерявшие друг друга родственницы, которые взяли да и столкнулись внезапно посреди улицы.
– Тебя тут не должно быть! Просыпайся! – заорала на нее Лин, а потом вдруг закувыркалась сквозь ткань сна, все вниз и вниз, пока не очутилась в лесу, где меж деревьев мерцали призраки солдат. На рукавах у них был странный символ: золотое солнце-глаз, источающий одну-единственную, зубчатую, как молния, слезу. Лин частенько толковала с мертвыми во сне… но эти люди на привычных ей мертвецов были совсем не похожи.
– Что вам нужно? – спросила она, поеживаясь от страха.
– Помоги нам, – сказали они, и тут небо у них над головой взорвалось светом.
С тех пор Лин несколько раз встречала во сне этот символ, но что он означал, так и не выяснила. Зато узнала, кто была та блондинка, – все в Нью-Йорке теперь это знали: Провидица-Душечка.
Чувствуя привычную смесь из зависти и отвращения, Лин проводила хихикающих тусовщиц взглядом, потом вздохнула и зашла в дом. Проскользнув к себе в комнату, Лин положила аванс в фонд колледжа (помещавшийся в сигарной коробке, спрятанной в ящике комода под бельем). Два доллара составили приятную компанию уже обитавшим в фонде ста двадцати пяти.
В гостиной дядя Эдди дремал в своем любимом кресле. Китайская опера на фонографе уже доиграла; Лин подняла иголку и укрыла дядю пледом. Мама еще не пришла из церкви, где шила стеганые одеяла с другими женщинами, а папа еще час как не вернется из ресторана – это означало, что радио наконец-то в полной власти Лин. Вскоре убаюкивающее жужжание прогнало все ее тревоги. Голос диктора бормотал в динамиках, постепенно крепчая.
– Добрый вечер, леди и джентльмены, приветствуем вас у наших радиоприемников. Сейчас ровно девять – самое время для Пирса и его Мыльного Часа, c участием нашей изумительной Флапперши Фортуны, Провидицы-Душечки – мисс Эви О’Нил!
Провидица-Душечка
– …мисс Эви О’Нил!
Диктор, высокий мужчина с тонкими усиками, опустил листик с текстом. За стеклом кабины инженер ткнул пальцем в мужской квартет, сгрудившийся в студии вокруг микрофона:
– О-о-о, да, одаренная массой талантов из мира иного! – замурлыкал поверх ласкового гудения бэнда диктор. – Она называет себя провидицей, подобно ворожеям прошлого, но она – современная девушка от прически до маникюра. Кто бы мог подумать, что такие дарования обитают прямо у нас, в самом сердце Манхэттена – и в ангельском обличье такой очаровательной феи-крошки!
Оркестр смолк. Эви шагнула к микрофону со сценарием в руках и защебетала:
– Привет всем! С вами Эви О’Нил, Провидица-Душечка, готовая погрузиться в великое непознанное и раскрыть самые ваши заветные тайны. Так что надеюсь, мальчики и девочки, у вас есть для меня сегодня что-нибудь о-че-лют-но скандальное!
– Зачем оно вам, мисс О’Нил? – залопотал диктор.
Аудитория захихикала, маскируя шелест сценарных страниц в руках обоих ведущих.
– Не гоните коней, мистер Форман, – самым жизнерадостным тоном отбрила Эви. – Если что и способно как следует отмыть грязь скандала, так это наше патентованное мыло Пирса. Ни одно мыло на свете не справится с пятнами на вашей репутации лучше «Пирса»!
– С этим, мисс О’Нил, мы охотно согласимся. Если вам дорога ваша внешность, никакого другого мыла, кроме «Пирса», вам в жизни не понадобится. Это са…
– Эй, мистер Форман, вы так и будете сами всю ночь языком трепать? Или все-таки разрешите мне попрорицать немного для нашей изысканной публики? – закокетничала Эви.
Аудитория снова захихикала – все, как прописано в сценарии.
– Очень хорошо, мисс О’Нил. Итак, наш первый гость? Миссис Чарльз Рузерфорд, я так понимаю, вам есть чем поделиться?
– Еще бы! – Миссис Рузерфорд встала и двинулась к Эви, на ходу разглаживая юбку – хотя любоваться ею, кроме статистов в крошечной студии, было решительно некому. – Я принесла вот этот зажим для банкнот.
– Добро пожаловать к нам, миссис Рузерфорд. Спасибо, что сочли возможным прийти на Мыльный Час Пирса с нашей Провидицей-Душечкой, – «Пирс», мыло истинной чистоты. А теперь, миссис Рузерфорд, прошу, не рассказывайте мисс О’Нил ничего о вашем деле. Она сама извлечет ваши тайны из-за завесы непознанного, пользуясь исключительно своим сверхъестественным даром.
– Так что если вы ему еще не все выложили, миссис Рузерфорд, у вас есть шанс сделать это сейчас, – пошутила Эви.
Это, конечно, была подковырка, но мелкие пакости вообще хорошо удерживают внимание слушателей, разве нет?
– Ах, боже мой, – прыснула гостья.
– И кому же принадлежит этот зажим для банкнот? – c места в карьер ринулась Эви.
Миссис Рузерфорд зарделась.
– Это… моего… моего мужа.
Чтобы догадаться об этом, пророчицей быть не надо. Замужних дам почти всегда интересует исключительно, не гуляет ли их муженек налево.
– Итак, миссис Рузерфорд, как девочка девочке: что у вас там стряслось?
– Ну, видите ли, Чарльз в последнее время был ужасно занят. Все ночи проводил в конторе – только он и секретарша, больше никого, и я боюсь…
Эви сочувственно покивала.
– Не надо бояться, миссис Рузерфорд. Скоро мы докопаемся до правды. Не могли бы вы положить объект мне в правую руку, пожалуйста. Благодарю вас.
С видом заправского фокусника Эви накрыла правую ладонь левой и сжала руки, давая зажиму для банкнот время «расколоться».
– Ах ты, господи, – проворковала она, выныривая из легкого транса.
– Что там такое? Что вы видите? – засуетилась дама.
– Даже не знаю, стоит ли говорить, миссис Рузерфорд, – протянула Эви, специально нагнетая напряжение для радиопублики.