Пистолет под пояс, в самодельную кобуру. Два запасных магазина и три десятка патронов в карманы россыпью. Нож. Индпакет и жгут.
Когда она вышла на хоздвор, Костя уже ходил вокруг мотоцикла, как кот вокруг миски с кормом, разве что не мявкал.
– Товащ сержант!
– Вольно. Как тут?
– Номана! С ветерком вряд ли, но… Транспорт.
Костя объяснил, что мотоцикл называется «Сова 175», отечественный. Очень б/у, но состояние еще не совсем убитое.
– Мотор слабоват, – сказал он, – везет как бы 200 килограмм, но не по такой дороге и не после стольких лет эксплуатации. Но да, все лучше, чем пешкодралом…
Цвет у мотоцикла, когда-то красный, теперь стал бурый с серым. Вика сочла, что это даже хорошо: почти камуфляж.
– Маршрут сказали тебе?
– Сказали выполнять твои… ваши приказания, – парень покосился на некрупную группу провожающих. – Как обычно. И еще автомат не брать.
– Что взял?
– «Макарова» взял. Что было, то взял. Я не разведчик, чтобы пижонские штуки иметь. Ничего, я и им умею.
– Я помню. Патроны?
– Запасная и россыпь. Кинджаль, конечено, вах!
Провожающие мужики посмеялись: кураж они уважали. Только зампотыл мрачнел на глазах. То ли себя вспомнил молодым и здоровым, то ли еще что.
– Сухой паек дам по минимуму, без консервов. Фляга своя? Хватит? Или еще одну надо?
Вика взяла, сунула в рюкзак к термосу. Нет, ничего, не так уж и тяжело.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант. Мы отправляемся?
– Марш! Легкой дороги обоим. И тихо чтоб.
– Ох, спасибо…
– Давайте, бойцы, может, хоть вам повезет. А то или рукой штабу на все махнуть, или уже в Питер кому-то лыжи вострить, за носителем языка мушкетеров… Да назад потом, блин.
Вика кивнула, согласная со сказанным. Ага, эти все знают. Именно так: или махнуть рукой на возможную пустышку, или рисковать уже по-серьезному. Ну, любое задание нужно выполнять. Это конкретное – не хуже других. А то, что и они с Костей не хуже многих, это приходится доказывать.
Ну что, поехали? Рюкзак на спину, лямки уравновесить и подтянуть так, чтобы сидел как влитой. Покрутить бедрами, чтобы проверить, как держится кобура с тяжелым пистолетом. Затянуть шнуры в куртке, застегнуть молнии на карманах, оттянутых патронами. Костя молча и быстро делал то же самое, только рюкзак у них был один на двоих. Шлемов нет.
– На железку рули, тихонько.
На часах было полседьмого, нормально. Поехали. Она поерзала на неудобном сиденье, обхватила Костю за живот, и мотоцикл тут же дал с места. Сзади заливисто свистнули, это она еще услышала. А потом было уже ничего не слышно, только ветер свистел в ушах да все время что-то толкало в лицо. Даже на 30–35 километрах в час ощущалась каждая вбивающаяся в кожу песчинка, а ведь это была еще нормальная дорога, а не та убитая грунтовка, по которой они ходили к Рассвету и Ояти!
Ехать на мотоцикле было непривычно: страшновато и неожиданно весело. Трудно было наблюдать за окружающим, и на мозги непрерывно давило: в любой момент по ним могут пальнуть, а они и почувствовать ничего не успеют. В двух километрах от базового лагеря их проверил первый свой пост, в трех с лишним – второй. Потом, еще дальше, был парный секрет, и это все. До самого, наверное, Лодейного Поля не будет ни одного организованного отряда – только разрозненные мелкие группы и одиночки-инициативники, с которыми вообще ни у кого нет связи. Кто действует на свой страх и риск, не имея никакого снабжения «снаружи». И может только надеяться на то, что в их борьбе есть хоть какой-то смысл. Вот где настоящая храбрость…
У Рыбежского озера Вика похлопала напарника по груди. Тот сразу же сбросил газ и мягко остановился. Пять минут она потратила на объяснение того, что требуется делать: куда и зачем они двигаются и что везут, кроме чая. Костя Титов был фаталистом, да и вообще настоящим бойцом: приказы он не обсуждал. Если бы ему приказали ехать в монастырь под чужими прицелами, но там искать помощь в заполнении кроссворда – он бы тоже поехал, только ругался бы сильно. А так только кивнул. По требованию сержанта повторил задачу, подтвердил: если что, возьмет журнал и отвезет куда надо, предпримет соответствующие посильные усилия для выполнения, ну и все такое прочее. Можно было не сомневаться, что так он и сделает, если Вика погибнет или перейдет в категорию небоеспособных. Впрочем, во втором случае он скорее засунет журнал куда поглубже и будет ее вытаскивать. И она сделает ровно то же самое для него, вот что здорово.
До войны это не понималось. Тогда помочь человеку – это было что-то отдельное. Чем гордишься, за что ожидаешь или конкретной, или отсроченной благодарности. И удивляешься ее отсутствию. Здесь, когда вокруг враг, а рядом проверенные в деле свои, рисковать жизнью и даже прямо идти на смерть ради товарища – неожиданно оказалось обычным делом. Совершаемым без колебаний. Бойца, бросившего товарища в бою, переводили в хозвзвод: на дефицитное оружие стояла почти очередь тех, кто никогда так не поступит. Или тех, кто уверен, что никогда. Все это ее поражало. Год назад, полгода скажи кто Вике, что она будет вот так работать, воевать… Убивать врагов, оказывать первую помощь раненым и хоронить своих убитых… Что в неудачном выходе будет прикрывать вляпавшуюся тройку разведчиков огнем, не обращая внимания на нащупывающие ее саму сквозь ветки пулеметные очереди… Она бы покрутила пальцем у виска да забыла сказанное через минуту, как очевидный бред. «Детка, боевая фантастика не в этом отделе».
Сейчас она улыбалась, крепко прижавшись к спине везущего ее по разбитой дороге друга. Второго номера снайперской пары, в которой была старшей. Она была маленьким, но командиром. Командиром парня, с которым еще не спала, и вообще даже не собиралась спать, – но которого однозначно уже любила. Вот ведь угораздило…
Рыбежно они обошли: свернули на боковую дорогу и тащились по ней, пока дорога не кончилась совсем. Тогда Вика сориентировалась по солнцу и «чуйке», и километра полтора они двигались вообще без дороги: то по едва намеченной тропке, то просто виляя между деревьями. Дважды пришлось пересекать довольно широкий ручей, – причем, судя по всему, один и тот же. Но вообще было довольно суховато, и толкать мотоцикл, а самим идти ножками, пришлось не так уж долго. Вышли к грунтовке, снова покатили километров под 30 в час и почти сразу же наткнулись на нужную развилку. Ага, значит, вообще все правильно. Отсюда до Химучастка было всего ничего, а там до Рассвета прямая дорога – уже не заблудишься.
– Тпру, блин!
Костя резко сбросил газ и вильнул сначала вправо, потом влево. Вика тут же перестала мечтать, повернула лицо к ветру и оглядела местность, ожидая сжавшимся в горошину желудком пулю, которая вот сейчас войдет в ее тело.
– Ох… Ты видишь?
Ну да, она видела. Немногочисленные дома маленькой деревни стояли все в белых пятнах, различимых издалека. Оба отлично знали, что это такое.
– Осторожно вперед. Смотрим.
Они проехали еще полторы сотни метров и остановились. Не дожидаясь приказа, Костя заглушил двигатель, и сразу стало ясно, что стоит мертвая тишина. Или это у них в ушах глухо после езды? Вика помотала головой, но это не помогло: все равно было слишком тихо.
– Вперед.
«Сову» Костя оставил на дороге, потратив еще сколько-то секунд, чтобы вручную развернуть ее мордой в обратную сторону. Положил на бок, распрямился уже с пистолетом в руках.
– Ты влево, я вправо.
– Пошли.
Короткая перебежка – залечь и тише мыши переползти на 2–3 метра вбок. Поглядеть поверх прицела на пространство перед собой; дождаться, пока пройдут полминуты, требующиеся Косте, чтобы продвинуться вперед самому. Рюкзак Вике совершенно не мешал, но дыхания все равно не хватало. Вот и первый дом. Половина окон выбита, дверь цела. Бурые бревенчатые стены в многочисленных выбоинах, лучащихся ярко-белыми щепками. Откуда-то дальше несет горелым, но этот конкретный дом не горел.
Сдвоенный стук слева; ей даже не нужно поворачиваться – это дал сигнал ее второй номер, у которого все в порядке. Тридцать метров до следующего дома, ровно такого же. Попаданий в стены много, и располагались они бессистемно. Каждое отстояло довольно далеко от соседнего, в том числе и по высоте. И больно они были крупные для пуль. Что за хрень?.. Ладно, дальше…
Вика была здесь уже несколько раз, хотя всегда видела деревню лишь мельком, двигаясь мимо, обычно к проходящей западнее «железке». И дома тогда были целыми, и всегда в них кто-то жил: сколько-то местных, сколько-то пристроенных к делу беженцев из ближайших городов. Сейчас она увидела один сгоревший почти дотла дом и несколько побитых. И у покосившегося забора последнего дома, такого же, как остальные, – короткий ряд свежих могил. Пять штук, все под одинаковыми деревянными крестами. На всех уже подвядшие полевые цветы, у одной пустой граненый стакан и пустая бутылка из-под водки. На последней в ряду – измочаленная плюшевая игрушка: хомяк в шапочке и с морковкой в лапах.
Вику замутило. В глазах у нее потемнело так сильно, что она просто потеряла себя на мгновение или два. С трудом прогляделась, на неверных шагах отошла в сторону. Подошедший сзади Костя поддержал ее под оба локтя сразу, отвел еще дальше.
– Видел? – хрипло, совершенно чужим голосом спросила она. Ответа не было, да и не должно было быть – на такой-то вопрос.
Вика пришла в себя, сидя на лавке перед одним из домов. Кости рядом уже не было, но вскоре он подъехал, на том же самом своем драндулете. Остановился, заглушил двигатель, снова положил мотоцикл на бок. Не меняя выражения лица, достал из валяющегося у Вики под ногами рюкзака термос, свинтил колпачок, налил ей слабого чая. Когда зубы лязгнули о край, сержант поняла, что сейчас разрыдается. Нет, все удержалось внутри.
– Вертолеты, – негромко произнес парень. – Несколько штук, точно. Вчера. Мы не слышали.
– И пожара не видели, – подтвердила Вика. – Далековато… Хотя отсвет могли увидеть…
– Значит, не сильно-то и горело, – согласился он. – Долго, но не сильно. Вертолеты… Прошли, обстреляли… На том доме и с одной стороны выбоины, и с другой, и с третьей тоже – я смотрел. Значит, не просто на лету. Значит, обходили по кругу. Разок, может, обошли. Постреляли по людям – и дальше. Куда-то.
Вика бессильно выматерилась, снова стараясь сдержать слезы. Матерную ругань она освоила хорошо, но мат никогда не помогал ей так, как, очевидно, помогал мужикам. От этого тоже было обидно.
– Бессилие… – произнесла она вслух. – Боже мой, какое же бессилие…
– Надо нашим рассказать, – совершенно не в тон сказал ее второй номер. – Командирам, разведке. Они что-нибудь придумают конкретное. Ты же знаешь, какие они хитрожопые, а? Вик, ну не плачь! Не плачь, Викуля, держись. Они что-нибудь сделают, и мы оба пойдем. И Витьку с собой возьмем, и Фомку, и Босю, и Козлика – всех наших… Вика…
Она все-таки заплакала у него на плече, и плакала долго, минут пять. Костя гладил ее по волосам, плечам, целовал в затылок. Ничего плохого в этом не было, он был сейчас как брат. Причем старший, вот что странно. Она начала уже успокаиваться, когда увидела сквозь слезы ту же короткую улицу, в конце которой был ряд могил, – и захлебнулась снова, опять на минуты. А потом успокоилась как-то разом. По-житейски умный Костя был прав. Возможно, этот мелкий эпизод в тысячах эпизодов текущих месяцев заставит командование их несчастного маленького отряда оставить на день или два привычный тихий режим. Вызвериться и пойти убивать уже по-серьезному. Да, рискуя тяжелыми потерями, призрак которых висел над ними непрерывно. Но именно тут сержант осознала, что сама уже готова сказать себе «хватит». Что полностью готова стать той самой потерей, которая даст людям вокруг веру в лучшее, надежду.
Вытерев глаза рукой и всхлипнув еще раз, Вика пришла в себя окончательно и с некоторым усилием отцепилась от Кости. В его руках было удобно и тепло и так приятно, что снова подумалось о женском. О том, чему не время.
– Остальные ушли, как ты думаешь? – сказала она просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
– Да, конечно. Здесь человек пятнадцать точно жили. Не знаю, сколько коренных, а сколько беженцев, но… Ушли, конечно. Куда-нибудь.
– Тоже подтверждает, что с воздуха. Любое отделение здесь бы все зачистило… Всех бы сожгло…
Оба одновременно обернулись в сторону сгоревшего дома. Нет, точно нет. Тогда бы никто не стал бы хоронить нескольких погибших в нормальных могилах, с крестами. Не может быть.
Все же пришлось сходить и проверить, и вернулись к дороге они чуть успокоенные. Нормальное пожарище: среди черных огрызков досок валяются железяки, черепки от тарелок и чашек, стоит закопченая печь. Сгоревших здесь не было, успели выскочить.
– Давай, садимся. И так уже задержались. Поехали.
– Так точно.
Закусив губу, Вика приладила рюкзак и уселась на уже почти привычное место за Костиной спиной. Закинула вперед и сцепила замком кисти рук. Костя завел двигатель, и тишина сменилась треском и рычанием слабосильного двигателя. И вонь тоже появилась – она была сейчас почти приятной. Собаки чуют пропахшего бензином человека за километр с наветра. Разведчики, честно говоря, тоже могут. Это плохо. А сама вонь – неплохой запах. Гораздо лучше, чем гарь.
Очередное озеро Никольское – здесь таких Никольских было штуки три или четыре только в их ближнем радиусе. Речка Викшеньга, еще несколько безымянных речек и широких ручьев. Какие-то мосты и мостики в хорошем состоянии, какие-то так себе. «Козлик» еще пройдет, «Шевроле-Нива» – уже с трудом. Это спасение для местных: без хотя бы легкой брони каратели по округе стараются все же не шарить. Выберешь себе какой-нибудь удаленный хутор типа такого вот Химучастка, и можно некоторое время тихо жить… Пока не пролетит мимо по своим делам вертолет, пилоту и стрелкам которого захочется отвести душу в отпуске с востока. Или, может быть, потренироваться перед отправкой на восток. Ну-ну…
Неполный десяток километров до Рассвета они проехали без каких-либо проблем, небыстро и мирно. Поселок смыкался своей западной окраиной с несколькими другими, и все вместе это было довольно серьезно: несколько асфальтированных улиц, школа, остов магазина «Пятерочка». Железнодорожная платформа с выгоревшей стекляшкой кассы, автобусные остановки. У отряда совершенно точно здесь кто-то был, но ей явку по понятной причине не дали. И наоборот, рекомендовали не светить Костю с его транспортом. На сто процентов верное решение, что бы там она себе ни фантазировала.
– Не заблудишься?
– Иди ты…
– Термос оставь, хорошо? Тебя-то там напоят.
Они спешились еще до перекрестка с проходной шоссейкой, прошли вперед и некоторое время наблюдали. Но все было тихо: ни транспорта, ни людей. Вернулись, взяли мотоцикл и шустро прошли перекресток «пешим порядком». Свели транспорт чуть под горку по тропке, ведущей в сторону скопления домов и сараев у ближайшего изгиба Ояти.
– Вот здесь.
Костя указал на один из сараев с гостеприимно распахнутой двустворчатой дверью, и Вика шагнула вперед, принюхиваясь. Да, людьми не пахнет, техникой тоже. Пустота и пыль. Лучше бы сено, но он и так не замерзнет. Какая-никакая крыша, и от людей подальше.
– Ладно, паркуйся. Я не поздно постараюсь. По холодку. Думаю, даже поспать можешь, но…
– Угу. Ушки на макушке.
– Все верно. Давай.
Они привычно ткнули друг друга в плечи собранными в кулаки ладонями, и Вике в очередной раз показалось, что вот сейчас он ее все же поцелует, – но все опять осталось как обычно. Прошло.
До первого серьезного скопления домов с того же перекрестка было метров шестьсот. Потом еще столько же или больше – уже до настоящего поселка, центра местной культуры и цивилизации. Вика свернула направо, в сторону реки и двинулась к монастырю не по нахоженной дороге, а через лесополосу, разделяющую несколько частей поселка. Как местные, интересно, такое называют? Слобода, микрорайон? Она зыркнула на поглядевшего на нее из открытой калитки одного из домов пацана, и тот демонстративно отвернулся. Негромко гавкнула и тут же заткнулась собака, ей ответила другая, будто приняла эстафету. В другом дворе женщина развешивала на веревках разноцветное белье: видимо, стирала уже на ночь глядя. В третьем, после нескольких пустых, светились окна – привычным уже, мерцающим светом свечей. Пока она шла, довольно быстро стемнело, и к монастырю, в обход очередной группы домов, Вика вышла уже почти на ощупь, сомневаясь в себе и мысленно ругаясь. На краю поля – то ли монастырского, то ли совхозного – она капитально во что-то вляпалась и разозлилась на себя окончательно. Грязь здесь была суровая: в самый раз для русской деревни. Для глубинки, где сдохнет любой захватчик. Двести километров от второй столицы страны – и вот тебе пожалуйста – по щиколотку и выше самого натурального дерьмища. Но теперь она уже хорошо сориентировалась и вышла к монастырю с нужной стороны: не к главному зданию, а наоборот, к чему-то вроде хоздвора.