– Тем более не пущу!
– Знатных подарков зато тебе и детишкам накуплю, – богатырь поцеловал жену в лоб. – Трехстворчатое Свет-Мой-Зеркало тебе в опочивальню привезу, или Багровый Цветочек, а может даже и Пальму Первенства раздобуду.
– Да не нужны мне твои подарки и трюмо дурацкое подавно не нужно, – вздохнула Алинушка. – Зачем вдове в зеркало пялиться?! Наблюдать как чахну в одиночестве?
Перебор взял её за плечи и, отстранив от себя, заглянул ей в глаза.
– Ну, сама посмотри, какой из меня мертвец? – нежно улыбнулся он. – Пока у нас шестнадцать сорванцов и ладушек не будет, об этом даже не может быть речи. Я обязательно вернусь к вам. Даю честное богатырское слово!
– Ну почему опять ты? – вновь прильнула Алинушка к своему суженному. – Вон сколько у нас хлопцев на Рунии. Не хуже ведь смогут.
– Одни уже либо слишком стары, другие ещё молоды-зелены, – пояснил Перебор, хотя она всё это не хуже его знала – проходила статистику имеющихся «штыков» в разведшколе.
Если бы в тот раз не её любимый муж, Руния была бы захвачена её бывшими сородичами и, как пить дать, разграблена всеми кому не лень. Уж сильно тогда споили руничей, алкоголизировали княжество, мужское население чуть всё поголовно не деградировало от хмеля окаянного. Теперь же когда вроде всё наладилось, она и не представляла, откуда новая напасть пришла и в чём тут подвох: Лорд Фосфор погиб, интригана Крёстного Папаню отправили баклуши из чурбачков набивать, заменив на более адекватного и менее коварного. Ну не этого же, в самом деле, милого дьячка Архистраха Плутарховича подозревать (про Архиплута она даже и не подозревала). А может и впрямь ничего страшного, может её сердечко просто ревнует муженька, и так редкого «гостя» в родном доме, к его военным походам. Может ну их, эти предчувствия, пусть съездит, развеется.
– Так что, Алинушка? – вывел её из раздумья нежный голос благоверного богатыря. – Поеду я?
Она с нежностью провела по его заросшей курчавой бородой щеке.
– Чего уж там, поезжай, защита и надёжа наша, коли вызвался, – молвила Алинушка, но предупредила. – Только смотри мне там, не забалуй: с сиренами и русалками не заигрывай, а то утопят, нет, сама утоплю; к куртизанкам, этим жрицам любви, не соваться; с нимфами и грациями не зубоскалить, с музами не любезничать. Узнаю, всем плохо будет: тебе бороду, а им космы повырываю. Ты меня знаешь!
– Ну что ты, лебёдушка моя, в самом деле! – огладил бороду, Перебор Светлогорыч, усмехаясь. – О каких куртизанках может идти речь? Ты у меня одна, словно на небе луна.
– Я тебя предупредила, – строго глянула на мужа Алинушка.
– Ладно, уговорила, к бабам ни ногой, – лукаво прищурился богатырь, и легко поднял жену на руки. – Только давай-ка, голубушка, тогда, на всякий случай, ещё один злободневный вопрос уладим.
С этими словами Перебор Светлогорыч понёс свою невесомую супругу в опочивальню. Та и не вырывалась из его могучих рук, знала, бесполезно.
На сём первый акт данной главы заканчивается.
Добро пожаловать ко второму акту.
Перебор Светлогорыч с утра пораньше покормил отборным овсом Приорушку, лошадку свою богатырскую. Расчесал ей златую роскошную гриву, элегентно свисавшую чуть ли не до земли, заплёл ей у уха тонкую косицу, поправил чёлку, и, сделав комплимент – «какая ты у меня красавица, не богатырская боевая лошадь, а зоомодель, никак не меньше», – пошёл управляться дальше.
Удивлены, что у богатыря рунийского не конь-огонь, а кобыла под седлом? Согласен, не «бабское это дело, воевать», так и Перебор Светлогорыч не раз говорил, когда ещё годовалая Приорушка, глупым стригунком бегала за ним по пятам. Баловал её богатырь, исключительно по доброте душевной: то сахарком, то свеколкой угостит. А несмышленая лошадь, решила, что приглянулась богатырю именно в качестве вспомогательной боевой единицы.
В общем, не отставала бойкая кобылка от Перебора, а другим коням, даром что самцы-удальцы, не позволяла отираться рядом с богатырём (всякий конь за честь считал под седлом настоящего богатыря службу нести, вот они и пытались подмазываться). Такой нагоняй им «девка» устраивала, что у кандидатов в богатырский кони, отпадало всякое желание становиться не только боевым скакуном, но даже обычным военно-обозным тягловиком. В общем, добилась Приорушка своего – не мытьём, так катаньем, да ещё каким катаньем! Перебор, когда в первый раз сел на неё, посмеивался в бороду, мол, сейчас лошадка под ним присядет на все четыре ноги и оконфузится «бабёнка». А та, не то чтобы не присела, ещё и понесла его галопом по кольцевой – только пыль столбом. По окончании ознакомительного тест-драйва, богатырь понял, что другого коня, лучшего, чем эта сноровистая кобылка, ему не сыскать. Так и зачислили Приорушку в богатырские скакуны. И с тех пор во все походы Перебор ездил исключительно на своей любимице.
Вот вам и «кобыла»!
Ну да ладно, вернёмся в настоящее.
Перебор Светлогорыч, пока мы с вами его лошадь обсуждали, уже успел и курам проса насыпать, и борову ботвы накрошил, сторожевых волкодавов объедками побаловал, бурёнкам сена в хлев наносил.
Управившись по хозяйству, собрал он свои походные пожитки и наготовленный женой продпаёк в дорожный мешок. Надел кольчугу с золочеными бляхами на плечах и груди. Снял со стены именной меч из стали высшего качества марки «супербулат», в расписных ножнах с вензелями, подаренный ему туртульскими кузнецами-умельцами. Опоясался им. Водрузил на свои русые кудри шишак. Поглядев на своё отражение в кадке с водой, довольно крякнул («красавец-мужчина!») и вышел из терема.
Вернувшись в стойло, Перебор нацепил на лошадь седло, подтянул ремни, надел уздечку, поправил сбрую и, приторочив мешок к седлу, вывел Приорушку на двор.
На крыльце уже стояла супруга с младшеньким Олешкой на руках. Заспанный сынишка был без штанишек, в одной белой рубашонке-распашонке.
– Кстати ты не знаешь, куда Савко запропастился? – спросил Перебор, принимая на руки сынишку.
– Забыл что-ли? Савко со старшими в летнем лагере юных дружинников на Селикогелере, – постучала указательным пальчиком богатырю по шлему Алинушка. – Уже неделю они там загорают.
– Верно! – вспомнил Перебор. – А то я думаю, что в доме так тихо? Ну, ничего, пусть лучше за детьми смотрит, а я сам справлюсь.
– Горе ты моё луковое, героическое, – стоя на третьей ступеньке перед мужем, Алинушка всё равно встала на носочки, чтобы дотянуться губами до губ мужа. Поцеловав любимого, она смущённо добавила. – Чую я у нас скоро одинадцатый сорванец будет.
– Вот так новость! – улыбнулся Перебор и подкинул вверх годовалого Олешку. – Так-то сынуля! Скоро у тебя ещё братишка или сестрёнка появится!
Прижав к груди сына, богатырь потянулся к жене и в ответ сладко поцеловал её в вишнёвые губы.
Первые солнечные лучи окрасили деревянных петушков на крыше терема. Город начинал просыпаться, а значит, скоро появятся окаянные «пробки» на мостовых.
– Ну, всё, пора мне! – протянул сына жене Перебор Светлогорыч. – Выеду из града, пока давка не началась.
– Обожди-ка, дорогой муженёк! – спохватилась Алинушка и поднялась в терем. Спустя минуту она вернулась, держа в руках свёрток. – Вот! – протянула сверток, – Эти волшебно-магические енциклопедии надо завезти волхву Перломудру. Давно обещала вернуть, да всё забывала.
– Алинушка! Мне же совсем в другую сторону, – попытался отвертеться от попутного задания, богатырь.
– Знаешь, что, дорогой, для князя ты готов на край света тащиться, а родная жена попросила, так ему, понимаешь, «в другую сторону», – с пол-оборота «завелась» и начала «пилить» мужа Алинушка, что тебе «Дружба». – Такой пустяк и то для меня тяжело выполнить. Ничего страшного, для богатыря тридцать вёрст не крюк. Отдай ему лично в руки, чтобы не пропали. Заодно и передай старику, чего это он давненько не заходит к нам в гости. Скажи мол, по его крылатым перлам соскучились.
– Всё! Замётано! Заеду я к твоему волхву! – сунул свёрток в мешок, Перебор и ловко вскочил в седло. – И привет передам, и приглашение, – свесившись с седла богатырь поцеловал жену в лоб и пришпорил Приорушку, прочь со двора: не любил он эти жинкины сценки.
– Береги себя, сокол мой ясный! – крикнула ему вслед Алинушка. – Скорее возвращайся, мы будем ждать тебя.
Богатырь помахал ей на прощанье рукой и, выехав за ворота, свернул в сторону выезда из стольного града.
Оставшись одна с ничего ещё не понимающим ребёнком на руках, Алинушка еле сдержалась, чтобы не всплакнуть, как это делали украдкой все богатырские жёны, провожая мужей в дальние походы.
И всё-таки что-то ей подсказывало, что не стоило отпускать Переборушку в чужедальнюю сторону. Веяло бедой от этой разлуки. Чуяло влюблённое сердечко тоску безотчётную, пусть и ничего конкретного, но всё же.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Старый волхв Перломудр жил, как и полагается волхвам его категории, убеждённым отшельником-аскетом. У него не было семьи, не было учеников и последователей – волхв любил одиночество. Свой скит он редко покидал, ещё реже появлялся в городе. И не потому что далеко шкандылять, а всё по той же причине, не любил большие, да и малые, скопления людей. Изредка выбирался, да и то чтобы повидаться с богатырём и его доброй семьёй, уж больно полюбились они одинокому старику. Последнее же время так и про Перебора с Алинушкой, казалось, позабыл волхв, не заглядывал. Хотя весточку с сороками изредка отправлял, дескать, не волнуйтесь, жив и здоров покамест, просто дела кой-какие имеются.
В свою очередь богатырь, его супруга и детвора их тоже любили старца. Он всегда странно изъяснялся, не так как все остальные люди. Алинушка искала в его словах и выражениях некий потаённый смысл, а Перебор с детьми, не мудрствуя лукаво, просто веселились его крылатым фразам. Что и говорить, не зря его нарекли Перломудром родители, словно заранее ведали, кто из него получится.
Вот ради какого интересного человека нынче делал небольшой крюк, Перебор Светлогорыч. Свернув с просеки на едва заметную тропинку, богатырь ещё долго петлял по дремучему лесу, пока не выехал на небольшую поляну, на краю которой была вырыта скромная землянка Перломудра.
Подъехав к скиту, Перебор обнаружил на двери землянки амбарный замок и свёрнутую трубочкой берестяную записку, подоткнутую под него. Развернув записку Перебор с трудом разобрал корявый «врачебный» почерк Перломудра (как и все волхвы, старец промышлял в перерывах между философствованиями, целительным знахарством). Записка гласила: «Меня нет, а на нет и суда нет. Буду долго ли, коротко ли, не ведаю сего. Можете подождать, если можете ждать. Ежели уж невтерпёж, ищи меня, тогда найдёшь у Матушки Йогини и воздастся вам».
Ах, прыткий старик! У Йогини значит отирается. Вот значит, какие у него «кой-какие дела». Перебор вернул записку на место и развернул Приорушку в сторону зачарованного дуба Матушки Йогини. Обещал ведь супруге «лично в руки» передать книги. Да и Матушку Йогиню попроведать не помешает, а то неудобно даже, не навещал добрую старушку после того случая, когда она его с того света вытащила. Совсем, увалень бестолковый, забыл про свою спасительницу.
Уже под вечер Перебор Светлогорыч добрался и до её полянки. Зачарованный дуб, опутанный цепями, стоял, не шелохнувшись. Даже листья на нём, казалось, замерли, не реагируя на озорничавший вокруг дуба ветерок. Кто-то за ним рубил хворост.
Неужели Перломудр за топор взялся? Или это Матушка Йогиня сухостой на лучинки тешит?
– Есть кто дома? – стараясь не напугать стариков, осторожно поинтересовался богатырь. С возрастом и у ведунов от испуга инфаркт может случиться.
Звуки топора стихли. Послышался шелест сухой листвы под ногами идущего из-за дуба человека. Ещё несколько шагов и Перебор различил в полумраке огромное существо с большими рогами на голове.
«Бесовщина! – пронеслась первая мысль в голове Перебора, а за ней вторая и сразу третья. – Доигрались старики в медиумов! Демона вызвали!»
Третья мысль только оформлялась в голове Перебора, а богатырская рука уже выхватила кованный из «супербулата» меч, а ноги уже пришпорили коня в атаку, а в чресла выплеснулся боевой адреналин. Перебор обрушил на «демона» первый удар меча, едва не выбив из его могучих лап топор, которым «порождение Пекла» пыталось защититься. Уже занес меч для второго разящего удара, когда услышал человеческую речь из уст тёмного существа, и не о пощаде оно молило.
– Эй, браток, ты чего тоже с дуба рухнул? – крикнул «демон», держа топор перед собой и пятясь назад. – Погоди драться! Давай поговорим как цивилизованные люди.
Этот относительно спокойный голос произвёл впечатление на Перебора Светлогорыча. Повременил он рубить, но меч держал занесенным над головой рогатой твари.
– Мы люди бедные, денег у нас нет, – заявил «демон». – Живём с бабушкой, никого не трогаем. Не бери грех на душу. Лучше будь нежданным, но дорогим гостем в нашем доме.
От такого «демонического» признания Перебор и вовсе опешил. А тут ещё на шум выскочили из дуба Матушка Йогиня и чаёвничавший у неё волхв Перломудр.
В рассеянном свете, вырывавшемся из дверного проёма, богатырь разглядел на месте показавшегося ему «демона», крупного мужчину с рогатым варварским шлемом на голове. Дела!
– Что за шум, а драки нету? – подслеповато прищурилась Йогиня. – Скотти, внучек, хто это к нам пожаловал?
«Внучек» только кивнул в сторону восседавшего на коне богатыря: он и сам не понимал, кто это к ним пожаловал и почему этот «кто-то» ни с того ни с сего напал на него.
– Тю! Так это же Славный Малый Перебор Светлогорыч, богатырь рунийский, собственной персоной к нам заглянул, в кои-то веки, – разглядела старушка пришельца. – А это вот внучек мой Скотти, – представила она богатырю верзилу в шлеме, – Да убери ты свой меч, Переборушка. Всё никак не навоюешься. Иди я тебя обниму.
Перебор виновато посмотрел на Скотти-варвара, и пожал плечами, мол, извини, браток, обознатушки вышли. Поняв, что это не разбойник, а хороший знакомый его бабушки, варвар дружелюбно улыбнулся в ответ.
Вернув меч в ножны, богатырь соскочил с коня и, выйдя на свет, поклонился старикам.
– Совсем взрослый стал, возмужал, слов нет, – оглядела Матушка Йогиня богатыря. – А мы всё стареем, стареем. Совсем плохо вижу, милок, – посетовала она на «гады-годы» и, присмотревшись, добавила, – Вон у тебя, Переборушка, пылинка в бороде застряла. Смахни.
Ну, с таким зрением, удовлетворённо предположил Перебор Светлогорыч, Матушка Йогиня ещё лет триста слепнуть будет.
– Сколько осен, сколько вёсен, – верный своей манере выражаться, распахнул объятия волхв Перломудр. – Не стой истуканом капищным, Переборушка, обнимемся скорей давай, да только деда не сломай.
Обняв старика и пожав крепкую руку «внучка», Перебор извинился за устроенный им переполох, поведав, как в темноте принял Скотти за рогатого демона, чем рассмешил всех присутствующих и самого варвара, жизнь которого ещё пять минут назад висела, в буквальном смысле, на волоске.
– Ну чего на улице стоять, милости просим в дом, – пригласила старушка нового гостя и старого. – Подкрепимся, что пращуры послали.
Только дверь захлопнулась за людьми, как дуб слегка покачнулся, словно дух перевёл и опять замер.
В свете лучины Скотти-варвар уже более внимательно осмотрел рунийского богатыря. Кого-то он ему смутно напоминал.
– Мы с тобой нигде не встречались? – поинтересовался варвар у Перебора, на что тем был дан категоричный отрицательный ответ.
– И всё же у меня такое ощущение, что я тебя где-то видел, – не отставал Скотти. – Однозначно, видел.
Матушка Йогиня и Перломудр понимающе переглянулись и вздохнули.
Дело в том, что после того как Матушка выходила упавшего с неба Скотти, вернув его практически с того света, оказалось, что мёртвая вода вышибла бедному варвару весьма приличный кусок памяти. Всего-то он помнил, что зовут его Крупный Рогатый Скотт, а его коня Конанифал, и что его когда-то «целовали облака, слегка». И всё на этом. Матушка Йогиня, подарив ему вторую жизнь, взяла на себя смелость и придумала варвару прошлое, в котором она была его любящей бабушкой – уж больно хотелось ей внука. Удовлетворившись имеющейся информацией, Скотти-варвар зажил тихой жизнью вместе с «бабулей», помогая ей по хозяйству и, сам того не ведая, держал со своим топором в страхе зачарованный хулиганистый дуб. Так вот и жил он, правда иногда начинал тревожиться: ему казалось, что он что-то или кого-то начинает вспоминать, но всегда это была «ложная тревога». К грустной радости Йогини ничегошеньки он так и не вспомнил.