Неловко махая катаной, я чуть не отрубил себе ухо. Дерьмовый из меня самурай. Не оружие делает человека воином, а воин делает сталь оружием. Да и чего можно хотеть от человека, который последний раз держал в руках меч лет двадцать с гаком назад, причем меч был деревянным, впечатления от Вальтера Скотта свежими, а противником была висящая на вешалке шуба. Из того боя я вышел победителем.
Уклоняясь от мельтешащей вокруг стали, я споткнулся об искромсанное тело франта и оказался лицом к лицу с противником. На меня хищно уставились глубоко посаженные глаза, словно гипнотизируя. Презрительно искривились губы на костлявом лице. Чудом успеваю заметить падающий на голову меч и прыгнуть в бок одновременно махнув катаной в сторону врага. В его глазах промелькнуло удивление. Черный мундир осел на песок, зажимая ладонью распоротый живот. От ужаса содеянного я заорал и начал, не глядя махать катаной налево и на право. Кажется, я даже глаза закрыл, чтобы больше не видеть крови и выпадающих на песок внутренностей.
Боже, я убил человека! Пусть он и не совсем человек… нет, не такой человек как я… нет, он просто человек из другого места. Да какая к черту разница кто он. Я убил!
От осознания того, что я совершил, я закричал.
– Все, Димыч, – услышал я сквозь свой крик Тимохи. Крепкая рука выдернула у меня оружие. – Я заберу пока… А то поранишься. Потом отдам. Обещаю.
– Я.. я.. уб… уби…
– Все. Все закончилось. Успокойся. Ты был молодцом – жив остался. Это и так много. Ты прости, я так закрутился с двумя последними, что потерял тебя из виду. Не ранен?
– Я… я убил, – прошептал я, глядя на свернувшийся калачиком в луже крови черный мундир.
Тимоха проследил за моим взглядом и хлопнул по плечу так, что я чуть не упал:
– Молодец. Не ожидал… Катана в надежных руках. – Он протянул мне меч. – Носи с честью воин.
Песок арены был устелен трупами. В живых остались кроме меня и Тимохи викинг и великан в одежде из шкур. Великан волочил раненую ногу, а Тимоха и викинг были настолько забрызганы кровью, что трудно понять ранены ли они.
В глазах сбившихся в кучу женщин, стариков и детей светилась надежда.
Лиля, стоя на коленях, рыдала от радости, а Прыщ стоял рядом с разинутым ртом и машинально протирал краем футболки стекла очков.
Старичок в инвалидном кресле беззубо улыбался и махал нам флажком.
Над ареной царила тишина.
Публика недоуменно смотрела на неподвижные тела в черных мундирах. Они ожидали явно не такого хода событий. Налицо нарушение привычного регламента увеселительного мероприятия. Сценарий «бац-бац и в дамках» у черных мундиров на этот раз не прошел. Противник зубастый попался с повышенной тягой к дальнейшему существованию.
С высоты стеклянного утеса на нас недовольно взирал человек в мантии. От его взгляда заломило в висках и появилось чувство, что кто-то рассматривает меня изнутри, копается в моих мыслях.
Викинг вскинул вверх окровавленный топор и закричал толи, выражая радость победы, толи, требуя еще крови. И было в его крике столько жажды жить, что я невольно заорал сам что-то несвязное, вскинув катану навстречу чужому небу. Рык великана и Тимохин «Виват» подхватила толпа «гладиаторов».
Зрители недовольно зашептались, с опаской поглядывая на ложу.
Человек в черной мантии жестом подозвал одного из охранников и указал пальцем на нас. Воин кивнул и одним прыжком оказался на арене, погрузившись в песок по щиколотки.
– Ого, – озадаченно пробормотал Тимоха, делая шаг назад, – Люди так не прыгают. Никакие кости не выдержат. Тут метров двадцать.
– Двадцать пять, – сказал подошедший Ильич. – С половиной. Он еще и не такое может.
– Кто он? – спросил я, разглядывая черные доспехи поражающие своей идеальностью.
– Гвардия. Элитный отряд личной охраны императора. Как вы говорите – зе бест оф зе бест.
– Его холуи? – я ткнул пальцем в сторону трибуны. – Большая шишка?
– Да. Он любит бои смотреть. Кровь обожает. Проигрыша не приемлет. Как бы не сложилось, но любыми правдами и неправдами слуги императора победят. По-другому не бывает.
– Ваша осведомленность меня поражает, – сказал я. – Не могу дождаться, пока у нас появится свободная минутка поболтать в более благоприятной обстановке. Список вопросов все длиннее, а желание дать в морду все больше. Даже не знаю с чего начну…
– Зубы режутся, Дима? Первая кровь меняет характер.
– Не люблю, когда меня за нос водят. А вы ведь именно этим и занимаетесь?
– Пей, – вместо ответа ткнул мне в руки флягу Ильич. Наши соратники наблюдают за лениво приближающимся воином и не видят этого.
– Зачем? Чтоб веселее помирать было?
– Пей, кому сказано. Веселее не будет, но храбрости добавит. Может и до моего лица кулак дотянется.
– Храбрости это хорошо. Ее-то мне как раз и не хватает, – бормочу, отхлебнув из фляги. – Фу, ну и дрянь. Ильич, вы уверены, что это вообще бренди?
– По старому семейному рецепту. Ты даже не представляешь, сколько лет этому напитку.
– Все-таки самогон, – облегченно вздыхаю я. – Судя по запаху из свеклы и настоянный на всяких зверобоях, мать и мачехах и ароматизаторах а-ля ванилин идентичный натуральному.
Ильич лишь улыбнулся в ответ
– Приготовьтесь! – крикнул Тимоха, вскидывая меч. – Возьмем его в клещи и нападем с трех сторон. Димыч, держи мою спину. Он прыгает как кузнечик. Если что – кричи. Под меч не лезь. Ты, рыжий, с топором – заходи справа. Дикарь – слева. Бить в полную силу. Расколем его как орех.
Великан и викинг стали рядом и с опаской поглядывают на врага. Не думаю, чтобы они поняли речь Тимохи, но интонации были весьма однозначными. Лидер не тот, кто сильнее, а в ком уверенности больше.
К нам подошли Лиля и Прыщ. Он шел, старательно обходя изрубленные трупы и переступая через лужи крови. Когда у его ног зашевелилось чье-то тело, Прыщ побледнел, но сумел удержать себя в руках.
– Лиля, зачем ты пришла? – спросил Тимоха, с обожанием глядя на девушку. – Здесь опасно.
Даже сейчас грязная, измученная, в рваной блузке уже неопределенного цвета, сбитыми неприкрытыми шортами коленками она была для него идеалом.
– Мы решили, что должны быть с вами рядом, – сказала Лиля. – Правда, Сережка?
Прыщ согласно кивнул и с неприязнью посмотрел на меч в своей руке.
Вскинув на плечо утыканную шипами булаву, великан, волоча ногу, двинулся навстречу врагу.
Взревели трибуны. Публика все же надеялась получить то, зачем пришла.
Я даже не успел заметить, как гвардеец обнажил меч, а голова великана уже упала на песок и покатилась к нашим ногам. Он даже не успел понять, от чего умер.
Прыща стошнило.
Викинг озадаченно подергал себя за косичку, глядя в изумленно распахнутые глаза великана. Обернувшись к нам, он развел руками и, понурив голову, отошел в сторону, что-то бормоча на своем языке.
– Вот тебе и раса неустрашимых берсерков, – хмуро сказал я, глядя на спасовавшего викинга. – Спекся. Это тебе не на драккарах вооруженной толпой налеты на мирные деревни совершать и геройски баб портить.
– Моя сила пыль по сравнению с его скоростью, – медленно произнес Тимоха, не спуская глаз с врага. – Но я попробую.
– Тимошенька! – Лиля на мгновение прижалась к его широченной спине и тут же отстранилась, словно застыдившись проявления чувств.
– Я тебя никогда не забуду, – нежно сказал Тимоха, не оборачиваясь. – Прощайте.
– Б-б-бывай, – пролепетал, вытираясь, Прыщ. Его трясло так, что меч выпал из рук. – Дурень.
– Тимоха, не дури. Ты ему не ровня. Он же тебя в капусту… – ухватил я его за рукав, пытаясь остановить.
– Кто-то должен, – сказал Тимоха, освобождаясь от моей руки. – Больше некому.
– Твой ход, – легонько толкнул меня в спину Ильич. – Не дай им погибнуть.
Я только собрался сказать ему, что мой следующий ход в могилу, как вдруг окружающий мир стал размытым, словно акварельная картина, которую облили водой. Голова закружилась, и стало очень нехорошо. Я только было хотел присоединиться к процессу Прыща, так сказать сообразить на двоих как кто-то выключил свет.
Вокруг зазвучали голоса говорящие на странном квакающем языке. Раздается смех и с моих колен спрыгивает мальчик лет десяти. Осмотрев себя с удивлением и недоверием, он радостно засмеялся и захлопал в ладоши. Поклонившись, он выбегает из рубленой избы и присоединяется к стайке сверстников седлающих во дворе свинью. Женщина в простой крестьянской одежде со слезами падает к моим ногам и целует пыльные сапоги цвета золота. В углу, вытирая тыльной стороной мозолистой ладони глаза, стоит коренастый мужчина в грубой куртке. У его ног тяжелый топор лесоруба. Их сына порвал на окраине деревни волк. Мальчик нес обед отцу и старшему брату. Он должен был умереть… Взглянув на раны деревенский целитель только покачал головой и покинул избу. Мальчик заслуживал на жизнь – я пришел.
Встаю с колченогой лавки и выхожу во двор. Мальчишки приветственно машут руками, а работающие у кузницы крестьяне почтительно кланяются. На их лицах смесь страха и уважения. Они еще помнят, как год назад я наказал у таверны конокрада. Мы суровы, но справедливы.
– Мы суровы, но справедливы, – шепчу я, чувствуя как внутри словно пружина сжимается.
Оттолкнув Тимоху, я двинулся вперед.
Сталь встретилась со сталью. Катана чиркнула искрами, отражая смертельный удар в шею. Я не великан, и так просто с головой не расстанусь.
Противник замер в выжидательной позиции, с занесенным для удара прямым мечом.
Я восхищен его молниеносной грацией. Убивать тоже своего рода искусство.
Атака.
Я не вижу, а чувствую стремящееся в сердце лезвие. Миг и оно пронзит меня насквозь.
Движения гвардейца настолько быстры, что человеческий глаз их не в силе заметить.
И снова катана парирует выпад.
С шелестом тускло-черное лезвие скользит плашмя по джинсовой ткани на моем плече. Точно бритвой срезанная пуговица на рукаве ныряет в песок.
Мы замерли друг напротив друга, ожидая очередного хода. Сквозь узкую прорезь шлема меня пристально изучают глаза, в которых нет ничего человеческого.
На трибунах такая тишина, что я слышу нервное дыхание коллег за спиной.
– Катану тянуть на себя нужно, – шепчет, сжимая рукоять меча Тимоха. – Она не рубит, а режет.
Император с неподобающей для статуса прытью вскочил с трона и бросился к перилам ложи. Его глаза словно пытаются прожечь меня насквозь. На хищном властном лице – ненависть. Ненависть ко мне.
Надо же, сегодня знаменательный день – я персонально удостоен монаршей ненависти. И чего ему злиться? Ну, сумел я отразить пару ударов одного из лучших холуев. Правда, сам не знаю, как это получилось. Не числилось раньше за мной подобных талантов… Да и вообще никаких не числилось.
Неожиданно из-за спины на меня обрушилось двое. Схватив под локти, они умело заломили руки и потащили меня назад.
– Предатели, – зарычал я, зная, что за спиной только свои. – Кто вы? Покажите лица подонки! Назовитесь уроды! Тимоха бей предателей!
Чем сильнее я сопротивлялся, тем больнее становилось суставам рук.
Полный бессильной злобы по поводу вероломного предательства и профессионализма самих предателей, не каждый вот так запросто сможет руки заломить так, чтобы даже шевельнуться больно было, я все-таки нашел в себе силы не выпустить меч. Это единственно чем я мог гордиться в текущей ситуации.
– Не сопротивляйся, – услышал я крик Ильича. – Они за нас!
Пока «те, кто за нас» тащат меня, как мешок картошки, любуюсь прыгнувшей со зрительских трибун девушке со шрамом. Крутанув сальто, она оказалась между мной и гвардейцем. Я б так не смог. Только если б с катапульты… и не смотреть на приземление… Конечно, прыжок у нее получился неровня моему противнику. Гвардеец дрался и двигался как нечто необъяснимое – естественно, молниеносно и грациозно. Так естественно сносит разбушевавшаяся весенняя река препятствия на своем пути. Молниеносно выбрасывает язык саламандра, быстрее, чем успеешь глазом моргнуть. Грациозно выгибается перед смертельным для жертвы ударом богомол.
А девушка – как отлично вымуштрованный боец, тупо и решительно. В общем замечательно как для человека.
Вслед за ней прыгают четверо парней в белой крестьянской одежде и бегут к нам. Их лица серьезны и решительны. Еще двое отпустили мои руки, и предусмотрительно отскочили назад, с опаской поглядывая на катану. Холщовые рубахи с широкими рукавами и широкие штаны, а-ля шаровары, заправленные в короткие сапоги, с трудом маскируют мускулистость бойцов. А ребята-то не простые. Качки. Крестьянский спецназ? Местный аналог крестьян-ниндзя как противовес тирании императора и его самураев? История везде одинакова, даже в других мирах.
Массируя поочередно локти, я удостоил их самого сурового взгляда, на какой был способен. Сработало – парни отскочили еще дальше и решительно вскинули мечи.
Спасители, блин. Чуть калекой не сделали. Теперь раньше старости буду ревматизмом локтей мучится.
На их лицах ни тени испуга, лишь желваки гуляют. И огонь безмерной веры в глазах. Оп-па, да тут фанатизмом попахивает… Вот это мне совсем не по нраву. Где фанатизм там, как правило, много, очень много невинной крови. Хотя, в местном бедламе жизни и так цена пятак.
Девушка не сводя глаз с гвардейца, медленно пятится назад – к нам. Тот застыл черным изваянием, опершись на меч. Взгляд направлен на меня. В нем нет ни ненависти, ни злобы, только интерес. Я внес разнообразие в его однотонную жизнь, заставил почувствовать азарт боя. Нарушил типовой сценарий – «один взмах один труп». Представляю, насколько это скучно – вступать в бой заранее зная результат. Но с другой стороны – спокойно и стабильно доживешь до пенсии.
Держа перед собой меч, шаг за шагом девушка приближается ко мне. Вот она уже рядом.
А она ничего. Редко встречающийся типаж.
– Ты? – чуть не упала девушка, взглянув на меня. – Это ты?
И был в голосе столько тепла и любви, словно мы не один год вместе.
– То, что я, это точно.
– Не может быть, – встряхнула она головой, словно сбрасывая наваждение. – Невозможно.
– Отходи назад, – не оборачиваясь, сказала она. – Я прикрываю. В бой не вступай.
– Йесс, мем, – браво козырнул я. – Будет исполнено.
Она только хмыкнула и удостоила пренебрежительным взглядом.
Стерва, сто процентов… Знаю я такой взгляд… На третий день начинают – «ой у тебя так грязно, прибраться бы надо, а я пока в парикмахерскую схожу», «кружок поднимать надо когда пи-пи ходишь». Да ну их. Это моя грязь и мой кружок и делаю с ними что хочу.
– Это свои! – Ильич перехватывает руки Тимохи, не давая замахнуться мечом. – Свои!
Тимоха зашипел от боли и выронил оружие:
– Ильич, вы мне чуть руки не сломали. Откуда в пожилом человеке такая сила?
– Откуда и у тебя.
– От мамы с папой?
– Нет, от бога.
– Что тут, черт возьми, происходит? – завопил Прыщ. – Кто это еще?
– Мы вовремя? – поинтересовалась девушка со шрамом.
– Могли бы и раньше, – недовольно буркнул Ильич. – Заждался.
– Были трудности… Это он? – она кивнула в мою сторону. На ее вполне милом, если бы не шрам, лице сомнение борется с разочарованием. – По крайней мере, гвардейца он смог удивить. Не часто они сопротивление встречают.
– Как планируешь вытаскивать нас отсюда? – спросил Ильич.
– Есть в запасе один транспортер.
– Куда?
– Не знаю, – криво ухмыльнулась девушка.
– Тоже хорошо, – рассмеялся Ильич. – Ты не меняешься. Впрочем «не знаю» в данном случае лучше чем «здесь».
– Вопросы задавать можно? – поинтересовался я.
– Не сейчас Дима, не сейчас, – сказал босс.
Ее спутники отгородили нас от скучающего гвардейца живой стеной и обнажили короткие мечи.
Гвардеец обернулся и посмотрел на императора. Судорожно сжимая побелевшими пальцами перила ложи, тот утвердительно кивнул.