— Ещё нет.
— Всё никак не могу запомнить сроки для таких вещей, — заметила миссис Гэнси. — Вроде уже скоро, да?
— Время пролетело незаметно. — Это самая простая из возможных теоретических версий. «Я должен буду умереть, прежде чем это станет важно, так что я растратил мои вечера на другое».
— Я читал о рассмотрении вопроса оформления академического отпуска, — сказал Генри. Он улыбнулся, когда миссис Гэнси поставила перед ним тарелку, и в этой улыбке было понимание того, что он свободно говорил на языке утонченности. — Предполагается, что подобное идёт на пользу людям вроде нас.
— Что за «люди вроде нас»? — спросила мама Гэнси, которой, похоже, понравилась идея общности между ними.
— О, ну, знаете, сверхобразованные молодые люди, которые доводят себя до нервных срывов в достойном стремлении к совершенству, — выдал Генри. Родители Гэнси рассмеялись. Блу ковырялась в своей салфетке. Гэнси был спасён; Блу попала в затруднительное положение.
Однако мистер Гэнси заметил это и перехватил мяч, прежде чем тот упал бы на землю.
— Блу, а я хотел бы почитать что-нибудь, написанное тобой, человеком, выросшим в доме экстрасенсов. Ты могла бы преподавать или написать мемуары, в любом случае, вышло бы потрясающе. У тебя такой неповторимый голос, даже когда просто говоришь.
— О, да, я тоже заметила модуляцию Генриетты, — тепло отозвалась миссис Гэнси; они были отличными командными игроками. Мяч пойман, очко в пользу Гэнси, победа за командой «Доброжелательность».
— Чуть не забыла про брускетту, как бы не сгорела, — вмешалась Хелен. — Дик, не поможешь её принести?
Команда «Доброжелательность» была внезапно расформирована. Гэнси собрался выяснить, почему у него неприятности.
— Конечно, — ответил он. — Могу ещё кому-нибудь что-нибудь принести, пока буду внутри?
— Вообще-то, было бы замечательно, если бы ты принёс мне каталог «мебель Элли», спасибо, — попросила мама. — Мне нужно позвонить Мартине, чтобы убедиться, что ей хватит времени.
Брат и сестра Гэнси направились внутрь, где Хелен сначала вынула подрумяненный хлеб из духовки, а потом повернулась к нему.
— Помнишь, когда я просила: «Скажи мне, какую грязь я могу узнать про твоих братанов и дружбанов, чтобы можно было придать ей лоска, прежде чем мама к тебе выберется»? — требовательно спросила она.
— Надеюсь, это риторический вопрос, — вздохнул Гэнси, украшая брускетту.
— Ты не дал мне никакой информации с того фронта, — сказала Хелен.
— Я же отправил тебе вырезки приколов Турецкой Недели.
— И всё же ты не упомянул о подкупе директора школы.
Гэнси перестал украшать брускетту.
— Ты, и правда, это сделал, — поняла Хелен, без усилий читая его. Сестра и брат Гэнси были настроены на одну и ту же волну. — Ради кого ты это сделал? Которого друга? Из трейлерного парка?
— Не обижайся, — сухо сказал Гэнси. — Кто тебе рассказал?
— Делопроизводство мне рассказало. Тебе, знаешь ли, нет ещё восемнадцати. Как тебе вообще удалось убедить Брулио написать тот документ? Я думала, он должен быть адвокатом отца.
— Это не имеет никакого отношения к отцу. Я не трачу его деньги.
— Тебе семнадцать. Откуда у тебя возьмутся другие средства?
Гэнси посмотрел на неё.
— Я так понимаю, ты прочла только первую страницу документа.
— Это всё, что получилось открыть на моём телефоне, — заявила Хелен. — А что? Что на второй странице? Боже правый. Ты отдал Чайлду свой склад, да?
Всё казалось предельно ясно, стоило ей это озвучить. Он полагал, что так и было. Один диплом Аглионбая в обмен на Фабрику Монмаут.
«Тебя, скорее всего, рядом не будет, чтобы скучать по ней», — сказал он себе.
— Прежде всего, что он такого сделал, чтобы заслужить подобную услугу? — требовательно спросила Хелен. — Ты с ним спишь?
Возмущение охладило его голос.
— Потому что дружба того не стоит?
— Дик, я вижу, как ты тянешься к высоким моральным принципам, но, поверь мне, у тебя не получается. Тебе нужна не просто стремянка морали, чтобы добраться туда, но и детское кресло, чтобы взгромоздить его сверху на лестницу. Ты хоть понимаешь, в какое невыгодное положение поставишь маму, если твоя дурацкая выходка всплывёт?
— Маму это не касается. Только меня.
Хелен склонила голову на бок. Обычно он не замечал разницы в возрасте между ними, но сейчас она совершенно точно была элегантной взрослой, а он был... неважно кем был он.
— Думаешь, прессу это будет заботить? Тебе семнадцать. Да Бога ради, он же был семейным адвокатом. Пример семейной коррупции и так далее, и тому подобное. Поверить не могу, что ты не мог хотя бы подождать окончания выборов, чтобы это провернуть.
Но Гэнси не знал, сколько времени у него осталось. Он не знал, хватит ли его до окончания выборов. От подобной мысли сдавило грудь, и он тут же кратко задышал, поэтому как можно скорее прогнал эту мысль подальше.
— Я не подумал о последствиях, — согласился он. — Для кампании.
— Разумеется! Я вообще не представляю, о чём ты думаешь. По пути сюда я пыталась всё собрать воедино и просто не смогла.
Гэнси третировал дольку помидора на разделочной доске. Сердце у него в груди было неподвижным пёрышком. Значительно тише он произнёс:
— Я не хотел, чтобы он всё бросил из-за смерти отца. Он не желает ничего сейчас, но мне бы хотелось, чтобы у него это было потом, когда он поймёт, что всё же этого желал.
Хелен ничего не сказала, и он понял, что сестра изучала его, снова его читала. Он просто продолжил терзать дольку помидора, думая, как он на самом деле даже не был уверен, что Ронану вообще нужен диплом об окончании школы, и как он сожалел, что заключил сделку с Чайлдом, но, пока не сделал этого, мучился бессонницей. Он был неправ во многих вещах, а теперь, на исходе времени, слишком поздно что-то исправлять. Сохранение этого секрета наводило тоску и вызывало чувство вины.
К его удивлению, Хелен его обняла.
— Младший братишка, — прошептала она, — да что же с тобой не так?
Гэнси не из обнимающихся, а Хелен обычно не рисковала мять блузку и оставлять отпечатки от тонких золотых браслетов на своих запястьях, и что-то в сочетании всех этих факторов заставило Гэнси почувствовать себя в опасной близости к слезам.
— Что если я не найду его? — спросил, наконец, Гэнси. — Глендовера.
Хелен вздохнула и отпустила его.
— Ты и тот король. Когда это закончится?
— Когда я найду его.
— Что потом? Что если ты, и правда, его найдёшь?
— Это всё, что есть.
Это не было хорошим ответом, и он ей не понравился, но она лишь сощурила глаза и расправила некоторые складки на своей блузке.
— Мне жаль, что я испортил мамину кампанию, — сказал он.
— Ты ничего не испортил. Мне просто придётся... Даже не знаю... Я найду какие-нибудь скелеты у Чайлда в шкафу, чтобы быть уверенной в его сговорчивости. — Хелен не выглядела совсем недовольной поставленной задачей. Ей нравилось организовывать факты. — Господи. Думаю, мне придётся иметь дело с дедовщиной и хранением марихуаны. Кстати, кто эта девушка там? Ты её уже целовал?
— Нет, — честно признался Гэнси.
— Стоило бы, — подсказала она.
— Она тебе нравится?
— Она странная. Ты странный.
Сестра и брат Гэнси улыбнулись друг другу.
— Давай отнесём брускетту, — сказала Хелен. — Чтобы пережить эти выходные.
Глава 44
Это была ошибка.
Адам понял это в тот же момент, как упал в тёмную пасть чаши для гадания, но он не мог оставить Ронана в его грёзах одного.
Его физическое тело сидело, скрестив ноги, в Барнс, посудина в виде керамической собаки служила ему чашей для гадания. Тело Ронана свернулось на диване. Девочка-Сиротка сидела близко к Адаму, вместе с ним всматриваясь в чашу.
Такова была реальность.
Но это тоже было реально: болезненная симфония, которой был Энергетический пузырь. Лес извергал черноту вокруг. Деревья плавились в черноте, но в обратную сторону — длинные чёрные нити слизи текли в небо. Воздух содрогался и метался. Разум Адама не понимал, как обработать то, что он видел. Это был ужас сочившегося чёрным дерева, которое они видели раньше, только он распространился на весь лес, включая атмосферу. Если бы не осталось ничего от истинного Энергетического пузыря, было бы менее страшно – легче отмахнуться, как от ночного кошмара — но он всё ещё видел лес, с которым познакомился, тот боролся, чтобы сохранить себя.
«Энергетический пузырь?»
Ответа не последовало.
Он не знал, что с ним случится, если Энергетический пузырь погибнет.
— Ронан! — крикнул Адам. — Ты здесь?
Может, Ронан просто спал, а не грезил. Может, он грезил где-то ещё? Может, он прибыл сюда раньше Адама и уже убит во сне.
— Ронан!
— Кра, — простонала Девочка-Сиротка.
Несмотря на то, что он поискал её, она не появилась в поле зрения. Она пришла с ним, войдя в транс в чаше следом? Мог ли Ронан нагрезить ещё одну в своих снах? Адам знал ответ – да. Он наблюдал уже, как негреженный Ронан умирал перед реальным Ронаном. В этом лесу могло быть бесконечное число Девочек-Сироток. Чёрт побери. Он не знал, как её позвать. Но попытался:
— Девочка-Сиротка!
Как только он это прокричал, он пожалел. В этом месте всё было тем, чем ты это называл. В любом случае, ответа не последовало.
Он начал передвигаться по лесу. Он был достаточно осторожен, чтобы держаться за тело в Барнс. Его руки находились на холодной чаше. Бёдра на деревянном полу. Позади запах камина. «Помни, где ты, Адам».
Он не хотел снова звать Ронана, он не хотел, чтобы этот кошмар соорудил дубликат. Всё, что он видел, было ужасно. Здесь змея растворялась заживо, здесь олень замедленно вращал ногами на земле, а виноградные лозы прорастали сквозь его ещё живую плоть. Здесь было существо, которое не было Адамом, но всё же каким-то образом было одето так же, как он. Адам вздрогнул, но странный мальчик не обратил на него внимания. Он медленно ел свои собственные руки.
Адам содрогнулся.
— Энергетический пузырь, где он?
Его голос дрогнул, и Энергетический пузырь потянулся, стараясь успокоить своего мага. Перед ним возник камень. Вернее, он всегда там был, был так, как грёзы, как Ноа появлялся и исчезал. Адам видел эту глыбу раньше, её исчерченная поверхность была покрыта фиолетово-чёрными буквами, написанными почерком Ронана.
Адам обошёл его, когда что-то позади вскрикнуло.
Ронан был здесь. Наконец-то. Наконец-то.
Ронан кружил вокруг чего-то в выжженной траве между разрушенными деревьями; когда Адам подошёл ближе, то увидел, что это была туша. Трудно сказать, на что она походила раньше. Казалось, у неё была белая, как мел, кожа, но с глубокими рубцами на плоти, края которых сжались так, что порозовели. Узлы кишок свисали из-под жирного серого лоскута и цеплялись за смоченный красным коготь. Грибы прорывались сквозь все части туши, и было в них что-то жутко не правильное; на них было сложно смотреть.
— Нет, — произнёс Ронан. — Ох, нет. Ты ублюдок.
— Что это? — спросил Адам.
Рука Ронана нависала над двумя приоткрытыми бок о бок клювами, оба были обрамлены чем-то чёрным и пурпурно-красным, о чём раздумывать слишком сильно Адам не желал.
— Мой ночной кошмар. Боже. Дерьмо.
— Почему он был тут?
— Не знаю. Его заботило то, что заботило меня, — сказал Ронан. Он взглянул на Адама. — Это кошмар или реальность?
Адам выдержал его взгляд. Это то, где они сейчас: кошмары стали настоящими. Не было разницы между снами и реальностью, когда они вместе стояли в Энергетическом пузыре.
— Что здесь творится? — поинтересовался Ронан. — Я не могу слышать деревья. Ничего со мной не разговаривает.
Адам выдержал его взгляд. Он не хотел вслух произносить «демон».
Ронан попросил:
— Я хочу проснуться. Мы так можем? Не хочу ничего этого притащить с собой. И я не могу держать мысли... Не могу...
— Да, — перебил Адам. Он тоже не мог. — Надо сказать остальным. Давай...
— Кра!
Тонкий плач Девочки-Сиротки тут же зацепил Ронана; он вытянул шею, чтобы увидеть её среди тёмных ветвей и водоёмов.
— Оставь её, — сказал Адам. — Она с нами в реальной жизни.
Но Ронан колебался.
— Кра! — снова простонала она, и на этот раз Адам услышал боль в её голосе. Звук был слабым, детским и жалобным, и всё в нём программировало ответить. — Кра, succurro[37]!
Невозможно было сказать, то ли это Девочка-Сиротка, которая была с ними в Барнс, то ли копия, то ли чудовищная, дьявольская птица с её голосом. Ронану было всё равно. Он всё равно побежал. Адам сорвался вслед за ним. Всё, что он миновал, было отвратительным: заросли ив осели друг на друга, птицы пели ноты задом наперёд, кулак из чёрных насекомых перелазил через остатки туши кролика.
Голос не принадлежал чудовищной, дьявольской птице. Это была Девочка-Сиротка или что-то, выглядящее как она, и она стояла на коленях в сухой траве. Она не плакала, но разразилась слезами, когда увидела Ронана. Когда он её достиг, запыхавшись, она с мольбой протянула ему руки. Адам не думал, что это копия; она носила его часы со следами зубов на ремешке, и, в любом случае, такому хилому Энергетическому пузырю не хватило бы сил, чтобы сотворить такую правильную копию.
— Succurro, succurro, — рыдала она. Помогите, помогите... Руки, что она протягивала к Ронану, были покрыты брызгами крови до локтя.
Ронан упал на колени, обхватив её руками, и Адаму каким-то образом было больно наблюдать, как яростно он обнимал своё маленькое, странное нагреженное создание, и как она зарылась лицом в его плечо. Он стоял с ней на руках, крепко её держа, и слушал её, отвечая: «Нет, ты молодец, всё будет хорошо, мы просыпаемся».
И тогда Адам увидел. Он увидел это раньше Ронана, потому что Ронан до сих пор не смотрел за Девочку. Нет, нет. Девочка-Сиротка остановилась здесь, не потому что дальше не могла бежать. Она упала тут на колени, потому что дальше не могла тащить тело. Тело было слишком нежным словом. Длинные пряди волос слиплись большими кусками, оно всё растянулось, как нить вязкого жемчуга. Вот как руки Девочки-Сиротки окрасились кровью – от тщетных попыток спасти.
— Ронан, — предупредил Адам, когда в него заполз страх.
На тон голоса Адама Ронан повернулся.
Краткий миг он смотрел только на Адама, и Адам желал удержать его в этом мгновении навсегда. «Просто проснись», — думал он, но знал, что Ронан так не поступит.
Взгляд Ронана опустился.
— Мама?
Глава 45
Независимо от того, с какого места вы начали знакомиться с этой историей, она всегда была о Сером Человеке.
Серый Человек любил королей.
Он любил официальных королей. Тех, у кого были титул, корона и всё, к ним прилагающееся, но ему также нравились и неофициальные короли, которые правили, предводительствовали и управляли без благородной родословной или надлежащего трона. Ему нравились короли, которые жили в прошлом, и короли, которые жили в будущем. Короли, которые стали легендами только после смерти, короли, ставшие легендами при жизни, и короли, ставшие легендами, вообще не родившись на свет. Его любимцами были короли, которые использовали свою власть в погоне за познанием и миром, а не за статусом и собственностью, кто применил силу, только чтобы создать страну, которая не должна была жить насилием. Больше всех королей Серый Человек боготворил Альфреда, воплотившего всё это, покорившего склочничающих корольков Англосаксонской Англии, чтобы создать единую страну. Как же так получилось, что при всём огромном восхищении Серого Человека таким героем, он стал наёмным убийцей, а не королём?
Казалось странным, что он не помнил своего решения стать киллером.
Он помнил преподавательскую часть своей жизни, как историком вернулся в Бостон: лекции, доклады, званые вечера, архивы. Короли и воины, честь и вергельд[38]. Конечно же, он помнил Гринмантлов. Но остальное было трудно собрать воедино. Сложно различить, что является истинным воспоминанием, а что было всего лишь сном. Тогда он нанизывал один серый день на другой и, казалось, потерял уже недели, месяцы или годы в таком туманном разобщении. Где-то там кто-то выдохнул слово «наёмник», и где-то там кто-то отказался от своей личности и стал Серым Человеком.
— Что мы ожидаем здесь найти? — спросила теперь его Мора.
Они вместе сидели в машине, направлялись в сторону Сингерс Фоллс. Наличие только двух Ламоньеров в продуктовом магазине не давало покоя Серому Человеку с тех самых пор, как он оставил их и провёл бóльшую часть ночи, специально разыскивая третьего, наиболее неприятного брата. Теперь, хотя они потеряли из виду его взятый на прокат автомобиль, они продолжали ехать в сторону Барнс.