Так что сейчас Аврора вела их к внедорожнику, на удалении от Энергетического пузыря выглядя даже больше похожей на сон, видение, странствующее по жизни наяву, одетое в цветы и свет.
— Передавай мой сердечный привет Меттью, — попросила Аврора и обняла Ронана. — Было так приятно снова всех вас увидеть.
— Останься с ней, — приказал Ронан Девочке-Сиротке, которая ругалась на него. — Следи за выражениями при моей матери.
Девочка сказала что-то ещё, быстро и красиво, и он рявкнул:
— Я не понимаю этого, когда бодрствую. Ты должна пользоваться английским или латинским. Ты хотела наружу, теперь ты снаружи. Всё стало по-другому.
Его тон привлёк к себе внимание и Авроры, и Адама.
Аврора произнесла:
— Не грусти, Ронан.
Что заставило его отвести ото всех взгляд, а линию плеч стать неподвижной и яростной.
Она развернулась, вытянув руки.
— Дождь собирается, — произнесла и затем мягко опустилась на колени.
Ронан, тихий, тёмный и очень реальный, закрыл глаза.
Гэнси сказал:
— Я помогу тебе её перенести.
Глава 9
Стоило Блу вернуться из Энергетического пузыря, как она немедленно втянула себя в ещё большую проблему.
После того, как парни высадили её, Блу ворвалась на кухню Фокс Вей 300 и приступила к одностороннему допрос Артемуса, который всё ещё прятался за закрытой дверью кладовки. Когда он не ответил на разумно задаваемые вопросы о жаждущих убийства женщинах с лицом Блу и о возможном местонахождении Глендовера, она становилась всё громче и добавляла удары в дверь. Её сердце заполняли воспоминания о забрызганных плечах на аглионбайском свитере Гэнси — точь-в-точь как был одет дух Гэнси во время церковных бдений — и голова была забита досадой на то, что Артемус знал больше обо всём об этом, чем говорил.
Гвенллиан с восхищением наблюдала за процессом с высоты столешницы.
— Блу! — Голос её матери раздался откуда-то ещё в доме. — Блуууууууууууу. Почему ты не подойдёшь поболтать с нами на минутку?
По приторности её тона Блу поняла, что влипла. Она убрала кулак от двери в кладовку и направилась вверх по лестнице. Голос матери доносился из единственной в доме совмещённой ванной комнаты, и, когда Блу добралась туда, то обнаружила свою маму, Кайлу и Орлу, сидящими в наполненной ванной, полностью одетыми и одинаково промокшими. Джими сидела на закрытой крышке унитаза с зажжённой свечой в руках. Они все плакали, но ни одна из них не плакала прямо сейчас.
— Что? — требовательно спросила Блу. Горло немного болело, а это означало, что она, возможно, кричала даже громче, чем собиралась.
Мама всматривалась в неё с большим авторитетом, чем можно было бы предположить, учитывая её положение.
— Думаешь, тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь барабанил тебе в спальню и приказывал выйти?
— Кладовка — не спальня, — возразила Блу. — Для начала.
— Последние десятилетия у него выдались тяжёлыми, — сказала Мора.
— Последние несколько веков у Гвенллиан выдались тяжёлыми, и она, по крайней мере, снаружи на столешнице!
Джими с унитаза произнесла:
— Нельзя сравнивать способность разных людей к адаптации, дорогая.
Кайла фыркнула.
— Поэтому вы все в ванной? — поинтересовалась Блу.
— Не будь такой язвительной, — ответила Мора. — Мы пытались выйти на контакт с Персефоной. И нет, прежде чем ты спросишь, это не сработало. И пока мы обсуждаем неразумные вещи, которые ты творишь, где именно ты пропадала? Отстранение — это не каникулы.
Блу ощерилась.
— Я была не на каникулах! Ронан нагрезил своего внутреннего ребёнка или что-то наподобие, и мы должны были отвезти её к его матери. Пока мы были там, видели трёх женщин с той драпировки, о которой я вам рассказывала, и дерево, которое выглядело испорченным, и Гэнси мог очень легко умереть, и я была бы прямо рядом с ним!
Женщины её жалели, что бесило Блу ещё больше.
Она сказала:
— Я хочу его предупредить.
Молчание.
Она не знала, что собиралась это сказать, пока оно не сорвалось с губ, но теперь уже сказала. Она заполнила тишину.
— Знаю, ты говорила раньше, что такое знание только разрушит чью-либо жизнь, а не спасёт. Я понимаю. Но это другое. Мы собираемся найти Глендовера и попросить его спасти жизнь Гэнси. Так что нам нужно, чтобы Гэнси до тех пор был жив. А это значит, он должен прекратить штурмовать опасности!
В тот момент её слабая надежда не смогла бы выдержать ещё больше жалости, но, к счастью, она получила не жалость. Женщины обменивались взглядами, раздумывая. Трудно сказать, принимали ли они решения, основываясь на обычных средствах или на экстрасенсорных.
Затем Мора пожала плечами.
— Ладно.
— Ладно?
— Конечно, ладно, — согласилась Мора. Она ещё раз взглянула на Кайлу для подтверждения, Кайла приподняла брови. — Расскажи ему.
— Правда?
Должно быть, Блу ожидала, что они будут противиться сильнее, потому что, когда этого не произошло, она почувствовала, будто из-под неё выбили стул. Одно дело — сообщить им, что она собирается рассказать Гэнси, что тот умрёт. Другое дело — представить, как рассказать ему это. Нельзя будет отменить то, что будет сделано. Блу зажмурилась — будь благоразумной, соберись — и открыла глаза.
Мать смотрела на дочь. Дочь смотрела на мать. Мора сказала:
— Блу.
Блу позволила себе сдуться.
Джими погасила свечу, которую держала, и поставила её рядом с унитазом. Затем обняла Блу за бёдра и притянула к себе на колени, как делала, когда та была маленькой. Ну, Блу всё ещё оставалась маленькой. Унитаз под ними застонал.
— Ты раздавишь унитаз, — заметила Блу, но дала возможность Джими окутать её руками и прижать к пышной груди. Она с дрожью вдохнула, когда Джими потёрла ей спину, хмыкнув сама себе. Блу не могла понять, как этот детский комфорт был одновременно и успокаивающим, и удушливым. Она была и рада ему, и желала оказаться в любом другом месте с меньшим количеством нитей, связывающих её с каждой трудностью или печалью в её жизни.
— Блу, ты ведь знаешь, это неплохо, если ты хочешь уехать из Генриетты? — спросила её мама из ванной. Это было настолько именно то, о чём думала Блу, что она не смогла бы сказать, Мора подняла этот вопрос, потому что была хорошим экстрасенсом или всего лишь потому что хорошо её знала.
Блу пожала плечами вплотную к Джими.
— Фу.
— Уехать — не всегда убежать, — объяснила Джими, её голос был глубоким и грохочущим в груди у уха Блу.
Кайла добавила:
— Мы не станем думать, что ты ненавидишь Фокс Вей.
— Я совсем не ненавижу Фокс Вей.
Мора отбросила руку Орлы, Орла пыталась заплести влажные волосы Моры.
— Знаю. Потому что мы клёвые. Но разница между хорошим домом и хорошей тюрьмой в действительности мала. Мы выбрали Фокс Вей. Мы создали этот дом, Кайла, Персефона и я. Но это только твоя исходная точка, не финальный пункт назначения.
Мудрость Моры по каким-то причинам сделала Блу вконец недовольной.
— Скажи что-нибудь, — попросила Орла.
Блу точно не знала, как это описать, она точно не знала, чем это было.
— Просто... это ощущается будто потеря. Влюбляться в них во всех. — «В них во всех» реально означало их всех: Фокс Вей 300, парней, Джесси Диттли. Как разумный человек, Блу думала, что, может быть, у неё проблема с любовью. С угрозой в голосе она добавила: — Не говорите «это хороший жизненный опыт». Не надо.
— Я любила многих людей, — сказала Орла. — Я бы сказала, это хороший жизненный опыт. В любом случае, я говорила тебе давным-давно, что те парни оставят тебя позади.
— Орла, — рявкнула Кайла, так как следующий вдох Блу был немного не ровным. — Иногда меня ставит в тупик мысль: что ты, должно быть, говоришь своим бедным клиентам по телефону.
— Плевать, — выдала Орла.
Мора бросила на Орлу мрачный взгляд через плечо, а затем произнесла:
— Я не собиралась говорить «хороший жизненный опыт». Я хотела сказать, что иногда отъезд помогает. И это не всегда окончательное прощание. Бывают отъезды и возвращения.
Джими закачала Блу. Крышка унитаза заскрипела.
— Не думаю, что смогу пойти в любой из колледжей, в которые хочу, — сказала Блу. — Школьный консультант так не думает.
— А что ты хочешь? — спросила Мора. — Не от колледжа. От жизни.
Блу сглотнула правду, потому что была готова перейти от драмы и рыданий к решениям и стабильности. Потом она поделилась правдой медленно и аккуратно, чтобы той можно было управлять.
— То, что всегда хотела. Посмотреть мир. Сделать его лучше.
Мора, казалось, тоже осторожно подбирала слова:
— Ты уверена, что колледж — единственный путь для этого?
Это был своего рода невозможный ответ, который бы дал школьный консультант после того, как взглянул бы на её финансовую и академическую ситуацию. Да, она была уверена. Как ещё она могла бы изменить мир к лучшему, не узнав сначала, как это делать? Как бы она могла получить работу, которая бы оплатила её пребывание на Гаити, в Индии или Словакии, если она не пойдёт в колледж?
Тут она вспомнила, что её спрашивает не школьный консультант, это была её ясновидящая мать.
— Что я делаю? — хитро поинтересовалась Блу. — Чем, как вы видела, я занята?
— Путешествуешь, — ответила Мора. — Меняешь мир.
— Деревья в твоих глазах, — мягче, чем обычно, добавила Кайла. — Звёзды в твоём сердце.
— Как? — не унималась Блу.
Мора вздохнула.
— Гэнси ведь предлагал тебе помощь?
Это было предположение, не требующее экстрасенсорных способностей, лишь минимального знания особенностей характера Гэнси. Блу сердито попыталась встать, Джими ей не позволила.
— Я не собираюсь ездить на благотворительном поезде Гэнси.
— Не будь такой, — сказала Кайла.
— Какой?
— Резкой, — рассудила Мора, а потом добавила: — Я только хочу, чтобы ты взглянула на своё будущее как на мир, где всё возможно.
Блу парировала:
— Где Гэнси не умрёт до апреля? Где я не убью поцелуем свою настоящую любовь? Всё это возможно?
Её мама была тиха долгую минуту, в течение которой Блу осознала, что наивно стремилась услышать, как Мора скажет, что оба эти предсказания могли быть ошибкой, и что с Гэнси всё будет в порядке. Но, наконец, её мать просто ответила:
— Будет жизнь после его смерти. Ты должна думать о том, что будешь делать после.
Блу думала о том, что она будет делать после, вот почему, в первую очередь, у неё случился кризис.
— В любом случае, я не стану его целовать, так что он уйдёт не поэтому.
— Я не верю в идею настоящей любви, — заметила Орла. — Это концепция моногамного общества. Мы животные. Мы занимаемся любовью в кустах.
— Спасибо за твой вклад, — произнесла Кайла. — Давайте дадим предсказанию Блу название и сообщим ему.
— Ты любишь его? — полюбопытствовала Мора.
— Я бы предпочла не любить, — ответила Блу.
— У него множество отрицательных качеств, я могу помочь тебе на них сосредоточиться, — предложила её мама.
— Я уже о них знаю. Безгранично. В любом случае, это глупо. Настоящая любовь — это конструкция. Артемус был твоей настоящей любовью? А мистер Грей сейчас она? И это делает вторую не настоящей? Есть всего одна попытка, а потом всё?
Последний вопрос был задан с наибольшим легкомыслием, чем все остальные, но только потому, что он сильнее всего ранил. Если Блу и близко не стояла с готовностью принять смерть Гэнси, то она безусловно не стояла близко с готовностью принять мысль о том, что он достаточно долго мёртв, и она, пританцовывая, строит отношения с кем-то, кого ещё даже не встретила. Она просто хотела всегда оставаться с Гэнси лучшими друзьями и, может быть, однажды узнать его с чувственной стороны. Это казалось очень разумным желанием, и Блу, как человек, пытающийся быть разумным всю свою жизнь, чувствовала себя чертовски обиженной из-за того, что в этой мелочи ей отказывают.
— И как мама, — сказала Мора, — и как экстрасенс, я не знаю ответов на эти вопросы. Хотела бы знать.
— Бедная детка, — пробормотала Джими в волосы Блу. — Ммм, я так рада, что ты никогда не станешь выше.
— Чтобы рыдать вслух, — закончила Блу.
Кайла поднялась, ухватившись за держатель для душа для баланса. Вода под ней заволновалась. Она выругалась. Орла уклонилась от воды, стекающей с блузки Кайлы.
Кайла предложила:
— Хватит совместных рыданий. Давайте испечём пирог.
Глава 10
На расстоянии пятисот миль Ламоньер курил сигарету в главной комнате старой паромной гавани. Комната была неприглядной и практичной: грязные стеклянные окна, установленные в сыром металле, всё такое же равнодушное, как чёрная гавань и как рыбный запах. Украшения ко дню рождения остались от предыдущего праздника, но годы и тусклое освещение делали их бесцветными, смутно зловещими, когда они грохотали на сквозняке.
Глаза Ламоньера смотрели на далёкие огни Бостона на горизонте. Но мысли Ламоньера находились в Генриетте, в Вирджинии.
— Первое действие? — спросил Ламоньер.
— Не знаю, пункт плана ли это, — ответил Ламоньер.
— Мне нужны некоторые ответы, — сказал Ламоньер.
Тройняшки Ламоньеры были по большей части идентичны. Существовали незначительные различия: например, у одного волосы были короче, а у другого – заметно шире челюсть. Но какие бы индивидуальные особенности они с виду не имели, они разрушили их пожизненной практикой использования лишь фамилии. Посторонний бы понял, что говорит не с тем же человеком, с которым беседовал в его предыдущий визит, но братья именовались одним и тем же именем, так что он относился бы к ним, как к одной и той же персоне. В действительности не существовало тройняшек Ламоньеров. Был только один Ламоньер.
Ламоньер сомневался.
— Как ты собираешься получить эти ответы?
— Один из нас направляется туда, — произнёс Ламоньер, — и выведывает их у него.
«Туда» означало в Бэк Бэй, дом их старого соперника Колина Гринмантла, а «выведывать» означало сделать тому что-нибудь неприятное в ответ на половину десятилетия обид. Ламоньеры были в торговле магическими артефактами столько, сколько жили в Бостоне, и у них была слабая конкуренция, пока не явился стильный выскочка Гринмантл. Продавцы были жадными. Артефакты – дорогими. Наёмная сила стала необходимой. Ламоньер чувствовал, что Колин Гринмантл и его жена Пайпер посмотрели слишком много фильмов про мафию.
Теперь однако Колин выказал некоторую слабость, отступив со своей давно лелеяной территории Генриетты. Один. Признаков Пайпер не наблюдалось.
Ламоньер хотел знать, что это значило.
— Я не против, — сказал Ламоньер, выдохнув облако сигаретного дыма в закрытой комнате. Его упорство в курении лишило возможности бросить двух других, это оправдание ценили все.
— Ну, я против, — ответил Ламоньер. — Не хочу создавать бардак. И тот его наёмник жуткий.
Ламоньер стряхнул пепел с сигареты и посмотрел вверх на бахрому так, будто поджигал её воображением.
— Говорят, Серый Человек на него больше не работает. И мы вполне способны быть благоразумными.
Ламоньеры имели общие имя и цели, но не методы. Один из них склонялся к осторожности, а другой – к огню, оставляя последнему роль миротворца и адвоката дьявола.
— Несомненно, существует и другой способ разузнать о... — начал Ламоньер.
— Не называй имя, — одновременно прервали его двое других.
Ламоньер поджал губы. Это был драматический жест, так как у всех братьев была довольно обширная зона рта, у одного он получался вроде как симпатичным, у другого — вроде как неприличным.
— Итак, мы направимся туда поговорить... — снова начал Ламоньер.
— Поговорить, — фыркнул Ламоньер, играя с зажигалкой.
— Прекрати, пожалуйста. Ты похож на хулигана-школьника. — Этот Ламоньер сохранял свой акцент, чтобы использовать его в подобных ситуациях. Тот добавлял веса его высокомерию.
— Адвокат говорит, я не должен совершать никаких проступков ещё, как минимум, месяцев шесть, — жалостно сообщил Ламоньер. Он затушил свою сигарету.