Кокоулин А. А.
(конкурсное)
Первым делом, конечно, следует пояснить, кто такой был господин Кеннаски.
В центре кластера Ландорри где-то между семидесятым и восьмидесятым этажами есть кабинет, попасть в который рядовому ику можно только в двух случаях - если господину Кеннаски что-то от вас надо или если господин Кеннаски лично хочет понаблюдать, как вы сдохнете, брызгая кровью на его светло-серый ковер.
В кабинете нет окон. Стены его отделаны фальшивыми панелями под дерево. За панелями прячутся детекторы, боевые дроны и генераторы искажений. Светло-серый ковер протянулся от дверей до массивного стола с ромбовидным узором на тумбах и матовой электронной столешницей.
Свет приглушен, и пространство кабинета кажется зыбким, слегка вибрирующим.
За столом, под нависающим колпаком нейроконтроллера, находится роскошное кожаное кресло с высокой спинкой. Господин Кеннаски, откинувшись, в белой сорочке и смокинге сидит в нем уже восемь лет. Поза его неизменна с того самого дня, как Линда Бенбауэр разрядила игломет ему в грудь.
Говорят, первый год тонкие графитовые стержни так и торчали из господина Кеннаски - он находил в них мрачную прелесть. Тело его определенно умерло, но сознание, большей частью давно уже размещенное на смарт-хэдах в "Хаплоне" и не одном десятке промежуточных сетевых накопителей, отнеслось к физической смерти как к досадному, но далеко не фатальному недоразумению.
В конце концов, выстроенная им империя не требовала наличия у создателя ни ног, ни задницы, ни сердца.
Тело господина Кеннаски накачали бальзамическими нанитами и слегка модифицировали под удаленный нейроконтроль. Сторонник минимализма, господин Кеннаски смог кивать, открывать мертвые глаза и говорить через встроенный в горло модулятор. Этого хватало, чтобы решать судьбу тех, кого он желал увидеть.
Шмерца взяли прямо в студии.
Он только вошел во вкус, копаясь в психопрофиле недалекой цыпы и мягко подправляя рисунок типических реакций, как сеть пропала начисто. Удивиться он не успел, потому что в течение следующей секунды куда-то пропало и сознание. Парни господина Кеннаски не привыкли заморачиваться и использовали банальный удар дубинкой по стриженному затылку.
Профессионалы.
Шмерц в силу особенностей своей работы мог бы перечислить с десяток более обходительных способов коррекции поведения, но вынужден был признать, что по скорости и эффективности с аккуратно приложенной к черепу пластиковой отливкой не сравнится ничто.
Он очнулся в светлом помещении кремового цвета в глубоком, утилитарной формой похожем на унитаз пластиковом кресле и в той же одежде, в которой проводил сеанс. То есть, в трусах и в майке, захватанной жирными от дешевой искусственной еды пальцами. Честно говоря, Шмерца это несколько нервировало.
Кто-то на мгновение приложил ему лед к затылку, поставил на ноги и смазанным жестом пригласил к высоким двустворчатым дверям.
- Вперед.
- Извините, - обернулся Шмерц, - можно хотя бы узнать...
Добротный пинок придал ему ускорение. В пинке имелась мудрая простота - иди, придурок, и не разговаривай.
Светло-серый ковер за дверью лизнул подошвы. Шмерц замер, лопатками чувствуя, как за спиной сошлись створки.
Где, что он натворил? Нет, он не мог...
- Господин Кеннаски!
Голос Шмерца сорвался.
- Подойди, - произнес сидящий за столом человек в смокинге.
Господина Кеннаски в Ландорри да и в ряде соседних кластеров поминали чаще Тримурти и Христа, поэтому не удивительно, что Шмерца потянуло опуститься на колени. Остановила его трезвая мысль, что охранный интеллект кабинета может расценить всякое нетривиальное действие как попытку нападения на хозяина.
- Я жду, - напомнил о себе человек.
На подгибающихся ногах Шмерца понесло к столу.
- Господин Кеннаски!
- Дальше не надо, - остановил его голос из модулятора, когда до выступающей кромки столешницы оставалось не более двух метров. - Стой.
Шмерц прижал руки к груди.
- Я понимаю, что любого человека можно обвинить в нарушении установленного порядка, - торопливо заговорил он, - но клянусь вам, господин Кеннаски, что если и есть за мной какие грехи, то сделаны они совершенно без умысла навредить вам, вашим далеко идущим планам и вашему успешному бизнесу...
- Заткнись.
- Да-да, - энергично закивал Шмерц.
Мутно-серые, слюдяные глаза господина Кеннаски открылись, всплыли из-под сизых век.
- Заткнись, - повторил он. - Мне не интересны твои грехи. Мне интересны твои умения. Сможешь отловить психовирус?
Вопрос был прост, но все, что смог Шмерц в следующие десять секунд, это не упасть в обморок.
- Вообще-то я не энперфект, - сказал Шмерц, когда его привели в белую, с голубыми переливами овальную комнату. - Вам, скорее всего, нужен энперфект, а я, как ни прискорбно это сознавать, не имею достаточной квалификации...
- Ты подходишь, - оборвал его господин Кеннаски.
Его тяжелый и мрачный голос звучал в звонкой пустоте комнаты и - дублем, через коммуникатор - у гостя под черепом так, что пальцы на ногах поджимались сами собой.
- И все же, - расставшись с трусами и майкой, Шмерц закрутился под вывинтившимися из пола ловкими манипуляторами, - я... ай... только психопаст, мой профиль - маски, коррекции поведения... ой-ей... нейромедиаторные воздействия...
Холодные полоски, облепившие его с головы до щиколоток, щекотно прорастали под кожу.
- Я знаю, - сказал господин Кеннаски. - Ложись.
Тонкостенная кювета с выдавленным на дне углублением в виде человеческой фигуры опустилась с потолка и подмигнула зеленым огоньком.
- Не смею вам перечить, - задрав ногу, Шмерц ловко опрокинулся в углубление. - Просто здесь, в Ландорри, работает энперфект Югир...
- Уже не работает, - сказал господин Кеннаски.
- Почему?
- Умер.
Слова застряли у Шмерца в горле.
Кювета с шипением принялась заполняться желтоватой пеной словно тестом для домашнего пирога. Коммуникатор под черепом пощелкал, от уха до уха прошла сквозь мозг невидимая раскаленная игла.
Шмерц сморщился.
- А что за вирус-то? - спросил он.
Потом была тьма.
Тьма колыхалась, будто штора от сквозняка, и потрескивала. Шмерц считал периоды наполнения среды. Господин Кеннаски вылепился на третьем десятке. Он был в белоснежном костюме с распустившимся розовым бутоном, приколотым к нагрудному кармашку, словно пятном крови в месте выстрела.
Может, питал слабость к эффектам, а, может, напоминал себе о бренности физического бытия.
Выглядел господин Кеннаски гораздо лучше своего тела, в это же время мертво сидящего в кабинетном кресле.
Чуть одуловатое, властное лицо с крупным носом и сросшимися у переносицы бровями надвинулось на Шмерца. Светло-серые глаза заглянули в него, как в бельевой шкаф.
- Поднимайтесь, - сказал господин Кеннаски.
Повинуясь приказу, Шмерц воплотился в среде невысоким человеком, одетым в джинсы и синюю, с узором, рубашку.
- Я, честно говоря, привык обходиться без излишней визуализации, - сказал он, щурясь от нарастающего во тьме света. - И сосредоточиться проще, и доступ, простите, к инструментарию и проблемным участкам происходит на порядок быстрее.
- Требования безопасности, - сказал господин Кеннаски. - Именно из-за простоты доступа. Садитесь.
Свет схлынул, и Шмерц обнаружил себя на берегу. Небо было белесо-голубым. Море - чуть зеленоватым. Солнце висело мутным пятном над головой. Дешевый пластиковый столик под выцветшим зонтом белел на приподнятой смотровой площадке, огороженной гнутыми перилами. Волны с шипением лизали бетонное основание.
- Это Коста-Маратто, - сказал господин Кеннаски, когда Шмерц опасливо угнездился рядом с ним на стуле под зонтом. - Я был там три или четыре раза.
- Пустынный вид.
Господин Кеннаски тяжело двинул челюстью, но ничего не сказал.
Некоторое время они молча созерцали море, гнилой зуб скалы метрах в двухстах от берега и одинокую птицу, парящую в вышине.
На песке лежали водоросли и медуза. Бриз теребил тент.
- Когда-то мне здесь было хорошо, - сказал господин Кеннаски.
- Понимаю, психоактивное воспоминание, - сказал Шмерц.
Господин Кеннаски стукнул пальцем по пластику, словно пригвоздил муху.
- Я держу под собой три кластера, - сквозь зубы произнес он, глядя на психопаста. - Кроме того, мое слово кое-что значит еще в четырех. Это большая игра и большие деньги. Серьезные дела. Люди, которые соперничают со мной, и свора молодых пижонов, которые точат зубы на все, что плохо лежит, должны быть уверены, что я стою твердо...
Щуря глаза, он переждал порыв ветра.
- Но стоит с моей стороны проявиться слабости, пожалеть одного, не достаточно строго наказать второго, отсрочить выплаты долга третьему, как это порождает сомнения в моей способности контролировать жизненное пространство и решать дела. А это чревато проблемами как для меня, так и для любого из ин-комьюнити, потому что я отождествляю собой для них и закон, и порядок, и работодателя, и Господа Бога.
- То есть, вы проявляете слабость? - уточнил Шмерц.
- Спонтанную. И не я.
- А кто?
- Вирус.
- Я не знаю, как он появился во мне, - сказал господин Кеннаски угрюмо.
- Давно?
- Возможно, со дня физической смерти.
- Когда Линда Бенбауэр...
Господин Кеннаски соединил пальцы в щепоть, и Шмерц онемел.
- Это имя здесь не произносится.
Светло-серые глаза посмотрели так, что Шмерц понял: обострять, если он хочет остаться в живых, нельзя.
- Теперь говорите, - разлепил пальцы господин Кеннаски.
- Может так быть, что он был внесен заранее? - осторожно спросил Шмерц.
- Да. Через меня проходят петабайты трафика. Около десяти процентов составляют шпионские, рекламные или деструктивные модули. Еще двадцать процентов могут содержать вредоносные вложения.
- Это именно психовирус?
- Да. Он влияет на принятие решений и сидит глубоко во мне. Ваша задача - найти его ядро и вырезать из меня ко всем чертям.
Несколько секунд Шмерц молчал.
- А энперфект Югир, он занимался вашей проблемой?
Господин Кеннаски кивнул.
- Занимался. А потом почему-то решил, что ему совсем не хочется жить и выпал с сорок третьего этажа.
- Сам?
Господин Кеннаски позволил себе короткую улыбку.
- Конечно, нет. Такие люди, как Югир, почему-то очень часто начинают считать себя умнее других. Видимо, копание в чужих мозгах как-то возвышает собственные.
Он наставил палец на солнце и сдвинул его вниз.
Стало темно. Под зонтом зажглись разноцветные лампочки. Над пляжем поплыла тихая музыка, словно где-то, невидимый, притаился ресторанчик с музыкантами, играющими по вечерам. Две гитары и маракасы.
Что-то испанское, древнее, давно забытое.
- Он пытался утаить информацию? - спросил Шмерц.
- Он пытался ей поделиться, - сказал господин Кеннаски.
- А мое будущее?
- Зависит от твоих успехов. Но память я тебе в любом случае обнулю. Это не обсуждается.
- Энперфект Югир что-то успел выявить?
- Да, он определил несколько эпизодов, где вирус проявил себя явным образом. К сожалению, на этом мы и расстались.
Шмерц вздохнул.
- В сущности, я готов начать.
- Прекрасно, - сказал господин Кеннаски. - Посидим еще чуть-чуть.
Шмерц подумал, что если вирус находится в памяти господина Кеннаски, он мог прорасти глубоко в его прошлое. Странно, что он пробрался на смарт-хэды "Хаплона" незамеченным. Разве что существовал в господине Кеннаски как множество латентных модулей. А инициация и сборка произошли вместе с физической смертью.
Такое вполне возможно.
Солнце упало в море. Погасли лампочки под тентом. Какое-то время господин Кеннаски и Шмерц сидели в темноте, слушая, как затухает перебор гитарных струн.
- Моя память - не самое приятное место, - сказал господин Кеннаски. - А выбранные эпизоды показывают неприглядную сторону моей работы.
- Я - психопаст, - сказал Шмерц. - Мне приходилось править психику разных людей. Хоть я и предпочитаю избегать визуализации, в некоторых случаях это было необходимо. Поверьте, я видел всякое и один раз даже чистился.
- Как это?
- Удалял из памяти то, что увидел.
Господин Кеннаски хмыкнул.
- У меня все проще.
Первый эпизод произошел в обшарпанном гостиничном номере где-то на окраине кластера.
Гостиницы такого типа служили убежищем для разного рода мутных личностей, переселенцев, искателей лучшей жизни, опустившихся иков, фриков-трэшеров, любителей "клубнички" и геномодификантов без работы.
В памяти господина Кеннаски номер был выстроен с изощренной точностью.
Помещение имело размеры три на пять метров, желтоватый пластик формировал пол, стены и потолок, информационный экран занимал часть стены. Три стула, стол, вспененные диван и кресло числились мебелью. Один из дальних углов занимал округлый модуль санузла. В другом белело продавленное ложе для выхода в сеть.
- Пока ничего не вижу, - сказал, оглядевшись, Шмерц.
- Запускаю действие, - сказал господин Кеннаски.
Свет мигнул, и в номере объявились трое.
Один ик, худой, небритый, в черном свитере и узких брюках, видимо, только что получивший чувствительный удар, без движения лежал на полу. Двое других, одетых в комбинезоны, стояли над ним с каменными лицами.
- Я могу? - спросил Шмерц.
Господин Кеннаски кивнул, и психопаст пошел вокруг дивана, разбивая пространство на эмоционально теплые и холодные тона.
Дальняя стена оказалась не интересна, почти стерильный, глубоко-синий окрас. Легкой желтоватой гаммой были тронуты стол и предметы на нем - бутылка дешевой водки, стакан, голорамка и несколько раскинувшихся веером кредитных карточек "чек-линкей".
Самые сильные чувства, как и положено, в памяти господина Кеннаски вызывал человек без сознания. Фон четкий, алый.
- Чуть вперед, если можно, - попросил Шмерц.
- Пожалуйста, - ответил господин Кеннаски.
Один из мордоворотов сгреб в кулак свитер на груди лежащего и без какого-либо усилия придал тому сидячее положение. Второй зарядил кулаком с оббитыми костяшками в подставленную челюсть. Действовали они будто одно целое.
Х-хэк!
Голова ика безвольно мотнулась. Брызнула кровью расплющенная губа.
- Вы контролировали обоих? - спросил Шмерц.
- В какой-то мере, - сказал господин Кеннаски. - Они слышали мои команды. Я видел то, что видели они.
Шмерц остановился напротив дивана, пристально вглядываясь в просветы между спинами и руками.
- Не знаю, - сказал он. - Не чувствую перебоев.
Господин Кеннаски дождался, пока парни в комбинезонах, покачивая плечами и морща низкие лбы, выйдут в двери.
- Тем не менее, - проговорил он, - этого идиота я должен был убить. По своим собственным правилам. Но не убил. Почему-то.
Второй эпизод случился в глухом переулке нижнего яруса.
Шестеро против одного. Тусклый свет лампочки под железной лестницей. Кирпичная стена. Над головами - потрескивающая вывеска: "Королевы звериного эмотанца". Несколько заваренных дверей, мусорный контейнер и арка, забранная решеткой.
Худой парень с тату, превратившим половину его лица в холодный металлический череп, отступил к стене.
- Его тоже должны были убить? - спросил Шмерц.
- Да, - ответил господин Кеннаски.
- Почему?
- Он пошел против своего босса. Босс этот через ряд ступенек, конечно, но подчиняется мне. Как ты понимаешь, урон его имиджу - урон мне.