Благодаря пластике и невероятной подвижности Барнет с легкостью ускользал из-под сокрушающего удара в корпус или голову, заставлял противника промахиваться, а затем наносил свой хлесткий удар с левой или с правой руки.
Господь Бог не обидел спортсмена силой, но в отличие от своего соперника Барнет не ставил своей задачей сокрушить противника одним ударом. Всю прелесть боя он видел в том, чтобы нанести красивый, неожиданный удар, который раз за разом обескровливал превосходящего его по силе противника, подготавливая его к нокауту или нокдауну.
При этом боксер никогда не пользовался в схватке привычными штампами или клише, каждый противник был для него индивидуален. Хотя он и действовал против Барнета примитивно и неизобретательно, но тот никогда не позволял себе ответить противнику тем же.
Наблюдая бой со стороны, понимающий зритель видел, что боксеру было интересно 'прочитать' своего соперника, выстроить против него контригру и воплотить её в жизнь. Будучи сугубо военным человеком, Покровский воспринимал поединки Барнета как бой, в котором одна сторона пытается любой ценой захватить бастион, а другая, всяческими приемами ослабляет его атакующий натиск.
В этот день, о котором идет речь, Борис Барнет должен был встречаться с заморской звездой, которого организаторы боев специально пригласили в Москву, пообещав солидный гонорар. Джозеф Маккормик имел у себя на родине громкую славу бойца сокрушителя крепких лбов и челюстей. Мощные бицепсы и широкие плечи позволяли ему пробить защиту противника, если не с первого или второго раза, но точно с третьего. Крепкая спина с достоинством принимала на себя ответные хуки или свинги противника, короткая шея и прочная голова были нечувствительны к апперкотам. При этом у Маккормика была относительно хорошая подвижность, что добавляло определенной элегантности этому шотландскому танку.
Учитывая иностранное происхождение бойца и все выше перечисленные достоинства, серьезно повысили ставки на Маккормика среди дельцов боксерского тотализатора. Ещё больше они поднялись после того, как за несколько дней перед заявленным боем с Барнетом, иностранец одержал вверх над ещё одной знаменитостью московского бокса, кавказцем Магометом Магомедовым.
Выдержав серию сокрушительных ударов противника, Маккормик все-таки пробил его защиту, серьезно разбил бровь горцу и повредил нос. Бой был остановлен и как не рвался Магомет продолжить поединок судьи не дали на это разрешение, и победа была присуждена шотландцу.
Многие из тех, кто поставил на отечественного боксера открыто, говорили о сговоре судей с маклерами, сделавших ставки на Маккормика и заработавших на его победе большие суммы. Назревал громкий скандал, который основательно подогрел бой шотландца с Дмитрием Смирницким, где московский боксер проиграл сопернику по всем статьям.
Те, кто делал ставки на Дмитрия, говорили, что боксеру что-то подмешали в еду, так как в этом поединке он был совершенно не похож на себя. Другие говорили о договоренности, третьи заявляли, что Смирницкий сломался и сдал бой. Так или иначе, но к поединку с Барнетом, шотландец пришел в статусе фаворита, что не замедлило отразиться на его ставках. Несмотря на все прежние громкие победы, Барнет котировался гораздо ниже своего соперника, что наглядно показало низкопоклонничество москвичей перед иностранцами.
Что касается Покровского, то он с самого начала непреклонно верил в победу своего кумира, несмотря на всю возню поднятую вокруг заморского гостя. Таких дутых фруктов как Маккормик, Алексей Михайлович за время своего нахождения заграницей перевидал немало и твердо знал - наши лучше.
Барнет действительно оказался лучшим. Во всем его виде до того как он вышел на ринг и когда он поднялся на него и встал против шотландца чувствовалась уверенность в себе, но без оголтелого превосходства, которое очень быстро ведет к поражению. Барнет производил впечатление человека, знающего как разделать эту черепаху, без робости и нерешительности.
Плавно перетекая с одного места на другое, он постоянно держал дистанцию между собой и противником, что являлось залогом его победы. Всякий раз, когда шотландец устремлялся в атаку, Барнет сдвигался и удар противника либо приходился мимо, либо получался не в полную силу и не мог пробить оказавшуюся на его пути защиту.
Смотревшему со стороны полковнику казалось, что Борис чувствовал намерения своего противника и всегда оказывался на полшага впереди него. Отражая или уклоняясь Маккормика, Барнет не забывал ответными ударами прощупывать оборону противника. По сравнению с замахом и ударом шотландца они не очень выигрышно смотрелись и это, не прибавляло радости и уверенности зрителям. Однако по тому, как раз за разом противник терял свою резвость, с какой яростью он бросался на русского боксера, было видно, что удары достигают своих целей.
Особенно это было хорошо видно, когда уклонившись от чугунного удара левой руки противника, Барнет молнией ударил в открывшуюся в обороне щель и достал подбородок противника. Удар получился верткий, хлесткий и как не была крепка голова противника, но шотландца качнуло и качнуло довольно прилично. Рефери приготовился вскинуть руки и открыть счет, но горец яростно боднул головой воздух и бросился в атаку.
Злой противник подарок для спортсмена. В порыве чувств он ослабит свой контроль и обязательно сделает ошибку. Это - непреложная истина и Барнет использовал её на все сто процентов. Воспользовавшись возбужденным состоянием противника, он ещё один раз провел удар в подбородок, а затем показал разносторонность своей тактики. Уклонившись от очередного удара в голову, Борис нанес новый удар, но на этот раз не правой, а левой рукой.
Пропустив два удара, Маккормик уже изготовился отразить третий, но вместо подбородка получил сильный удар по уху, и как бы, не был крепок и силен шотландский боец, его вестибулярный аппарат не выдержал столь грубого сотрясения и он упал на пол ринга.
Наклонившийся над ним судья считал размеренно медленно, давая ему лишнюю секунду на восстановления боеспособности. На счет восемь, Маккормик уже мог держать голову, а на счет десять стал изображать попытку подняться и встать вертикально. В любом другом поединки рефери бы обязательно крикнул 'Аут!' и прервал бой, но на шотландца были поставлены слишком большие деньги и судья продолжил схватку, под крики и свист болельщиков.
Те, кто поставил на иностранного гостя, требовали продолжения боя, противоположная сторона желал его прекращения. Какофония была ужасной, но это нисколько не волновало Барнета. Выяснив слабое место противника, он был готов сражаться до конца, несмотря на боль и усталость во всем теле, удары шотландца также не проходили мимо.
Сменив тактику, он позволил противнику нанести один, затем другой удар своей чугунной гирей, мужественно их выдерживая. Когда же противник ударил в третий раз, вложив в удар всю свою силу в полной уверенности, что на этот раз он пробьет защиту Барнета, Борис резко ушел в сторону и, не встретив преграды, шотландец улетел вслед за своим кулаком.
Все было рассчитано и сделано в той филигранной точностью, что в первые секунды никто ничего не понял. Сначала было непонятно, как Барнет ушел из-под удара, потом непонятно почему Маккормик вновь рухнул прямо у канатов ринга и наконец никто не мог взять в толк, почему он не встает.
Судья вновь стал нараспев произносить цифры и сотни людей замерли в напряжении, сверли своими взглядами лежавшего на ринге шотландца. Все они смотрели с мольбой и надеждой, но у каждого она была сугубо своя. На счет восемь Маккормик не смог встать, как не смог он встать и на счет десять. Покрывшийся потом судья вопреки всем приличиям дал шотландцу ещё целых пять секунд тишины, но чуда не случилось, и он был вынужден воскликнуть 'Аут!'.
После этих слов зал разразился криками радости и негодования, давая выход накопившимся эмоциям. Алексей Михайлович также не остался в стороне, дав полную волю своим чувствам болельщика. Когда же он утер пот со лба платком, кто-то похлопал его по плечу.
Полковник подумал, что это какой-то собрат болельщик, но он жестоко ошибся. За его спиной стоял не кто иной, как генерал Щукин, неизвестно какими судьбами, оказавшийся на этом бою.
К этому человеку у Покровского было двойственное чувство. С одной стороны он помог полковнику удержаться на плаву в трудное время массовой демобилизации, с другой именно выполняя его приказы и поручения, полковник попадал в истории, сделавшие его фигурой 'нон грата' для российского генералитета.
Просто так оказаться генерал Щукин никак не мог, и это означало, что между ним и Покровским предстоял непростой разговор, вести который у полковника не было никакого желания.
- Чем обязан, Николай Григорьевич - откровенно сухо поинтересовался Покровский, глядя на аккуратно постриженную окладистую бородку генерала.
- Желанием побеседовать с вами, Алексей Михайлович. Уделите пару минуток, тем более что ваш герой выиграл.
Говоря эти слова, Щукин как бы поздравлял Покровского с победой, но суть сильно задела полковника, так как начальник ГРУ грубо лез в его личную жизнь.
- Хорошо, но только пару - не пытаясь скрыть своего раздражения, бросил Покровский и двинулся вслед за генералом.
Место, где Щукин хотел поговорить с любителем бокса, оказалось маленьким кафе, где в это время почти не было посетителей.
- Прошу меня простить, но из-за ограниченности времени я сразу перейду к делу, - сдержанно улыбнулся Щукин, едва аккуратно одетая девушка подала им по чашке кофе и свежеиспеченные круассаны. Хозяин откровенно работал под французов, о чем говорила его вывеска 'фиалка Монмартра'.
- Речь пойдет о предложении относительно другой работы. Его вам недавно сделали в Кремле, и отказать от него у вас не хватило сил. Я имею в виду поездку на Шпицберген, в качестве полномочного представителя правительства - давая возможность Покровскому прийти в себя, Щукин отпил глоток кофе, отщипнул кусочек рогалика, после чего с невозмутимым видом продолжил.
- Так случилось, что именно я курирую вашу поездку на север и потому хотел бы ввести вас в дело в непринужденной обстановке. Вы уж меня извините.
- Но какое дело имеет ваша 'контора' к моей поездке на Шпицберген? Это сугубо мирное, научное мероприятие - удивился Покровский, у которого разом пропала злость на собеседника.
- Это только оно с виду мирное, Алексей Михайлович, а по своей сути сугубо военное. Дирижабль на котором будет отправлена наша экспедиция из того самого отряда, что бомбил поезд генерала Корнилова в Берлине 1918 года. Не припомните? - спросил Щукин и у Покровского, моментально отхлынула кровь от лица. Небольшой берлинский вокзал, разбомбленный ударом с воздуха литерный поезд Верховного правителя и генерал Духонин распятый на кусках покореженного железа в вагонном тамбуре. Такое забыть просто невозможно.
- По счастью нам достался самый последний, модифицированный экземпляр генерала Берга и мы решили его использовать в мирных целях, так сказать перековать мечи на орало. Поступок благородный, но в определенной мере рискованный, помня, что наши господа союзники этим благородством никогда не отличались - Щукин вновь надавал на больную мозоль и Покровский вновь вспомнил тот злосчастный зимний вечер и лежавшего на снегу англичанина, убитого полковником за то, что навел германский дирижабль на поезд российского лидера.
Лицо полковника покраснело от гнева и, желая сбить неприятное напряжение, Щукин предложил собеседнику попробовать круассан.
- Неплохая выпечка, господин полковник, попробуйте. Конечно не французская или венская, но для Москвы вполне пристойная. Так вот наше мероприятие. Я, конечно, не считаю возможным, что господа союзники попытаются отобрать у нас германский трофей, это просто невозможно, но извиняюсь, мелко нагадить в тапки, для них обычное дело. Я бы сказал престиж и самоутверждение.
- Вы имеете возможность физического уничтожения членов мероприятия?
- Такая возможность не исключена, но в большей степени я опасаюсь диверсии или саботажа со стороны англосаксов. Ведь полет туда, - генерал многозначительно показал пальцем вверх, - дело большой государственной важности. Лапотная Россия и вдруг, впереди планеты всей. Это...
Щукин сделал паузу, чтобы его собеседник прочувствовал важность момента, но Покровский остался, абсолютно спокоен. Уж слишком много раз за последнее время он слышал о важностях интересов государства, что перестал испытывать к ним пиетет.
- И что должен сделать скромный посланник правительства в 'Арктикуголь'? Раскрыть заговор врагов Отечества и спасти мероприятие?
- Напрасно иронизируете, господин полковник, напрасно. Самое главное, что вы должны сделать - это как можно добросовестно выполнить возложенные на вас хозяйственные задачи.
- И только? - язвительно хмыкнул Покровский, - а я себе уже нафантазировал черт знает что.
- Хочу напомнить, что главная причина неудачи Георгия Седова при попытке осуществить свой проект заключалась его в крайне скверной подготовке. Именно некачественные собаки и продовольствие поставило крест на его благородных начинаниях. Там, куда вы отправитесь, важна каждая мелочь, ибо завозиться она с Большой земли и как правило, незаменима. И от того как тщательно и качественно все это мелкое будет сделано во многом и будет зависеть успех этого проекта. Надеюсь, что я все ясно изложил - холодно произнес Щукин и с достоинством поставил опустевшую чашку.
- Я прекрасно понял ваши опасения, Николай Григорьевич, но мне кажется, вы несколько преувеличиваете сложности моей миссии. Проследить за сооружением причальной мачты для дирижабля и организации склада для нужд экспедиции, чья длительность продлится максимум месяц, гораздо проще, чем снарядить корабль для длительного плавания в полярных широтах.
- Согласен, но хотя Баренцбург и находится на российской части Шпицбергена, я не исключаю возможности диверсии со стороны заинтересованных в провале экспедиции сторон. Достаточно пожара на складе или причальной мачты и всё. Вы даже не представляете себе, с какой помпой будут открывать это мероприятие здесь, и как будут чесаться там руки, чтобы сорвать этот смелый проект. Ставки очень и очень высоки и я убежден, что либо норвежцы, либо англосаксы попытаются вставить палки в наши колеса.
- Но в Баренцбурге я совершенно никого не знаю и вряд ли смогу быстро распознать тех, кто будет готов совершить козни.
- Нужных людей там не так много как кажется, - Щукин достал из внутреннего кармана пиджака фотографии и стал раскладывать их перед полковником.
- Это тот, кто будет непосредственно заниматься строительством порученных вам объектов, Фунтиков Ферапонт Ильич, главный инженер 'Арктикуголь', - на стол легло фото осанистого человека средних лет. - В его распоряжении все строительные средства и рабочие руки. На Груманте девять лет и отзывы о нем исключительно хорошие. О вашей миссии он знает в общих чертах и ему приказано оказывать вам всестороннюю помощь в плане людей и информации.
- Вот Терешкин Фрол Митрофанович, главный интендант Баренцбурга, которому поручено создать склад для нужд экспедиции. В цели и задачи мероприятия не посвящен, основная для него легенда, склад создается в связи с грядущим расширением русского присутствия на Шпицбергене.
- Неприятный купчишка - произнес Покровский, рассматривая обладателя острых пронзительных глаз смотревших на него с фото.
- Мне он тоже не понравился, но заменить его некем. Желающих ехать в Баренцбург как вы догадываетесь не очень много. Следуя теории Ломброзо, можно предположить склонность к казнокрадству и прочим аферам, что проверяется нужными органами. И вот ваша правая рука, радист Журавлев Никифор Сергеевич. Едет вместе с вами на ледоколе 'Святогор' вместе с мощной радиостанцией, которая обеспечит вам связь не только с Мурманском и Архангельском, но и с Петроградом и Москвой.
Щукин положил фотографию молодого остроносого человека с плотно прижатыми ушами.
- Это наш человек. Состоит у нас на связи более двух лет, исполнителен, в порочащих связях замечен не был, однако полностью положиться на него не могу. Сами понимаете специфику нашей работы - генерал дал Покровскому несколько секунд, чтобы лучше рассмотреть представленных ему людей, а затем решительно убрал их со стола.