Так вот эти прошедшие звездную закалку люди принялись теперь наседать на Эллиса, обзывать его и раскрывать свои замыслы на его счет. Верзила Эллис молчаливо и напряженно слушал, судорожно вцепившись в свое место на обшивке ракеты.
Больше всех усердствовал Дед.
— Эллис, у нас тут свой кодекс чести, — сурово сказал бородач. — В космосе все и вся — против человека. Люди должны помогать друг другу во что бы то ни стало!
— Мы еще доберемся до тебя, Эллис! — пригрозил другой.
— Подождем, пока ты уснешь или захочешь спать.
— А потом отцепим тебя и отправим прямиком туда, где тебе и место!
— Рассеем твои атомы отсюда до самой Луны!
Джордж Ваннинг слушал и прикидывал, кто же из них по логике мог бы оказаться информационным агентом? Такой ли, как священник — спокойный, покладистый, непритязательный? Желторотый ли Тетли? Дед? Или остальные? Взгляд Джорджа все время останавливался на Эллисе. Эллис — изгой, который не хотел убивать, но убил.
Эллис, испытывающий столь сильное желание увидеть солнце, мог бы оказаться идеальным носителем любой депеши. У него самый сильный мотив. Перед ним стояла цель. Остальные — случайные простые парни, которые не дрались и не убивали друг друга за то, чтобы стать «автостопщиками», и уважали права другого человека. Если бы венерианцам понадобилось доверить кому-то свою информацию, стали бы они связываться с этими бродягами! Чтобы переправить сведения наверняка, не отвлекаясь на этические соображения или неопытность, они, скорее всего, воспользовались бы таким вот мужланом, вроде Эллиса — с осознанными им мотивами и недюжинной силой.
Удары метеоров продолжались. Они колошматили по всему кораблю.
— Джентльмены, подумать только, — сказал философ. — Под сварной обшивкой этого корабля почти осязаемо царят мир, закон и порядок.
Он покачал головой.
— Быть может, всего в нескольких дюймах кто-то непринужденно прогуливается по корабельным коридорам и ведет тихие беззаботные беседы, покуривая сигарету.
Мимо опять пронесся шквал метеоров, выбивая из корабля перезвон большого гонга.
— А может, кто-то тискает женщину, — нараспев съехидничал Дед.
— Как знать, — сказал философ, и его глаза засветились при этой мысли. — Два мира, джентльмены, и у каждого свой нрав. По ту сторону — комфорт, по эту — пытки. Всего-навсего, один дюйм металла, а какая разница!
Дед заметил летящий мимо кус металла.
— Кстати, не мешало бы пожевать табачку, — заныл он.
— Задумайтесь, от скольких изменчивых факторов зависят наши жизни, — продолжил философ. — От кислорода…
Все принялись поспешно проверять свои кислородные баллоны, кося глазами и облизывая губы.
— От пищи.
Рукавицы стали нащупывать пристегнутые к поясам пакетики с обезвоженной провизией.
— От магнитов.
Джордж Ваннинг с облегчением увидел, что стрелка на шкале электрометра подрагивает на высокой отметке.
А философ тем временем продолжал перечисление переменных, от которых леденела кровь.
— Пилоту корабля вдруг взбредет в голову стряхнуть с обшивки свою дальнюю родню.
Повисло тяжелое молчание. Все ждали, что же взбредет в голову пилоту.
Но пилот, очевидно, оказался своим парнем. Ничего с ними не случилось.
Некоторые уснули. Посреди кромешного ада в наушниках раздавался безмятежный храп. Если даже через пять секунд или часов нагрянет смерть, они не желали об этом знать. Им надоело ее дожидаться.
Один спящий пропал.
Не попрощавшись. Даже не почувствовав, как его уносит. Его магниты неожиданно иссякли, и, погруженный в дрему, он поплыл навстречу глубокому огненному сну.
Джорджа чуть не вывернуло наизнанку. Только что на опустевшем пятачке перед ним находился живой человек! И вот тебе на!
***
Дни ползли с медлительностью звезд на всеохватывающем небосводе. Все дела людей на обшивке сводились к тому, чтобы не высовываться, осторожно менять положение тела, потягивать свою пищу через специальную трубку и, пусть нехотя, но делиться драгоценной водой, которой и так было мало. А еще — разговаривать. Беседовать и прощупывать остальных, раскрывая их личности и бытие, чаяния и намерения.
Джордж Ваннинг сопоставлял и соизмерял Эллиса с остальными — их звали Симпсон, Генер, Шмит, Хайнс и Джонсон. Эллиса они в упор не видели. Он никому не досаждал, и никто не досаждал ему. Даже если они плели вокруг него заговор, то, скорее всего, один из них непременно сорвался бы с ракеты и сгорел при попытке содрать Эллиса с обшивки. А этого никому не хотелось. Но они просчитывали всякие варианты.
Они рассказывали друг другу о пережитом, словно сидели вокруг теплого костра.
— Я думал, вот, поразвлекусь, — говорил Тетли, как свойственно новичку. — Я давно слышал о космических «автостопщиках», как они работают, чем занимаются. И решил — попробую! Чего бы я сейчас ни отдал, чтобы поплавать в марсианском канале. Ах, да что угодно!
Все добродушно рассмеялись. Рассказывать приходилось по очереди. Все слышали всех и всё, в том числе отрыжку и икоту. Вести частные разговоры о чем-либо было невозможно. Иногда они начинали говорить наперебой, и поднимался всеобщий гвалт. После чего все хохотали, и воцарялась тишина. Каждый ждал, чтобы первое слово сказал кто-то другой. Никто не решался начать.
— Эй, да заговорите же кто-нибудь! — призывал кто-то, и все начиналось по новой.
Дед говорил сквозь бакенбарды:
— Я уже давно летаю на ракетах, — сказал он. — Кое-кто из моих лучших друзей превратился в пепел.
Его слова встретили взрывом смеха.
— Я гоняю «автостопом» на Юпитер, — продолжал он, — добывать уран. Заглядываю на Меркурий за безделушками. Залетаю на Венеру копать кристаллы роммалу. Я бы не смог высидеть на одном месте, даже если бы мне это место подарили!
Тощий Дженкс, рудокоп с худющей шеей и с мешками под синими глазами, волком выл на астероидах уже лет пятнадцать, по его прикидкам.
— А я вот до женщин охоч, — сказал он. — Длинных, коротких, четвероруких, пятиногих, любой масти — от махрово-розовых до синих марсианских!
Высказывались все, повествуя о тяжелых годах, стародавних временах, о первых посудинах, новичках, бродяжьих лагерях на темных астероидах.
Эллис наблюдал, мерцая глазами и шевеля губами, как ребенок. Он дождался, пока все договорили, потом облизнул губы.
— А я… — начал было он.
— А ты заткнись! — гаркнул Дед.
— Я…
— Я сказал, заткнись, черт тебя дери!
— Пусть говорит, — вмешался Джордж Ваннинг. — Я хочу выслушать его историю.
Дед еще немного повозмущался, но уступил, а Эллис почти благодарно кивнув Джорджу, начал свой рассказ.
— Долгие годы я мерз, — сказал он. — Я родился и вырос на Плутоне. Наше маленькое солнце подобно елочной игрушке на самой высокой ветке космоса: к ней ни прикоснуться, её ни пощупать, ни разглядеть как следует.
Его голос зазвучал тоскливо.
— Вы же знаете, как это бывает? Вы же меня понимаете? Разве не так? Я… я никогда не бывал на Земле. Я только слыхивал о ней. А вы знаете Землю всю свою жизнь. Вы знаете, что такое истинное солнце. Мое солнце было блеклым, холодным, отчужденным. С булавочную головку. Каждый божий день я замерзал, замерзал, замерзал!
Монотонная речь то поднималась, то опускалась. По коже Джорджа пробежали мурашки, и он смежил веки, дослушивая эту повесть.
— Тогда я нашел работу, — продолжал Эллис. — Скопил денег. И на перекладных спустился от звезд и добрался с Плутона до Нептуна. С Нептуна до Юпитера. С Юпитера на Марс. И вот я здесь. Позади остались миллионы миль, нескончаемые холодные годы странствий, и вот я убил человека. Но я же не хотел! И я не знаю, почему я так поступил, и… — его голос сорвался на хриплый шепот… — я раскаиваюсь, раскаиваюсь.
Никто ничего не сказал.
— Парни, солнце для вас, — прошептал Эллис, — нечто само собой разумеющееся. Вы его не замечаете. А я хочу хоть раз в своей жизни увидеть зеленую траву. Поэтому я пустился в путь. Поэтому, наверное, я и пошел на убийство.
— Долго ли ты пробыл на Марсе? — спросил Джордж Ваннинг.
— Неделю.
— Встречал ли там венерианцев?
— Парочку. Однажды вечером, когда выпивал. Потом вырубился. А что?
— Ничего, — сказал Джордж.
Ничего. Разве только, что Эллис и есть тот, кто нужен Джорджу. А так, ничего! Ничего, кроме того, что он вместе с Эллисом должен плавно опуститься на Землю, и ничто на свете не должно их разлучить. Ни эти парни, вынашивающие планы отмщения, ни пламя, ни метеоры. Если Эллис превратится в пепел, то улики погибнут, а их следует доставить в целости и сохранности и предъявить земному начальству.
Завязалась некая игра. Ее начал Дед, а Шмит, Джонсон и остальные стали ему подыгрывать.
— Значит, тебе нравится Солнце, Эллис?
— Солнце! Ах, Солнце! Оно такое милое-премилое!
Эллис не стал огрызаться им в ответ, а воздел глаза к ослепительному, растущему на их глазах солнечному кругу.
***
Шли дни. Издевательская игра с Эллисом в милое-премилое Солнце продолжалась. Он не отвечал, а лишь искал утешения в теплом огненном шаре, что маячил в пустоте.
Джордж Ваннинг спал урывками. Вконец истощенный, на шестые сутки он впал в глубокий сон.
Он проснулся, встрепенувшись от крика. Произошли перемены в движении и в весе. Он с опаской поглядел назад, и увиденное заставило его улыбнуться: хвост ракеты был обрублен. Огненный шлейф исчез!
— Двигатель отключен! — прокаркал Дед. — Отключен!
— Земля! — Тетли впервые улыбнулся. — Смотрите!
Грандиозная Земля захватывала их взор, насколько хватало зрения, а за ее пределами находилось Солнце! Ракета готовилась к посадке.
Тела, пропотевшие в синих скафандрах, разом заерзали, зашевелились, задвигались. Люди были подобны саранче, пробужденной к жизни через семнадцать лет, проведенных в темном, жирном космическом суглинке. Земля придавала всем мечтам, замыслам и желаниям форму и очертания!
И голос Эллиса перекрывал всеобщую суматоху.
— Земля? — встрепенулся он. — Где Земля?
Все умолкли.
— В чем дело, мистер? — ухмыльнулся Дед.
— Где Земля? — переспросил Эллис. — Где… где звезды? Солнце?
Джордж изумленно уставился на него. Да он шутить изволит! Не иначе.
— Солнце прямо над головой, — сказал, улыбаясь, Тетли. — Видишь? И Земля тут. Можно еще различить пару-тройку звезд.
Все одобрительно засмеялись, закивали головами. У Джорджа Ваннинга похолодела в жилах кровь.
Эллис поднял руку в перчатке с металлическими пальцами, протягивая ее так, словно хотел дотянуться до чего-то не совсем осязаемого.
— Где? — прохрипел он.
И спустя мгновение спросил, раскрыв глаза:
— Куда все подевались?
— Все здесь, вокруг тебя, — взволнованно ответил философ.
— Я ничего… не вижу, — сказал Эллис. — Я ослеп!
— Точно в срок, — сказал Дед, скаля зубы сквозь бороду. — Именно на это я и рассчитывал. Так и было задумано. Ты искал Солнце, мистер. Ну, и как оно тебе, нравится?
— Я ослеп, — охнул Эллис. — Ты…
— А вот будешь знать, как подолгу пялиться на Солнце в космосе, мистер, — сказал Дед. — Глазам это вредно. Для этого мы и подтрунивали над тобой. Чем больше мы тебя дразнили, тем больше ты смотрел! Вот и ослеп! Что ж, прощай, мистер, приятно было познакомиться!
— Не бросайте меня, — взмолился Эллис. — Я ничего не вижу.
В следующие несколько решающих мгновений он выпал из центра внимания. Шуршание рукавиц, тяжкое дыхание сквозь зубы, подготовка к отрыву от матери-обшивки заглушили его мольбы.
Распростертый на корабле Джордж Ваннинг возненавидел этих людей. Они, оказывается, умышленно выводили из себя Эллиса, чтобы он смотрел на Солнце! Они это сделали, а теперь смываются. Они грозились его убить, и теперь они убивают его, попросту бросая его, ослепшего, на корабле, а сами отваливают.
— Пошевеливайтесь! — орал Дед.
Отключались тумблеры. Высвобождались ступни. Лица за плексигласовыми щитками с опаской поглядывали вверх. В любой момент тормозные двигатели, тоскующие без дела в носовой части ракеты, могли изрыгнуть пламя. И тогда оно ударило бы им в спину мощной струей. Так что они сматывались сию же минуту, не тратя времени и слов на Эллиса.
— Привет, парни!
— До встречи в церкви!
— Увидимся!
— Молодец, Эллис. Поиграй с солнышком!
***
Первый, второй, третий. Джордж Ваннинг вел счет всем, кто отрывался от корабля в голубых электрических разрядах. Даже серебристые птички-колибри не зависали и не исчезали так стремительно, как они. Их голоса падали в колодец темной пустоты за гранью слышимости.
Четвертый, пятый, шестой. Шестеро высвободились из электрических пут, из материнского, но бесстрастного стального лона, чтобы отныне не хвататься за обшивку и не молиться за свою безопасность!
Философ даже не дал им обычного благословения перед тем, как их поглотил космос. Он был слишком занят ползанием по обшивке. Эллис задыхался, и умолял, и бесновался в своем шлеме из-за внезапно опустившейся черной ночи, а оставшиеся, все, кроме бородатого Деда и Джорджа, и еще философа, улетучились.
Дед перехватил торопящегося философа.
— Куда это ты собрался? — вопросил он.
Философ спокойно ответил ему. Очевидно, он еще помнил, что находится в Церкви, великом Соборе, который возвел Некто.
— Не мешайся под ногами, — сказал он. — Мы не можем бросить здесь слепого. Некогда оспаривать космические кодексы и этику. Я сам позабочусь об Эллисе.
— Никому ты помогать не будешь, мистер, — пригрозил Дед. — Он останется здесь. А ты пойдешь со мной.
И без лишних разговоров Дед заключил философа в свои объятия и оторвал от обшивки.
Не успел Джордж Ваннинг крикнуть, как их уже и след простыл.
Никого не осталось. Все исчезли со своими мечтами, планами и будущим. И юный Тетли с ними. Возможно, они никогда не увидятся. Тетли приземлится на парашюте в Канзасе. Дед с философом в Миссури. А остальные где угодно — от Техаса до Иллинойса.
Вытянув руку, Эллис шарил перед собой.
— Они ушли. Все ушли. — Он попытался присмотреться. — Но кто-то же остался.
Джордж откашлялся.
— Кто здесь?
Джордж подполз к нему.
— Не оставляй меня тут, — попросил Эллис. — Не надо. Я не хотел убивать того человека. Я никому в жизни не причинил зла.
— Знаю, — сказал Джордж. — Ну-ка. Держись за меня.
— Кто ты? — спросил Эллис.
— Неважно. Я буду твоим поводырем. Знаю один госпиталь на Земле. Там твои глаза вылечат. Эта слепота временная. Держись!
Эллис лихорадочно вцепился в него.
— Отрыв!
Ракета улетела без них. Они падали. Континент несся им навстречу, зеленый, свежий, захватывая своей красотой дух. «Где-то внизу, на краю бродяжьего лагеря, — думал Джордж, — Эллиса дожидаются венерианские агенты. Но только земляне первыми вскроют содержимое его мозга, сотрут обнаруженное, и тогда к Эллису придет избавление, даже от того убийства, которого он не совершил бы, если бы не венерианцы».
Все еще сцепленные, они включили двигатели мягкой посадки, а затем раскрылись, как цветы, их парашюты, и они поплыли вниз к Земле — к своей новой матушке, которая вставала перед ними, чтобы заключить в свои объятия.
— Открой замки на шлеме, — скомандовал Джордж. — Давай же!
Они одновременно открыли замки и подняли вверх забрала.
— Вдыхай земной воздух! — ликовал Джордж. — Настоящий зеленый воздух! А что еще тут у нас? Выпрями пальцы и стяни перчатки! Чувствуешь? Солнечный свет! Огромное золотое Солнце!
— Огромное Солнце!
Покачиваясь из стороны в сторону в кристальном воздухе, Эллис вытянул сложенные пригоршнями жаждущие пальцы, чтобы зачерпнуть янтарные лучи. Его слова звучали, как в церкви.
— Сколько лет, сколько лет! Великое Солнце!
— Я знаю, каково тебе, — взахлеб говорил Джордж, затянутый в подвесную систему парашюта. — Я десять лет прослужил на темных астероидах. Да, целых десять. Я тоже мерз. Мое солнце было крошечным. И мне обещали перевод на Землю, если я выполню небольшое задание, которое я сейчас и заканчиваю. Ты даже не догадываешься об этом. И поверь, это Солнце для меня тоже внове!