Ее лицо растянулось в такой хитрой усмешке, что мне стало как-то не по себе. Создалось впечатление, что она знает, кем я была всего шесть часов назад. Зверем, который, несмотря на первоклассное воспитание, подвластен только своим животным инстинктам.
– А если бы я тебе сказала, что еда значит любовь? – невозмутимо произнесла я, пытаясь не отвлекаться на воспоминания о прошедшей ночи. – Тогда вместо того, чтобы резать людей, ты бы предлагала им хлеб?
Шана нахмурилась и провела ладонью правой руки по лицу. Поначалу она казалась смущенной и даже немного растерянной.
– Папочка никогда не давал еды.
– А мама?
– Что мама?
– Она не давала еды?
– Мама меня не любила, – раздраженно бросила Шана.
«Мама меня не любила». Мы уже обсуждали эту тему, но так ни к чему и не пришли. Но в этот редкий момент, когда сестра более-менее спокойно отвечает на мои вопросы, я решила слегка надавить.
– С чего ты это взяла? Почему ты думаешь, что мама не любила тебя?
Шана упрямо сжала губы, отказываясь отвечать.
– Гарри любил ее, женился на ней. Она, в свою очередь, любила его, вела хозяйство, растила вместе с ним детей.
– Он не любил ее!
– А тебя, значит, любил?
– Да. Кровь значит любовь. Он любил меня, а не ее.
Я наклонилась к сестре и прошептала почти в самое ухо:
– Он бил ее. Почти каждый день, если верить полицейским отчетам. Если боль значит любовь, то отец очень сильно любил нашу мать.
– Не будь дурой! – прорычала Шана. – Любого можно избить, но это не любовь. Кровь значит любовь, и ты это знаешь! В этом деле нужно действовать вдумчиво, даже ласково, плюс нужно быть аккуратным, чтобы порезать только подкожную вену и ничего больше… – Сестра указала на перевязанную ногу. – Кровь значит любовь! В этом деле нужно проявлять заботу. Ты же знаешь это, Аделин. Ты же знаешь!
Я посмотрела ей прямо в глаза:
– В этом нет твоей вины. Что сделал наш отец и что произошло в том доме… в этом нет твоей вины.
– Ты всего лишь ребенок! Слабое, беспомощное дитя. Мама часто так говорила, только чтобы папочка оставил тебя в покое. Но я всегда старалась показать, что люблю тебя. Я специально порезала тебе запястья, чтобы ты не чувствовала себя одинокой. Вот только маме это не нравилось, мне здорово от нее перепадало.
– Тебя била она? Или все-таки отец?
– Она. Мама никогда не любила меня. А ты как была, так и осталась слабой и беспомощной.
Я снова подалась назад:
– Шана, но кто же тебя зашивал? Если кровь порождает любовь и отец резал тебя каждую ночь, то кто зашивал тебя утром?
Сестра отвела взгляд в сторону.
– Кто-то должен был обрабатывать твои раны каждое утро. Возить тебя в больницу они бы точно не стали, это привлекло бы слишком много внимания. Поэтому каждое утро кто-то должен был промывать раны, накладывать повязки и так далее. Кто тебя лечил, Шана?
Плечи сестры подрагивали, желваки ходили ходуном, но она так и не отрывала взгляд от стены.
– Мать этим занималась, не так ли? Она латала тебя. Каждую ночь отец резал тебя, и каждое утро она лечила. А ты до сих пор не можешь простить ее за это. Вот почему ты говоришь, что она не любила тебя. Папочка причинял боль, мама все исправляла. А тебе от этого становилось только хуже. Ее забота причиняла тебе еще больше боли.
Шана уставилась на меня, ее карие глаза жутковато поблескивали.
– Ты похожа на нее. Я похожа на отца, а ты на мать.
– Думаешь, я тоже пытаюсь вылечить тебя? Мои визиты для тебя – как солнечное утро, а когда я ухожу, ты остаешься одна в объятиях бесконечной ночи, так?
– Папочка любил меня. Мама не любила. Она была ужасным человеком.
– Ты Шана, а я Аделин. Наши родители мертвы. Мы в этом не виноваты. Они сделали свой выбор, а теперь выбор за нами, и на твоем месте я бы попыталась поскорее их забыть.
Шана улыбнулась.
– Папочка мертв, – согласилась она, но голос ее снова звучал чересчур хитро, почти ликующе. – Я знаю это, Аделин. Я видела. А что насчет тебя?
– Я ничего не помню, ты же знаешь.
– Но ты тоже видела.
– Ребенок, пристегнутый к автомобильному креслу. Это не в счет.
– О, этот звук полицейских сирен… – усмехнулась сестра.
– Гарри Дэй запаниковал, когда стало ясно, что полиции все известно, – равнодушно вставила я. – Он не захотел, чтобы его повязали живым, и решил вскрыть себе вены.
– Ложь!
– Я читала отчеты, Шана. Я знаю, что произошло с нашим отцом.
– Кровь значит любовь, Аделин. Ты знаешь это, потому что видела.
Не найдя ответа, я нахмурилась. Понятия не имею, что Шана пыталась этим сказать. Я была всего лишь ребенком, и все мои знания по этому делу почерпнуты из полицейских отчетов.
– Шана…
– Она дала ему аспирин. Он разжижает кровь. – Ее голос звучал по-детски восторженно. – Затем она наполнила ванну. Теплая вода расширяет сосуды. Он разделся, забрался в ванну и протянул к ней руки:
– Ты должна это сделать.
– Я не могу, – прошептала она в ответ.
– Во имя нашей любви, – сказал папочка и протянул ей свою любимую старомодную бритву с рукояткой из слоновой кости. Подарок его отца, как он мне однажды сказал. Бах-бах-бах! Это стучали во входную дверь.
– Откройте, полиция!
Бах-бах-бах.
И мама вскрыла ему вены. Два длинных пореза сверху вниз. Именно вдоль, а не поперек, потому что если резать вены поперек, то врачи смогут зашить. А сверху вниз – верная смерть. Папочка улыбнулся: «Я знал, что ты все сделаешь правильно». Мама уронила бритву в ванну, и папочка погрузился глубже в красную воду. «Я всегда буду любить тебя», – прошептала мама и тут же упала без сознания, а через секунду в дом вломилась полиция…
– Кровь значит любовь, – в который раз нараспев сообщила Шана. – Наши родители не мертвы. Я папочка, а ты мама. Она никогда нас не любила, Аделин. Она только все портила.
– Тебе надо отдохнуть, – сказала я.
Шана только ухмыльнулась в ответ:
– Кровь возьмет свое, Аделин. Кровь всегда побеждает, сестренка.
Она взяла меня за руку. На мгновение мне показалось, что она тайком пронесла с собой еще одно лезвие и собирается напасть на меня, но сестра всего лишь сжала мое запястье. Наконец лекарства взяли свое. Шана откинулась на подушку и вздохнула. Еще секунда, и моя кровожадная сестра погрузилась в глубокий сон, продолжая держать меня за руку.
Через пару минут я высвободила пальцы и бросила взгляд на запястье, где белел небольшой шрам, оставленный, несомненно, моей сестрой сорок лет назад.
Я буквально слышала голос приемного отца в своей голове:
– Боль – это…
«Боль – это воспоминания», – мысленно закончила я.
Боль – это семья.
Что объясняет, почему профессиональный психотерапевт, специализирующийся на боли, молча вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Глава 8
Утро Ди-Ди началось со звонка судмедэксперту Бену Уитли. Алекс по пути на работу отвез Джека в детский сад, а Ди-Ди осталась дома одна. Все утро она провалялась на диване, облаченная в свою привычную уже домашнюю одежду: тренировочные брюки и безразмерную фланелевую рубашку Алекса.
– У меня вопрос, – сообщила Ди-Ди, когда Бен ответил на звонок.
– Ди-Ди! – громко прозвучал его голос из телефонной трубки. Бен никогда не отличался особой общительностью, но на протяжении нескольких лет, пока он встречался с Нилом, коллегой Ди-Ди, они стали близкими друзьями, и даже когда между ним и Нилом все было кончено, Ди-Ди продолжала поддерживать с Беном связь. – Слышал про отрывной перелом. Ты, как всегда, на высоте. Выбрала самый оригинальный способ покалечиться.
– Стараюсь.
– Левая рука?
– Угу.
– Прикладываешь лед? Делаешь упражнения? Не перенапрягаешься?
– Угу. Да. Типа того.
– Должно быть, сходишь с ума.
– Это точно!
– Вот поэтому ты мне и позвонила. Дай угадаю – хочешь узнать о нашей последней жертве.
– Нет.
Повисла пауза. Ди-Ди буквально слышала через телефонный провод его дыхание.
– Не о последней, – любезно добавила Ди-Ди. – Как я понимаю, ты только собираешься исследовать тело.
– Займусь этим сегодня вечером.
– Звучит неплохо. А у меня вопрос по первой жертве, Кристин Райан. Вроде на изучение того, что от нее осталось, у вас было предостаточно времени. К тому же, учитывая тот факт, что ты опытный медицинский эксперт, один из лучших, которые у нас когда-либо работали…
– Да поможет нам лесть, – усмехнулся Бен.
– Ты уже изучил срезанную кожу…
– Точно.
– Возможно, у тебя уже есть предположения насчет лезвия, которым пользуется убийца?
– Да. Лезвие очень тонкое, без зазубрин и каких-либо повреждений. Однако самый главный вопрос состоит в том, был это нож или все-таки бритва.
– Ну, кстати, да. – Ди-Ди как-то об этом не подумала, хотя, с другой стороны… – А тебе не кажется, что бритвой довольно трудно управиться в таком… деликатном деле. Понятно, что разрезать кожу на полоски бритвой очень удобно. Но ты вспомни, сколько там было этих полосок. Думаю, бритва здесь – слишком грубый инструмент, к тому же постоянно выскальзывающий из рук.
– Он мог приделать рукоятку, тогда бы она не выскальзывала. Я все думаю о классическом лезвии для бритья и канцелярском ноже. Еще вариант – преступник орудует скальпелем. Но я отвлекся от темы. За последние несколько недель я провел более десятка тестов, и не нашлось таких ножей и лезвий, которые показали бы нужный результат. Единственное, что я уяснил полезного, – длинные толстые лезвия оставляют неровные края у пореза. В нашем же случае… работа проделана весьма гладко. Не является ли это показателем того, что у нашего убийцы незаурядные способности в этом деле? Даже я после многочисленных попыток не смог добиться приемлемого результата. Конечно, вначале мне мешало отсутствие выбора нормальных ножей. Но теперь, расширив поиски до хирургических инструментов, я подошел ближе к технике нашего убийцы.
– Да уж. – Ди-Ди задумалась. Ей не приходило в голову, что убийца мог использовать скальпель и обладать навыками в области хирургии. Однако после своего полуночного мозгового штурма она уже ничему не удивлялась. – Осмелюсь предположить, – продолжила детектив, – что судмедэксперт твоего уровня…
– Лестью ты уже занималась, так что ближе к делу. Мне предстоит трудный денек, – усмехнулся Бен.
– Ты пытался собрать вместе все фрагменты кожи.
– Пытался – точнее не скажешь.
– У тебя ничего не вышло. – Голос Уоррен дрогнул, сердцебиение участилось. Вот оно, просветление, что пришло к ней минувшей ночью. – Поскольку выяснилось, что на месте преступления были найдены не все фрагменты. Несколько полосок пропало. Убийца забрал их с собой.
– Бинго! Приз в студию для нашей прекрасной блондинки-детектива! Признайся, это золотистые локоны стимулируют твою мозговую деятельность?
– Безусловно. И сколько кожи он унес? Речь ведь идет не о большом количестве?
– Скажем, чуть меньше дюжины фрагментов. Вроде бы это немного, но будь жертва жива, она бы наверняка заметила пропажу.
Догадки Уоррен оправдались. Снятие кожи для убийцы – не просто способ развлечься, это очень важный, можно сказать, интимный момент.
Ди-Ди отвлеклась от своих мыслей и снова обратилась к Бену:
– И последний вопрос. Он обрабатывает кожу заранее? Может, были обнаружены какие-нибудь интересные химические вещества? Алкоголь, например, или формальдегид?
– Имеешь в виду, пытается ли он таким образом законсервировать фрагменты кожи?
– Именно это и пришло мне в голову.
– Что я могу ответить – и да и нет. На коже Кристин Райан было обнаружено антибактериальное мыло. Можно было бы предположить, она приняла душ, перед тем как лечь спать, но на руках и ногах следов мыла не обнаружено, анализ дал отрицательный результат. Выходит, из каких-то собственных соображений убийца обработал мыльным раствором тело жертвы, прежде чем приступить к делу.
Ди-Ди нахмурилась:
– Прямо как хирург? Который подготавливает кожу к разрезу?
– Перед тем как сделать надрез, хирурги обычно дезинфицируют кожу спиртосодержащими препаратами. А кожа жертвы хоть и была вымыта, но никакими дезинфицирующими средствами точно не обрабатывалась.
– То есть убийца просто моет кожу, которую собирается снять. Без всякого хирургического фанатизма.
– По крайней мере, я так думаю. И да, касаемо твоего предыдущего вопроса – никаких следов формальдегида я тоже не обнаружил. Так что версия с консервированием кожи отпадает.
– Ну ладно.
– Однако это не исключает того, что он мог законсервировать кожу позже, уже после того как снял ее. Наш сообразительный убийца мог поместить фрагменты кожи в заранее подготовленную баночку с раствором формальдегида или высушить их, используя соль. На самом деле вариантов очень много.
– Хм. Спасибо за информацию.
– Да не за что. Ты первая, кто об этом спросил.
– Профессиональная привычка. Итак, что мы имеем: наш убийца усыпляет жертву хлороформом и придавливает. Как только наступает компрессионная асфиксия, он ее раздевает, обмывает кожу и приступает к главному действу, а именно длинными тонкими лоскутами снимает кожу с туловища и верхней части бедер. И ты полагаешь, что он пользуется скальпелем. Затем он покидает место преступления, не забыв прихватить с собой в качестве особо ценного трофея фрагменты кожи жертвы. Я ничего не упустила?
– Даже я не смог бы лучше подытожить.
Ди-Ди продолжила рассуждать вслух:
– То есть у убийцы есть определенный опыт в сфере хирургии, к тому же ему вполне комфортно работать с трупом. А если учесть, что основные действия ритуального убийства совершаются уже после убийства, то, вероятно, ему комфортно работать именно с трупом.
– Джеффри Дамер? – предположил Бен. – Этот некрофил хранил в доме останки своих жертв и соединял различные части от разных людей. Он утверждал, что хотел собрать идеального любовника, который никогда его не покинет.
– Насколько мне известно, ни Кристин Райан, ни Регина Барнс не подвергались сексуальному насилию.
– По крайней мере, никаких следов я не обнаружил. Ты права.
Ди-Ди снова задумалась. Прошло несколько секунд, прежде чем она вспомнила, что все еще говорит по телефону.
– Спасибо, ты мне очень помог.
– Уже есть идеи, кто убийца?
– Пока нет, но у меня есть идеи насчет его профессии.
– Собираешься обежать все больницы и медучреждения?
– Пусть этим лучше займется Нил. Лично я планирую проверить работников похоронных бюро.
* * *
Конечно, было бы благоразумно дождаться Алекса. Он бы помог одеться и сесть в машину. Но это не про Ди-Ди. Ее снедало упрямство, не говоря уже о вселенской обиде на свою руку, плечо, на Мелвина. Она сильная, независимая женщина. Детектив бостонской полиции, в конце концов.
Она сама, черт возьми, сможет одеться, – и плевать на треклятого Мелвина.
Однако у Мелвина было свое мнение на этот счет.
Все началось, когда Ди-Ди попыталась скинуть рубашку Алекса. Стоило ей освободить здоровую руку, как внезапно левое плечо кольнула острая боль. Теперь нужно было выбраться из штанов. По идее, нет необходимости напрягать плечевые мышцы, чтобы снять с себя спортивные штаны, которые были специально подобраны на несколько размеров больше. Однако рука снова отозвалась жгучей болью. На лбу выступила испарина.
Казалось, чем больше Ди-Ди пыталась не напрягать руку, тем сильнее отдавалось каждое движение в шею и плечо. Стиснув зубы, детектив достала из шкафа темно-серые брюки, которые теперь предстояло надеть. Этот болезненный процесс затянулся: очень медленно, дюйм за дюймом, натягивала она штаны. Наконец осталось только застегнуть пуговицу. Четыре попытки, и ни одна из них не увенчалась успехом.
«Что надеть сверху?» – в отчаянии подумала Ди-Ди. Еще одну безразмерную рубашку или лучше пиджак? В итоге она выбрала первое. Так не будет видно расстегнутой на штанах пуговицы, с которой она так и не справилась.