– Эх, не повезло мне, не разбираюсь в винах, – вздохнула Кузя, отхлебнула небольшой глоток. – Дым, а ты?
– Пить пью, а чтобы разбираться – не очень, – Дым расстелил свой каремат, сел возле Кузи, похлопал рядом с собой. – Лаки, присаживайся, что ты как засватанный.
Кузя просканировала Лаки взглядом, свела брови у переносицы и выдала:
– Ты потерпи, это у всех так, – она повертела пальцами у лица, подбирая слово. – Мне казалось, что за мной следят, Дыму, вон, друг погибший мерещился, Себру…
– Как же вы задолбали! – возопил Себр, чиркнул молнией спальника и явил себя миру.
Это был сухопарый брюнетик с острой бородкой на треугольном личике, заплетенной в косичку, короткими усиками и неимоверной шевелюрой, состоящей из дредов и прядей, украшенных бисером. Наверное, когда-то у Себра были роскошные волосы… Сейчас же не покрытая растительностью часть его лица смотрелась как пестик черной астры. Себр поднялся – он едва доставал Лаки до шеи – протопал мимо, демонстративно его не замечая, сел на корточки за импровизированным столом, выхватил у Кузи стакан и осушил его залпом. Потом понюхал его, крякнул и, наконец, удостоил Лаки взглядом, тот укоризненно покачал головой:
– Эх ты, перевел благородный напиток.
– А как еще успокаивать нервную систему? – проворчал парень, нахохлился и воздел перст. – Знаете, почему маленькие собачки такие злые? Потому что концентрированные!
Лаки оставил реплику без внимания и обратился к Кузе:
– Ты говорила, что вас всех накрыло… Где это произошло?
– Возле Периметра, – ответил Дым. – Отошли на пару километров, и началось. Чем дальше вглубь, тем явней глюки.
Лаки тоже сел на корточки у «стола», поближе к еде, взял бутерброд с сыром.
– Я был дальше, меня больше зацепило.
Кузя тряхнула головой, забрала у Себра стаканчик и протянула его Лаки, пришлось снова делиться портвейном и допивать остаток, чтоб последнее не отобрали.
Девушка обхватила стакан с вином ладонями, повернулась к Себру спиной, к Дыму лицом, а к Лаки в профиль и сказала:
– Ничего странного. У нее, у Зоны, такое случается. Как бы… настрой меняется, что ли, и каждый раз по-разному.
– Да ладно! – вскинул брови Себр. – Ты ж не пила толком, а уже такое несешь!
– Женщина женщину всегда поймет, – проговорила Кузя.
Интересно, это она серьезно или шутит? Лаки раньше не встречал этих людей и не знал их привычек, но мысль, что у Зоны меняется настроение, его заинтересовала, он и сам нечто подобное замечал, но не мог сформулировать смутные догадки. Лаки придвинулся к Кузе, облизнул губы и постарался сказать так, чтобы его слова напоминали шутку:
– Хочешь сказать, что Зона – женщина, и сейчас у нее… кхм… те самые дни?
– А что, не похоже? Тоже всякие циклы, выбросы, там… Это мы так сердимся на кого-то. Непредсказуемость, изменчивость и в то же время постоянство.
Девушка предложила недопитый стакан Дыму, тот мотнул головой – видимо, не хотел лишать ее удовольствия. Даже в зеленоватом свете фонаря было видно, как она раскраснелась, глаза ее заблестели. А если Кузя права?..
Дым вытащил из нагрудного кармана чекушку дешевой водки, налил полстакана Себру, тот выпил без промедления, крякнул, заел огурцом. Лаки от выпивки отказался. Когда он садился к чужому столу, то не поделился с приютившими его людьми своими припасами, потому что тогда даже не вспомнил про них, а теперь заворочалась совесть. Дым, вон, бормотухой перебивается, когда у Лаки в рюкзаке – «Джэк Дэниэлз», да не какая-то бурда местного разлива, а породистый виски, американский.
Но он отлично знал свою главную слабость: стоило выпить пятьдесят граммов чего бы то ни было, и душа его разворачивалась, начинала переть из тела, как тесто из миски, все женщины превращались в гурий, мужики – в братьев, хотелось одарить всех, и чтоб никто не ушел обиженным. Лаки уже выпил немного портвейна, и мысленно устремился к виски, но не чтоб напиться, а чтоб поделиться прекрасным с попутчиками. Ведь он в запертом подвале, в обществе суровых сталкеров, а значит, возможность расправить крылья и начудить стремилась к нулю – зачем себя сдерживать?
Поднявшись с пола и размяв затекшие ноги, он вытащил из рюкзака кусок вяленой говядины, овечьего сыра, пучок петрушки и тандырную лепешку, когда покупал ее у узбечки на рынке, лепешка была еще горячей. Он положил лакомства на общий стол и сказал:
– Вы простите, но с головой совсем худо было, паранойя одолела. Вот, только что осенило… Угощайтесь.
Он водрузил бутылку на стол, оглядел лица. Дым остался равнодушным, Кузя вскинула бровь, у Себра оказалась очень выразительная мимика, глаза загорелись, он хлопнул в ладоши:
– Опа! Вот это я понимаю, гуляем!
– Ты с утра гуляешь, – буркнул Дым.
Себр обернулся к нему, наморщил лоб так, что дреды чуть поднялись, как поднимается хохолок у растревоженного попугая:
– Мне нужно, я облучился!
У всех в руках тотчас оказались пустые пластиковые стаканчики, которые Лаки без промедления наполнил. Сам он не расставался с серебряной рюмкой-наперстком, где ювелир выгравировал руны удачи, успеха и богатства. Дым, нарезающий лакомства дорогущим черным ножом, похожим на клюв хищной птицы, прищурился, рассматривая рюмку, качнул головой и сказал:
– Уверен, что у тебя еще припрятан пармезан или дорблю. И айфон последней модели.
– Не поверишь, пармезан еще утром съел, – парировал Лаки. – А сыр с плесенью не люблю. Ты считаешь меня выпендрёжником?
– Да, – не стал лукавить Дым.
– А ты, Кузя?
Девушка вскинула бровь и честно ответила:
– Мне это ново… Ладно, скажу: я женщина, а любой женщине нравится все красивое, вкусное и блестящее, так что не осуждаю, это точно. Но чтоб все было в разумных пределах.
– Вооот! – Лаки поднял перст и сделал глоток. – Что еще раз подтверждает твою теорию: Зона – женщина, ей тоже все это нравится, поэтому она меня и оберегает, ведь я тут один такой.
Виски растекся по венам, согрел и успокоил. Захотелось говорить, говорить, говорить… И Лаки продолжил:
– Частенько слышу, что мне завидуют, везению моему…
– Да, – подтвердила Кузя. – Я, вот, ни разу ничего не выиграла в лотерею, с артами не везет… Уверена, что халява – такая же сказка, как Дед Мороз, ничего мне не дается легко…
Лаки махнул рукой:
– С тобой все понятно, баба бабе завидует. Но вот ты, Дым… Ну почему вы все притворяетесь бедолагами, пьете всякую дрянь, вечно прибедняетесь… То есть к жизни относитесь скупо, вот и она для вас… жалеет, что ли. Ты ж, Дым, как и все сталкеры, далеко не бедный, один нож твой стоит, как дешевая машина, но и ты туда же! А ведь жизнь, она как бумеранг: ты радуешься, ей с того перепадает, и она тебя одаривает. Скупость – это грех, я щедрый, вот меня Зона и любит, да и сама судьба, она ж тоже баба.
Дым криво усмехнулся:
– Ты не щедрый, а просто с детством не распрощался, кичливость твоя – дешевые понты, пьешь то же говно, платишь за этикетку и гордишься этим, виски твой – на вкус такая же дрянь, как водка, и печень от него так же отваливается, – он поиграл ножом, прищурился. – Нравится?
– Видишь, и тебе человеческое не чуждо, – улыбнулся Лаки. – Дай взглянуть!
Лаки думал, сталкер откажет, но ошибся. Тяжелая вещица удобно легла в руку. Металл черный, исполнение необычное: лезвие напоминает клюв хищной птицы.
Улыбка Дыма стала шире, теперь он стал похож на сытого удава:
– Знаешь, как я его назвал? Поцелуй Иуды. Его мне подарили друзья перед моей смертью.
– Твоей смертью? – переспросил Себр.
Ага, малыш не знает историю Дыма, значит, он не постоянный член этой команды. Интересно, а Кузя? Спрашивать Лаки не стал.
– Они были уверены, что я умру, – продолжил Дым. – Продали меня и сестренку, Аню, вы ее знаете, на опыты. Помните скандал, когда разгромили натовскую базу, где устроили концлагерь? Так вот, это с моей подачи, ничего не получилось у моих заклятых друзей, зато подарок остался на память о настоящей мужской дружбе.
– С натовцами ясно, – сказал Лаки. – А с иудами что стало?
– Один застрелился, второй сел, – Дым опрокинул стакан в рот. – Спасибо, Лаки, неплохой вискарь, ты прав. Наверное, что-то есть в таком образе жизни, – видимо, алкоголь подействовал, и Дыма потянуло на философию. – Странная вещь человеческий мозг… Как бы это сказать… У людей ноги, чтобы ходить. А тут вдруг, представьте, кто-то говорит, что – это не для него, и начинает ползать. И что мы подумаем? Сбрендил товарищ. С мозгами все иначе: они есть у всех нас и устроены одинаково, но работают у каждого – по-разному. Например, не зная, что человек – профессор математики, наблюдаешь за тем, как он не может, скажем, преодолеть пустяковый страх и при виде безобидного паучка сознание теряет, или коту позволяет гадить где ни попадя – ты смотришь на такого как на идиота. Так ведь?.. А ведь это потому, что у него не работает та часть мозга, что отлично развита у тебя, и наоборот. Это если просто сказать. Если сложнее – связи между нейронами у него другие, а какие, нам не видно и неведомо. Мы ж судим по себе, поэтому сложно быть терпимыми, особенно мне.
Лаки его рассуждения заставили задуматься.
– Ты прав, Дым! Нужно если уж не уважать, то научиться принимать, не восставать против чужой индивидуальности. Черт, ух ты, а ведь отпустило! Прошла тревожность!
Себр сморщил лоб, прислушался к себе, кивнул своим мыслям и протянул пустой стакан:
– И правда отпустило! – он улыбнулся, сверкнув мелкими белыми зубами. – Отличное пойло. Спасибо тебе… Кстати, как там тебя? Лаки, я не ошибся? Спасибо тебе, Лаки, и тому, кто тебя нам ниспослал.
Алкоголь начал наполнять полутемный подвал яркими красками, и вот уже Себр кажется не недоростком-вонючкой, а стильным мужичком с чувством юмора, Дым – отличным парнем, немного суровым, но как не станешь суровым, когда друзья продали тебя на опыты? Кузя… Лаки скосил глаза на девушку, задумчиво глядящую в полупустой стакан. Кузя так вообще… Не красавица, нет, но девушка вполне приятная, сразу видно, что умная, а не пустышка. Настоящая боевая подруга, он искренне завидовал мужчине, с которым она разделит судьбу, и почему-то даже немного ревновал, такая не только обогреет и приласкает, но и спину прикроет. Даже под мешковатой одеждой видно, что фигура у нее спортивная, попа упругая, талия тоненькая и грудь ничего так…
Лаки потянулся за лепешкой и как бы невзначай коснулся рукой ее плеча, задержался ненадолго, нарочно уронил лепешку. Если не отодвинется, значит, пробежала искра и можно будет воспользоваться ситуацией, иначе… Нахлынула тоска, и из места в душе, где родилась приятная фантазия, потянуло холодом, сыростью, стало бесприютно, пусто…
Кузя пододвинулась к Дыму, положила руку ему на плечо, тот потерся щекой об ее рукав. Упс, они, оказывается, пара! Хорошо, он ничего не заметил.
Наваждение схлынуло, и Лаки ощутил себя дураком. Секунду назад он совершенно искренне воспылал страстью к малознакомой, не очень красивой и уже не слишком молодой девушке, когда дома его ждет Юля, которую он любит по-настоящему даже когда трезвый… Но мимолетный порыв тоже был настоящим.
А все потому, Лаки, что ты дуреешь от алкоголя, и пить тебе категорически нельзя, ты на пустом месте способен нагородить огород и начудить так, что будешь себя клясть, когда протрезвеешь. Но как себе отказать в удовольствии, если только под мухой ты чувствуешь себя настоящим?
Лаки еще раз посмотрел на девушку, которая никогда не станет его, и, чтобы утешиться, вспомнил Юлю, сравнил ее с Кузей, и мир сразу же посветлел. Юля – лучшая, она мудрая, несмотря на то, что красивая. У нее пепельные волосы, которые шелком струятся сквозь пальцы, глазища цвета меда, высокие скулы с едва заметными полосками румянца, нанесенного самой природой, чувственные губы; россыпь веснушек на тонком носике, словно высеченном рукой искуснейшего мастера, придают кукольному Юлиному лицу… Приземленность, что ли.
К ней хочется прикасаться, согревать дыханием ее тонкие вечно мерзнущие пальцы. Лаки шумно сглотнул слюну. Поразительно, он едва закрыл дверь квартиры, отправляясь в Зону, как уже начал скучать по Юле. И вот сто граммов виски, и он готов волочиться за первой подвернувшейся юбкой. Как тебе не стыдно, Лаки!
Стыдно ли? Он прислушался к голосу совести – молчит, спит беспробудным сном, а храп ее складывается в мелодию песни: «Есть одна любовь, та, что здесь и сейчас, есть другая, та, что всегда. Есть вода, которую пьют, чтобы жить, есть живая вода».
– Эх, гитару бы, – мечтательно протянул он, укладываясь на нары.
– Щас споешь? – осведомился Себр, наливая себе виски, оставленный на пакете, заменяющем стол.
– Ага.
Похоже, у коротышки в желудке портал, и спиртное через него переправляется в параллельную вселенную – он совершенно не опьянел, хотя выпил ударную для своей комплекции дозу, аж стало жалко виски, Себр ведь переводит продукт!
Душа жаждала продолжения банкета, общения и гитары, но Лаки заставил себя встать и вытащить из рюкзака спальник. Устроившись на лежанке, он повернулся лицом к стене и закрыл глаза. Его душа некоторое время протестовала, хлопала расправленными крыльями и ломилась за «стол», где Дым отчитывал молодого напарника за жадность и невоздержанность. Потом Себр совершенно трезвым голосом завел рассказ о приключениях на Байк-шоу (малыш, похоже, любит мотоциклы) – как его друг Кардан познакомился с девушкой Наташей и затащил ее палатку. А Наташа с мужем была, тот каким-то чудом ее вычислил, вломился в палатку в самый неподходящий момент и принялся размахивать травматом – рогоносец оказался то ли полицаем, то ли военным. Девка – в одну сторону, Кардан – в драку, подпряглись друзья Кардана, набежали те, кто был с этим Вадимом, и получился бой стенка на стенку, а Себр взял простыню и отправился ловить голую девку.
В голове Лаки развернулась батальная сцена: бойцы Кардана заблестели латами, их противники были в кожаном одеянии и на коротконогих лошадях, а над полем боя летала обнаженная дева, которую Себр с ногами сатира пытался поймать белой простыней.
Проснулся Лаки от истерического возгласа:
– Сволочи! Дайте мне поспать! Рррр, когда ж я сдохну!
Вчерашний вечер канул в Лету и воспринимался теперь как нечто далекое и незначительное. Лаки уже не тревожился о своей судьбе, переживания о Юле больше не изводили его, но остался неприятный осадок. Выпростав руки из спального мешка, он потянулся, окинул взглядом помещение. Дверь на поверхность распахнули, и сверху просачивался сероватый свет. В середине подвала, за «столом», Дым в полной амуниции что-то жевал, сидя на корточках и опершись спиной об огромный рюкзак. В темном углу копошилась Кузя, Себр свесил ноги с полки и недобро оглядывался.
Пожелав всем доброго утра, Лаки встал, вытащил из рюкзака бутылку воды и отправился на улицу умываться.
Похоже, бабье лето закончилось, в густом тумане было не разобрать времени суток, то ли раннее утро, то ли уже полдень. Небольшая паутина с нанизанными каплями росы напоминала жемчужную брошь, кем-то прицепленную к кусту шиповника.
Когда он спустился в подвал за вещами, все готовились покидать убежище, лохматый Себр, возмущаясь себе под нос, запихивал спальник в рюкзак. Из темноты выплыл Дым с наполовину недопитой бутылкой вискаря, протянул ее Лаки:
– Спасибо тебе. Было приятно познакомиться и интересно пообщаться с живой легендой.
Лаки не умел принимать комплименты, он потупился, улыбнулся:
– Да ладно! Уверен, что мы еще встретимся.
– Земля круглая, а Зона маленькая, – проговорила Кузя, встав между ним и Дымом. Лаки протянул ей виски:
– Не вздумай отказываться. Будешь пить понемногу и меня вспоминать, – он подмигнул девушке. – Ты расцветаешь, когда расслабляешься. Алкоголь тебя расслабляет, да!
Кузя сунула бутылку под мышку, улыбнулась, пятерней зачесала растрепанные пшеничные волосы.
– Спасибо!
Пожала протянутую руку, ее ладонь была теплой и шершавой, и зашагала по лестнице наверх, за ней последовал Дым; Себр тоже пожал руку, кивнул: