Через его руки прошли десять или двенадцать дарящих смерть кожей – их ему отдают многие, потому что уверены: он найдет им применение, – но эту пару Даг всегда берег для особого случая. Единственная память о Каунео, о которой я знаю, – от всего остального он избавился, как от обжигающих углей... А теперь этот нож в твоих руках, крестьяночка.
Фаун снова взяла нож и провела по нему пальцами.
– Можно было бы ожидать, что он окажется более тяжелым...
«Хотелось ли мне на самом деле узнать все это?»
– Да, – вздохнула Мари.
Фаун с любопытством оглядела Мари с ее седой головой.
– А ты когда-нибудь станешь командиром эскадрона? Ты, должно быть, уже давно несешь дозорную службу.
– На самом деле я не так долго служу в дозоре, как Даг, хотя я на двадцать лет старше. Я выбрала дорогу женщины. Девушкой я четыре или пять лет проходила подготовку – всем девушкам приходится это делать, хоть воины вроде Дага такого и не одобряют, – потому что в случае нападения на лагерь защищаться придется женщинам и старикам. Потом я была соединена узами, а там и кровью с мужчиной – то есть родила детей – и вернулась в дозор только через много лет. Я рассчитываю заниматься этим, пока мне служат ноги и везение, еще лет пять – десять, но не собираюсь командовать чем-то большим, чем отряд, – нет уж, спасибо. Потом обратно в лагерь – играть с внуками и правнуками, пока не придет мое время поделиться смертью. Такая жизнь мне подойдет.
Фаун наморщила лоб.
– А ты никогда не представляла себе другой судьбы? – И не была выброшена из привычной жизни, как это случилось с Фаун...
Мари склонила голову к плечу.
– Не могу сказать, что представляла. Если бы мне было обещано исполнение желаний, я предпочла бы, чтобы мой сын ко мне вернулся.
– Сколько у тебя всего было детей?
– Пятеро, – ответила Мари с явной материнской гордостью – совсем как крестьянка, решила Фаун, хотя Мари, конечно, стала бы это отрицать.
Раздался стук в дверь, а потом жалобный голос Дага:
– Мари, ну теперь-то ты разрешишь мне войти?
Мари закатила глаза.
– Ну уж ладно!
Даг проскользнул в дверь.
– Как у нее дела? Все заживет? Ты использовала Дар? Хоть немного?
– Все заживет и так. Даром я не пользовалась, потому что все, что ей нужно, – это отдых и время.
Даг с несколько разочарованным видом обдумал услышанное, но смирился.
– Я договорился о комнате для тебя, Искорка, этажом ниже. Устала?
Только тут Фаун поняла, что у нее совсем не осталось сил, и кивнула.
– Что ж, пошли. По крайней мере отдых тебе обеспечен.
Мари, прищурившись, взглянула на племянника и потерла губы.
Дар... Интересно, подумала Фаун, что дозорная увидела в ней, о чем не стала говорить? Не такая ли черта скрытность в семействе Редвингов, как и золотые глаза? Фаун завязала свой мешок и последовала за Дагом.
– Не позволяй Мари тебя пугать, – сказал Даг, обнимая ее левой рукой – то ли чтобы поддержать, то ли чтобы скрыть из виду свое увечье. С площадки лестницы они свернули в коридор.
– Да она особенно и не пугала. Мне она нравится. – Фаун сделала глубокий вдох. Некоторые секреты так велики, что ходить вокруг них на цыпочках все равно не получится. – Она немного рассказала мне о твоей жене и Волчьем перевале. Она решила, что я должна об этом знать.
После этих слов настала долгая тишина. Потом Даг буркнул:
– Она права. – Больше, похоже, Фаун ничего не было суждено от него дождаться.
Комната Фаун оказалась такой же узкой, как комната Мари, только окно выходило на улицу, а не во двор. Кувшин на умывальнике был уже наполнен, занавески и покрывало на кровати из одной ткани и вязаные коврики на полу делали комнату, на взгляд Фаун, уютной и домашней. Дверь в стене, должно быть, вела в соседнее помещение; Даг тут же запер ее на засов.
– А где твоя комната? – спросила Фаун.
Даг кивнул на запертую дверь.
– Вон там.
– О, хорошо! Ты теперь отдохнешь? Только не говори мне, что тебе не нужно выздоравливать. Я же видела твои синяки.
Даг покачал головой.
– Я пойду поищу мастера, чтобы починить протез. Когда вернусь, мы вместе поужинаем, если захочешь.
– Очень даже захочу.
Даг ухмыльнулся – такие усмешки должны были бы быть запрещены законом – и тихо закрыл за собой дверь.
На стене рядом с умывальником висело зеркало – прекрасное плоское глассфорджевское зеркало. Вспомнив о том, как давно не видела своего отражения, Фаун подошла к нему и отогнула воротник своего синего платья.
Синяк, занимавший почти всю ее левую щеку, начал желтеть по краям; четыре отметины когтей глиняного человека на скуле все еще были болезненны, но по крайней мере не воспалились. Отпечаток руки Злого на шее – четыре пятна с одной стороны и одно с другой – резко выделялся на белой коже. Эти отметины были странного серого цвета и отвратительно припухшие – таких повреждений Фаун никогда не видела. Ну, если требуется какое-то особое умение, чтобы исправить причиненный Злым вред, Даг наверняка все знает. Может, он даже испытал что-то подобное сам, если оказывался рядом с таким множеством Злых, как это следует из рассказа Мари.
Фаун подошла к окну и как раз успела увидеть высокую фигуру Дага, направлявшегося, перекинув протез за ремешки через плечо, в сторону городской площади. Девушка еще порассматривала город после того, как Даг скрылся из виду, но не особенно долго. Зевая, она сбросила платье и башмаки и забралась в постель.
10
Даг, как и обещал, вернулся к ужину. Фаун надела свое нарядное платье – зеленое, ткань для которого спряла и соткала тетушка Нетти – и спустилась вниз. Громкие голоса, долетающие из комнаты, где они раньше обедали в тишине, заставили Фаун помедлить у входа.
Заметив ее смущение, Даг улыбнулся и прошептал ей в ухо:
– Дозорные, когда соберутся все вместе, бывают шумной компанией, но ты не беспокойся. Ты не должна отвечать на вопросы, если не захочешь. Мы можем сделать вид, что ты все еще слишком потрясена схваткой со Злым, а потому избегаешь о ней говорить. Ребята поймут. – Рука Дага коснулась воротника Фаун, словно поправляя его, и она поняла, что дозорный хочет, чтобы отметины на шее были видны. – Думаю, не стоит упоминать о том, что случилось со вторым ножом; Мари и так уже об этом знает.
– Хорошо, – с облегчением ответила Фаун; Даг ввел ее в столовую, покровительственно обняв за плечи.
На этот раз вокруг столов сидели высокие устрашающего вида дозорные – человек двадцать пять, – некоторые еще покрытые дорожной грязью. Благодаря предупреждению Дага Фаун сумела не подпрыгнуть на месте, когда их появление было встречено шумными возгласами, стуком кулаков по столам и грубоватыми шутками по поводу трехдневного отсутствия Дага. Все это искупалось искренней радостью, звучавшей в голосах, и Даг, криво улыбаясь, отшутился:
– Эх вы, следопыты! Держу пари: вы не смогли бы найти глоток воды в дождевой бочке!
– Не дождевой, а пивной, Даг! – ответил ему кто-то. – Что с тобой случилось?
Даг оглядел комнату и отвел Фаун к столу в дальнем углу, за которым сидели всего двое дозорных – Утау и Рази, которых Фаун уже видела раньше. Те ободряюще кивнули девушке, а Рази ногой подвинул ей стул.
Фаун не могла различить дозорных из отрядов Мати и Чато; они перемешались, хотя и не бессистемно. Тут играл роль возраст: за одним столом сидели с дюжину седых воинов, включая Мари и еще двух женщин, которых Фаун не видела на ферме у колодца; она предположила, что они из другого отряда. Девушка с рукой на перевязи сидела за одним столом с тремя молодыми мужчинами, которые соревновались за честь нарезать для нее мясо; она отбивалась вилкой от их слишком услужливых рук и смеялась. Мужчины-дозорные были самых разных возрастов, а женщины – только совсем юные или довольно пожилые, и Фаун вспомнила рассказ Мари об обычаях Стражей Озера. В их лагерях, должно быть, пропорция была обратной...
Запыхавшиеся служанки сновали между столами, разнося подносы с мисками и кувшинами, которые быстро опустошались. Дозорные больше интересовались быстротой обслуживания и количеством еды, а не хорошими манерами; это так напоминало обычаи крестьянских кухонь, что Фаун скоро стала чувствовать себя свободно.
Когда Даг и Фаун уселись за стол и обменялись приветствиями с Утау и Рази, более молодой дозорный сбегал за тарелками, вилками и кружками, а потом они оба с Утау принялись усердно их наполнять. Они, конечно, засыпали Дага вопросами о его приключениях, но на Фаун бросали смущенные взгляды и ей не досаждали. Даг отвечал кратко и туманно или прибегал к той же эффективной тактике, что и на ферме Хорсфордов: отвечал вопросом на вопрос. В конце концов Утау и Рази оставили его в покое и предоставили возможность спокойно поесть.
Утау обвел взглядом комнату и заметил:
– Сегодня всем полегчало, особенно Мари. Глядишь, начальство и нам даст поблажку.
Рази мечтательно протянул:
– Может, они с Чато позволят нам устроить веселушки, прежде чем мы снова отправимся в дорогу.
– Чато сегодня в духе, – ответил Утау, кивнув на собравшихся за другим столом; впрочем, кто из сидящих за ним – командир, Фаун разобрать не смогла. – Может, нам и повезет.
– Что такое веселушки? – спросила Фаун. Рази широко улыбнулся.
– Это такая пирушка дозорных. Их иногда устраивают по случаю удачной охоты на Злого или когда встречаются два отряда. Поговорить с другими дозорными – это же праздник... не то чтобы мы не любили ребят из своего отряда, – Утау, услышав это, закатил глаза, – но видеть одни и те же лица многие недели надоедает. На веселушках бывают музыка и танцы. И пиво, если удается его добыть.
– Тут мы получим сколько угодно пива, – задумчиво сказал Утау.
– Да и уютных темных уголков найдется сколько хочешь, – с предвкушением сказал Рази, теребя кончик своей косы.
– Ну хватит – идею Фаун уловила, – с улыбкой остановил его Даг. Фаун подумала, что воспоминание о пирушках было ему приятно. – Может, и получится, но одно я вам скажу точно: Мари ничего не разрешит, пока не удостоверится, что кругом все чисто. – Он внимательно взглянул на кого-то поверх плеча Фаун. – Похоже, я напророчил. Сначала будет дело, а только потом потеха.
– Даг, вечно ты накаркаешь... – начал Рази.
– Ну как, вояки, отдохнули ножки? – раздался голос Мари.
Фаун повернулась и почтительно улыбнулась начальнице отряда, подошедшей к их столу. Рази уже открыл рот, но тут вмешался Даг:
– Не отвечай, Рази. Это вопрос с хитростью. Безопасно ответить на него так: «Я и сам не знаю, Мари, а почему ты спрашиваешь?»
Губы Мари дрогнули, и сладким голосом она проговорила:
– Как хорошо, что ты этим поинтересовался, Даг!
– Может, и не такой безопасный... – ухмыльнулся Утау.
– Как с ремонтом протеза? – по-прежнему обращаясь к Дагу, спросила Мари.
Даг поморщился.
– Сделают завтра к вечеру, может быть. Мне пришлось побывать в двух местах, прежде чем я нашел мастера, который согласился починить его бесплатно... или вернее, за то, что мы спасли жизнь ему, его семье, горожанам и всем жителям округи.
Утау сухо заметил:
– Ты, естественно, забыл упомянуть, что именно ты лично разделался со Злым.
Даг раздраженно отмахнулся:
– Во-первых, разделался не я. Во-вторых, никто не сделал бы этой работы в одиночку, так что горожане должны всем. Мне не следовало... никому из нас не следует клянчить.
– Так получилось, – сказала Мари, не обращая внимания на перепалку, – что на завтра имеется сидячая работа для однорукого воина. В чулане хранится сундук с записями об облавах и картами здешних окрестностей. В них нужно как следует разобраться. Обычное дело... Я хочу, чтобы кто-нибудь понимающий попытался разобраться, как этот Злой проскользнул сквозь наши заслоны, и сообразил, как заткнуть эту щель на будущее. Также мне нужен список ближайших округов, которые получали особенно мало внимания. Мы пробудем здесь несколько дней, пока раненые не поправятся, и займемся приведением в порядок снаряжения и пополнением запасов.
От этих новостей Утау и Рази повеселели.
– В то же время мы прочешем окрестности города, – продолжала Мари, – и сделаем это так, чтобы горожане видели нас за работой. – Мари подчеркнула последние слова и кивнула Дагу: – Устрой для них хорошее представление.
Тот фыркнул в ответ.
– Лучше мы предложим им вернуть вдвое больше зловредных привидений, чем было, если они недовольны нашей работой.
Рази поперхнулся пивом, которое как раз пил, и Утау услужливо, хоть и без особого успеха, заколотил его по спине.
– Ух, хотел бы я, чтобы такое было возможно! – пропыхтел Рази, отдышавшись. – Как было бы здорово хоть разок увидеть, какое выражение появится на этих глупых крестьянских рожах!
Фаун замерла на месте. Все удовольствие от веселой болтовни дозорных пропало. Даг напрягся.
Мари бросила на них обоих загадочный взгляд, но отошла, ничего не сказав. Фаун вспомнила их утренний разговор о том, что олухами бывают и крестьяне, и Стражи Озера. Вот так-то...
Рази продолжал болтать:
– Объезжать окрестности Глассфорджа – да это же каникулы! Ну да, в седле проведешь целый день, но зато спать будешь в настоящей постели. И ванну примешь! Да и еду не надо готовить, и на костре она не пригорит. Что ни говори, а в городе есть свои удовольствия!
– А ведь город построили крестьяне, – пробормотала Фаун; судя по тому, как Даг поморщился, она поняла: он ясно расслышал не произнесенное ею вслух «идиот».
Рази пожал плечами.
– Крестьяне сеют пшеницу, но кто посеял крестьян? Мы.
«Как это?» – подумала Фаун. Утау, не такой толстокожий, как Рази, бросил на Фаун взгляд и возразил:
– Ты хочешь сказать, что это сделали наши предки. Только не слишком ли большие ты приписываешь нам заслуги?
– Почему бы нам не признать свои заслуги? – буркнул Рази.
– И вину тоже? – спросил Даг. Рази поморщился.
– По-моему, мы это уже сделали. Получили по справедливости.
Даг улыбнулся, не разжимая губ, и поднялся из-за стола.
– Ох... Если мне предстоит провести завтрашний день, разбирая каракули отчетов, к тому же наверняка неполных, дам-ка я своим глазам отдых. Если все остальные так же не высыпались в последнее время, как я, то нас ждет спокойная ночка.
– Найди завтра побольше интересного в бумагах, Даг, – попросил Рази. – Чтобы работы здесь оказалось на несколько недель.
– Посмотрю, что удастся откопать.
Фаун тоже поднялась из-за стола, и Даг проводил ее до двери комнаты. Он не сделал попытки извиниться за Рази, но выражение его глаз было отсутствующим, и Фаун не понравилось ощущение, что его мысли гуляют где-то, куда ей вход закрыт. За окном густели теплые летние сумерки. Даг с подчеркнутой вежливостью пожелал Фаун доброй ночи.
На следующий день Даг поднялся на рассвете; Фаун, к его удовольствию, все еще спала. Тихо спустившись по лестнице, Даг оторвал от завтрака двоих дозорных, чтобы они отнесли сундук с бумагами в его комнату. Вскоре отчеты и карты заняли не только стол и постель, но и весь пол.
Даг слышал приглушенный скрип постели и шаги Фаун за стеной, когда девушка наконец встала и принялась одеваться. Через некоторое время Фаун осторожно заглянула в дверь, выходящую в коридор, и Даг вскочил, чтобы проводить ее в столовую. За завтраком было гораздо тише, чем накануне вечером: поодиночке или парами появлялись только последние сонные дозорные.
Поев, Фаун следом за Дагом поднялась наверх и с интересом принялась разглядывать бумаги и листы пергамента, разложенные по всей комнате.
– Могу я помочь?
Даг помнил, как быстро Фаун начинает скучать и как у нее чешутся руки, но в первую очередь он обратил внимание на невысказанное вслух «Можно мне остаться?». Он снисходительно позволил ей чинить карандаши или иногда приносить бумаги из другого угла, специально придумывая для нее занятия, – но такая работа развлекала ее и, к удовольствию Дага, держала поблизости. Фаун зачаровали карты и отчеты, и она принялась их читать, насколько могла. Дело шло медленно, и не по причине выцветших чернил или неразборчивого почерка. Утверждение Фаун, что она умеет читать, было правдой, но то, как она водила пальцем по строкам и шевелила губами, показывало, что беглости ей не хватает, возможно, из-за того, что ей не на чем было практиковаться. Однако когда Даг набросал на чистом листе бумаги таблицу, благодаря которой путаные данные отчетов становились бы понятны с первого взгляда, Фаун сразу же уловила логику этого.