К тому времени, когда Даг добрался до высокого места, откуда все было видно, он полз, как улитка, чуть ли не на животе, едва осмеливаясь дышать. Каждая травинка вокруг была мертва, безжизненная почва – мучительно стерильна, а глубоко запрятанный Дар содрогался от близости вампирской ауры Злого. Да, гадина точно была здесь.
По дну каменистого ущелья вился ручеек. Нигде, сколько хватал глаз, не было видно ничего живого, хотя мертвые остовы нескольких деревьев еще стояли, как часовые. На берегу ручья виднелось что-то вроде лагеря: три или четыре пепелища от костров, небрежно сваленные в кучи украденные припасы. На противоположном берегу ручья пара беспокойных лошадей была привязана к засохшему дереву. Это были настоящие, не исковерканные, пусть и неухоженные лошади.
Тут могли располагаться от двадцати пяти до пятидесяти человек, но в настоящий момент лагерь был пуст; только единственный глиняный человек спал в чем-то вроде гнезда, сооруженного из тряпья. Даг подумал: не попали ли остальные в руки его отряду прошлой ночью? Если так, то дозорные могут скоро добраться сюда, однако задержаться на этой приятной мысли Даг себе не позволил.
На половине высоты противоположного склона ущелья выступ скалы нависал над входом в пещеру; расщелина тянулась в ширину футов шестьдесят; кое-где потолок почти смыкался с гладким серым камнем пола. О глубине пещеры ничего сказать было нельзя. От нее в обе стороны – и к ручью, и вверх по склону – тянулись тропинки.
В настоящий момент Злой был внутри. Интересно, он все еще сидячий или уже достиг подвижной стадии? А если достиг, то произошло ли уже первое превращение? Если еще не произошло, то насколько жадно он собирает необходимый для него человеческий материал? Тело Злого сразу после вылупливания бывало еще более неуклюжим и грубым, чем у глиняных людей, и это, по-видимому, его раздражало.
Дар распахнул рубашку, вытащил свою величайшую драгоценность, перекинул ремешок через шею и мгновение смотрел на ножны-близнецы. Кожа мешочка, в котором они хранились, была гладкой от долгой носки и потемнела от пота. Даг провел пальцем по оплетенным тесьмой рукоятям – одной синей, другой зеленой, – вытащил один из клинков, задумчиво взглянул на шестидюймовое отполированное костяное лезвие и поднес его к губам. В разделяющем ноже пела давняя смерть.
«Не сегодня ли ты будешь отомщена, Каунео, любовь моя? Я так долго ношу эти ножи на шее... Как ты пожелала, так я и делаю. Это гнусный Злой, большой и быстро делающийся все больше. Он почти стоит тебя... почти».
Даг вытащил второе – пустое – костяное лезвие и приложил его к первому. Они – пара, о да. Один для тебя и один для меня... Даг снова спрятал ножи под рубашкой.
Мари тоже носит разделяющие ножи, как и Утау, и Чато, – смертные дары других дозорных. Та пара, что сейчас носит Мари, – наследие одного из ее сыновей, знал Даг, и не менее дорогое для нее, чем для Дага – его ножи. Отряд был хорошо вооружен. Обычно вопрос о том, кто употребит свои ножи в дело, не решался жребием; героизм или честь тоже ничего не значили. Кому первому удавалось, тот и делал. Делал как мог. Со всем своим умением. Ведь другого шанса не бывало.
Дар Дага трепетал от близости Злого; это ослабило бы Дага, если бы он задержался тут надолго. Чувствительные молодые дозорные часто бывали так смущены первым столкновением с аурой Злого, что потом неделю приходили в себя. Даг сам был таким когда-то. Один раз...
А теперь пора. Нужно вернуться туда, где остался конь, а потом галопом мчаться к месту встречи.
И все-таки... ведь лагерь был таким пустым. Уж очень соблазнительной казалась возможность справиться в одиночку. Спуститься по склону, перепрыгнуть через ручей, подняться в пещеру... через несколько минут все было бы кончено. За то время, что потребуется для того, чтобы привести сюда отряд, Злой может тоже собрать подкрепление (а где они сейчас, какие гнусности творят?); дозорным может дорого обойтись даже попытка подобраться близко к тому месту, где Даг уже находиться сейчас. Даг подумал о Сауне. Пережил ли парень ночь?
Однако, не пользуясь Даром, Даг не мог определить, сколько человек или глиняных людей находятся в пещере вместе со Злым. Если он кинется в бой и без пользы сложит голову, его отряд столкнется с гораздо большими трудностями. «Да и я сам буду мертв». Даг в определенном смысле порадовался тому, что такая перспектива все еще его тревожила. Хоть в какой-то мере.
Даг опустил голову, сделал несколько вдохов, чтобы успокоиться, и приготовился пуститься в обратный путь. Его губы дрогнули. «Мари будет так мной гордиться!»
Даг начал отползать от края ущелья, но вдруг замер. На дорожке появились трое глиняных людей. Неужели первый из них... как это Злой нашел в здешних краях волка? Даг думал, что крестьяне выбили хищников в окрестностях Глассфорджа; впрочем, эта гряда холмов, слишком крутых, чтобы их склоны можно было вспахать, служила убежищем для самых разных животных. Что мы и видим... Глаза Дага широко раскрылись, когда он узнал второго – это был тот самый человек-енот, который сбежал от него утром. Третий, еще более огромный, был, должно быть, раньше бурым медведем. Даг заметил знакомое синее платье на фигуре, которую нес на плече человек-медведь, и сердце у него замерло.
Искорка. Они нашли Искорку! Каким образом?..
Более или менее прямой путь через холмы отсюда до разграбленной фермы был одной стороной треугольника, сообразил Даг, а он сам проехал по двум другим сторонам – чтобы сначала выбраться на большак, а потом двинуться по следам человека-енота.
Глиняные люди нашли ее потому, что искали. Это объясняло и отсутствие прочих подручных Злого, вроде той пары, что Даг видел на тропе. Злой, несомненно, отправил всех глиняных людей на поиски сбежавшей добычи, а о ферме Злой и его приспешники наверняка знали, раз нападали на нее совсем недавно. Уважение Дага к сообразительности твари еще увеличилось: тот явно долго не трогал ферму, чтобы не вызвать паники в окрестностях. Сколько же силы он накопил, раз начал действовать открыто? Или прибытие отряда вызвало у него панику и заставило преждевременно выдать себя?
Одетая в синее платье фигура, висевшая на плече глиняного человека вниз головой, брыкалась и извивалась, колотила по спине своего врага маленькими кулачками. Видимого эффекта это не производило: человек-медведь только подвинул пленницу на плече да ухватил ее покрепче.
Девушка была жива. В сознании. Наверняка перепугана.
Но перепугана недостаточно. В отличие от Дага... Он хватал ртом воздух, сердце его бешено колотилось. Теперь Злой получил то, что ему необходимо для следующего превращения. Стоит Дагу подать ему на десерт Стража Озера – и к тому же такого опытного, – и сила Злого станет полной.
Даг сам не мог бы сказать, дрожит ли он от нерешительности или просто от страха. Все-таки от страха, решил он наконец. Да, он мог помчаться к отряду и привести сюда их всех, как предписывали правила. Так было бы надежно... Ведь Стражи Озера должны побеждать всегда, каждый раз. Только к тому времени, когда они прибудут, Фаун может уже погибнуть.
Погибнуть она может в ближайшие же минуты... Трое глиняных людей скрылись за скальным выступом. Значит, там, внутри, их трое. А может быть, и все десять.
Проникнуть внутрь и выбраться из пещеры... Нет. Ему нужно только попасть внутрь.
Даг смутно удивился тому, что мозг его все еще отчаянно пытается просчитать риск, потому что правая его рука уже действовала: снимала лук, колчан и вообще все лишнее. Передвигала на место ножны с разделяющими ножами. Вывинчивала из крепления крюк и заменяла его боевым клинком. Проверяла, легко ли вынимается из ножен второй нож.
Даг поднялся и начал спускаться по склону ущелья, ловко и бесшумно, как змея.
Все произошло так быстро...
Фаун висела вниз головой, ее тошнило. Интересно, будет ли синяк от удара, который она получила по второй щеке, таким же черным, как первый? Плечо глиняного человека с каждым шагом врезалось ей в живот; он не остановился даже тогда, когда Фаун вырвало прямо ему на спину... дважды.
Когда Даг вернется на ферму... если Даг вернется на ферму, сможет ли он понять, что произошло, по тому разгрому, который ее сопротивление оставило в кухне? Он ведь следопыт, наверняка заметит следы в сливовом варенье на полу: Фаун разбила банку и заставила глиняных людей погоняться за собой. Только не слишком ли много ожидала она от Дага – чтобы он спас ее дважды в один и тот же день? Мысль была невеселой. Представив себе ожидающие ее мерзости, Фаун еще раз попыталась вырваться из хватки чудовища и заколотила кулаками по его спине. С тем же успехом она могла бы бить мешок с песком...
Стоит поберечь силы до лучшего момента.
Только какие силы? И для какого момента?
Горячие лучи вечернего солнца неожиданно сменились серой тенью и прохладным запахом земли и камня. Глиняный человек сбросил Фаун с плеча и поставил ее на ноги. Несмотря на головокружение, Фаун смутно разглядела пещеру, наполовину заполненную то ли мусором, то ли припасами на случай осады. Фаун попыталась разогнать темные пятна, плавающие перед глазами, выпрямилась и, моргая, огляделась.
Еще двое глиняных людей поднялись с пола, словно приветствуя тех, что захватили Фаун. Девушка подумала, что сейчас все они набросятся на нее и разорвут, как стая собак, окружившая кролика. Кролик кролика... хоть Фаун в этом вполне уверена не была, ей показалось, что самый маленький из глиняных людей когда-то был кроликом.
– Подведите ее сюда, – сказал Голос.
Слова прозвучали более отчетливо, чем бормотание глиняных людей, но тон, которым они были сказаны, заставил Фаун почувствовать себя так, словно ее кости растаяли. Она внезапно обнаружила, что не в силах повернуться в сторону этих ужасных звуков. Голос словно лишал ее способности думать... «Пожалуйста, отпустите меня пожалуйста отпустите пожалуйстаот...»
Человек-медведь схватил ее за плечи и наполовину потащил, наполовину понес в заднюю часть пещеры – к длинному неглубокому углублению в скале. И повернул ее лицом туда, откуда раздавался Голос.
Это могла бы быть еще одна глиняная тварь, пусть и более крупная, более высокая и массивная. Формой она напоминала человека – голова с двумя глазами, носом, ртом, ушами, широкая грудь, две руки, две ноги. Однако кожа чудовища не походила на шкуру животного, не говоря уже о человеческой коже. Фаун представила себе ящерицу или какое-то насекомое, а может быть, каменную пыль, смешанную с птичьим пометом. Волосы отсутствовали. На голом черепе виднелось что-то вроде гребня. Существо было нагим и, по-видимому, этого не осознавало; странные выпуклости в паху не походили ни на мужские, ни на женские гениталии. Двигалась тварь странно – как слепленная ребенком из глины фигурка, а не живое существо из плоти и костей.
У глиняных людей были глаза животных, и казались они ужасно опасными. Этот же... у него были человеческие глаза на лице, которое не могло присниться Фаун и в самом страшном сне. Нет, такой кошмар мог привидеться разве что Дагу... Глаза загнанного, измученного человека, и все же, несмотря на всю переполняющую их боль, столь же лишенные милосердия, как скала. Точнее, как камнепад.
Злой ухватил Фаун за платье и приподнял, так что они оказались лицом к лицу, и долго, долго смотрел на нее. Теперь уже Фаун плакала, не стыдясь слез. Как бы ей хотелось, чтобы на помощь пришел Даг... да хоть кто-нибудь! Она охотно согласилась бы снова оказаться во власти разбойника-насильника. Она готова была молиться любому богу, дать любое обещание... «Отпустите меня отпуститеменя...»
Медленным целенаправленным движением Злой другой рукой задрал Фаун юбку, сдернул панталоны на бедра и провел когтями по животу.
Боль была такой ужасной, что Фаун на мгновение подумала, что у нее распорот живот. Она невольно судорожно поджала колени и завизжала.
Из ее многострадального горла вырвался, правда, не вопль, а хриплое шипение. Фаун наклонила голову, ожидая увидеть льющуюся кровь и вываливающиеся внутренности, но на бледной коже ее живота отпечатались лишь четыре еле заметные царапины.
– Отпусти ее! – рявкнул чей-то голос откуда-то справа.
Злой повернул голову и медленно моргнул. Фаун повернулась тоже. То, что чудовище отпустило ее, оказалось полной неожиданностью, девушка упала на пол пещеры и ободрала ладони о камни, но тут же вскочила.
В темноте она разглядела Дага: он сражался с тремя... нет, со всеми пятью глиняными людьми. Один из них упал с перерезанным горлом, но остальные навалились на Дага. Даг почти исчез под хрипящей грудой. Топот, треск, вопль Дага, путаница ткани и дерева, блеск металла заполнили пещеру. Один из глиняных людей сорвал протез с левой руки Дага и заломил руку Дагу за спину, словно пытаясь оторвать и ее.
Взгляды Дага и Фаун встретились. Правой рукой Даг всадил свой большой стальной нож в ближайшего глиняного человека, словно тот был деревом, где нож мог бы торчать до следующего употребления, потом, разорвав тесемку, сорвал с шеи кожаный мешочек.
– Фаун! Смотри!
Она не сводила глаз с летящего к ней мешочка и, к собственному изумлению, поймала его в воздухе. Никогда в жизни она ничего не ловила... Еще один глиняный человек кинулся на Дага.
– Ударь! – прорычал Даг, снова скрываясь под грудой тел. – Ударь Злого!
Ножи. В мешочке оказались два ножа. Фаун вытащила один. Он оказался костяным. Волшебные ножи?
– Которым? – отчаянно вскрикнула Фаун.
– Острием! Куда угодно!
Злой начал двигаться – в сторону Дага. Чувствуя себя так, словно ее голова плывет где-то в трех футах над ее телом, Фаун всадила костяной нож глубоко в бедро твари.
Злой повернулся к девушке, взвыв от неожиданности. Фаун показалось, что от этого звука у нее раскололась голова. Злой схватил ее за шею и оторвал от пола; его ужасное лицо судорожно скривилось.
– Нет! – вскрикнул Даг. – Другим!
Одной рукой Фаун все еще сжимала мешочек; другая рука была свободна. У Фаун оставалась, может быть, одна секунда до того, как Злой сломает ей шею, как ломает шею цыпленку поваренок. Она выхватила из ножен второй клинок и ткнула им куда-то вперед. Клинок уперся во что-то – должно быть, ребро, – потом соскользнул и вошел глубже, хоть всего на пару дюймов. И тут нож треснул. Ох, нет...
Фаун падала, падала с огромной высоты. Земля нанесла ей болезненный удар. Девушка, шатаясь, поднялась на ноги; все вокруг нее вертелось.
У Фаун на глазах Злой начал разваливаться. Куски плоти опадали с него, как падающие с крыши сосульки. Чудовищный визг чудовища делался все выше и выше, пока не стал вообще недоступен человеческому уху, оставляя после себя пульсирующую боль в голове.
И все кончилось. Перед Фаун громоздилась куча мерзко пахнущей желтой грязи. Рядом с ней лежал первый нож, тот, что с синей рукоятью, который не сработал. Тишина стояла такая, что Фаун подумала: уж не оглохла ли она.
Но нет: справа донеслось шарканье. Фаун резко повернулась, собираясь схватить нож и кинуться на помощь. Магия, заключенная в ноже, может быть, и подвела, но острое лезвие сохранилось. Однако те три глиняных человека, что все еще были на ногах, больше не пытались разорвать Дага на части. Напротив, они, подвывая, обратились в бегство. Один в отчаянной спешке сбил Фаун с ног, хотя явно не имел никаких враждебных намерений. На этот раз Фаун так и осталась на четвереньках, ловя ртом воздух. Ей казалось, что ее тело должно было бы перестать дрожать от полного изнеможения, но запас дрожи никак не иссякал. Фаун пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали, как у замерзающего насмерть человека. Живот у нее болел.
В десяти футах от Фаун, раскинув ноги, на земле сидел Даг; рот его был открыт, и дышал он так же тяжело, как она сама. На лице его было написано потрясение. Левый рукав его рубашки был оторван, и лишенная кисти рука кровоточила. Должно быть, Дага сильно ударили по лицу: один слезящийся глаз уже заплывал.
Фаун шарила вокруг, пока ее рука не коснулась зеленой рукояти другого ножа – того, который сломался в теле Злого. Только куда же делся Злой?