— Почему вы не хотите назвать себя? Кто вы такие?
Четырехугольный передернулся, пуговка жалобно продолжала:
— Г-н профессор, клянусь богом, мы вам откроем со временем наши фамилии, но в настоящий момент, клянусь богом, этого мы не можем сделать по соображениям… по соображениям известного порядка… Но, поверьте, мы так далеки от мысли сделать вам что-либо плохое…. неприятное…
— Цель вашей экспедиции? — крикнул я коротко.
— О, господи! — залебезила, стеная, пуговка. — Цель чисто научная! Научная и исследовательная… потом — экономическая… Мы думаем найти там (он показал на потолок) тяжелые металлы — вы понимаете? — и камни… да, камни.
— Вы храните в тайне вашу поездку? — спросил я с задней мыслью поймать посетителей и поймал.
— Да-да! Конечно, в тайне! Само собой разумеется, в тайне! — встрепенулась пуговка, очень довольная, что я так простодушно пошел им навстречу. — Только я да вот он знаем об экспедиции и обо всем, что связано с ней!
— А мне думается, — начал я, строго и внушительно глядя в глаза обоим посетителям, — что вас было целое собрание, многочисленное собрание, которое час тому назад — скажу точно — в 8 часов вечера заседало и горячо обсуждало проект приглашения меня в экспедицию!..
Я не успел проверить эффекта, вызванного моей смелой информацией. В общем же эффект был таков:
Пуговка свалилась со стула от неловкого прыжка ко мне четырехугольного… Четырехугольный держал новенький, фатально блестевший маузер и тыкал им в мое лицо…
— Вы слишком много знаете и много хотите знать, милостивый государь, — орал он, продолжая слишком неосторожно потрясать револьером. — Неважно, откуда вы узнали о нашем собрании, имевшем место час тому назад в Нью-Йорке… Предполагаю, что вы не имели никаких фактических данных, кроме какой-нибудь психо-комбинации, и просто намеревались смутить нас!..
Он был почти прав, черт возьми!
— Опустите ваш револьвер, — предложил я, — совсем лишнее тыкать им в нос…
Но четырехугольный не опускал вооруженной руки.
— Подождите. Успеете. Джон (это он к пуговке), дай господину профессору чек на 500 фунтов…
— Вот вам, г-н профессор, 500 фунтов. Это аванс. Остальные вы получите завтра в это же время, перед посадкой в машину. Надеюсь, вы теперь не откажетесь следовать с нами?
Чек я машинально опустил в карман: проклятый револьвер не давал возможности ясно мыслить; ведь он мог и выстрелить!…
— Да-да, я согласен, — насколько можно твердо произнес я. — Но опустите ваш револьвер!..
Ах, какой упрямый этот Джек, он же — четырехугольный!..
— Нет. Вы раньше дайте честное слово джентльмена, что не вздумаете увильнуть от экспедиции, не вздумаете приглашать властей, и завтра, ровно к 9 часам вечера, будете готовы к поездке… Даете в этом слово?..
Милый способ — из-под дула револьвера вырывать согласие, да еще закрепленное словом, но пришлось на все согласиться: ведь у меня жена, дети, а этот проклятый четырехугольный обрубок способен был на самый скверный поступок…
— Ну, вот и поладили, — миролюбиво закончил Джек, пряча маузер в карман. — Значит, завтра вы получите остальные деньги… Да, кстати, избави вас бог оказать нам какое-нибудь сопротивление! Тогда мы уже не к револьверу прибегнем, а к психо-магниту… Надеюсь, вам знакомо это средство?..
Теперь и Джон-пуговка — ехидно хихикал. "Постойте, бандиты", — озлился я.
— Не согласен! Не согласен! — ошеломил я их внезапным криком.
Те даже рты разинули.
Четырехугольный Джек процедил сквозь зубы: "Год-дэм!" (очень неприличное ругательство) и снова полез за револьвером. Пуговка- Джон тоже опустил руку в карман. Конечно, я поспешил объяснить, в чем заключалось мое несогласие:
— Две тысячи фунтов мало! Вы должны дать больше! Может быть, из этого треклятого путешествия не придется вернуться! У меня — семья…
— Ах, вот! — успокоились сразу милые гости. Джек презрительно уронил:
— Сколько вы хотите?
— Пять тысяч фунтов! И половину — сейчас!..
— Джон, напиши г-ну профессору чек на две тысячи…
И они ушли, заверив мне свое глубокое почтение… О, негодяи!..
Едва я успел, заперев дверь, вернуться в кабинет, — новый звонок… Оглянулся: не забыли ли чего мои визитеры. Будто, нет.
Нехорошо, если это жена с детьми. Увидят меня, взволнованного, начнут расспрашивать, беспокоиться…
Славу богу, не жена. Два безузых юнца и спрашивают, конечно, меня.
Вот денечек выдался! Как нарочно, когда мне надо готовиться к серьезной лекции, прут визитеры да все из сорта самых необыкновенных.
Эти тоже начали оригинально. Я поспешил заверить:
— Профессора нет дома. Профессор ушел с 8 часов на лекцию и вернется только к 12. Зайдите, товарищи, завтра.
— Нет, вам надо его сегодня видеть, дело серьезное, — насупившись пробормотал старший из юнцов — с белокурыми вихрами, а младший — с острыми черными глазенками, ни слова не говоря, влез в переднюю, хладнокровно оттеснив меня дверью в угол, на плевательницу.
— Мы подождем, — решили они, комфортабельно усаживаясь почему-то на подоконнике, когда в передней стояло достаточно стульев.
— Ну и ждите на здоровье! — рассердился я, собираясь идти к себе в кабинет
— Подождите, подождите, товарищ, — соскочил вдруг младший, с черными глазенками. Он через открытую дверь увидел в столовой мой портрет.
— Это чей портрет-то? — подозрительно-недружелюбно вопросил глазастый юнец.
— Что вам угодно? — вместо ответа резко спросил я.
Глазастый горячо обратился к вихрастому, совершенно игнорируя мое присутствие:
— Он (— это, значит, я), он врет… Он — сам профессор и есть… Вон под портретом его фамилия… А портрет его…
Ребята взяли меня в работу. Пришлось сознаться. Но, чтобы не затягивать визита, я не пригласил их в кабинет. Так, стоя в передней, мы и объяснились.
— От вас только что вышли два подозрительных субъекта… — начал вихрастый.
— От меня ничего подозрительного не выходило, — отвечал я, заинтригованный и смущенный. — Однако, кто вы сами-то?
— Два "господина" в цилиндрах, — продолжал вихрастый, будто и не слышал моего вопроса. — Они спустились в овраг (дом, в котором я жил, стоял на краю оврага) и оттуда вылетела странная штука, вроде большой сигары; вылетела и унеслась в небо…
— Какое отношение имеет это ко мне? — внутренне я оробел от такого сюрприза.
— А ведь цилиндры вышли от вас? — резонно мотивировал глазастый.
— Ну да, от вас, — подтвердил его товарищ.
— Ну так что же? — смешался немного я и рассердился. — Черт вас возьми! Что вам надо? И кто вы такие?
— Мы комсомольцы, — небрежно уронил вихрастый, поглощенный другой мыслью. — Кто эти господа-то? Контрреволюцию, небось, затевают?..
Признаться, до сих пор я не думал о возможности таких планов у англичан (или американцев), посетивших меня. К Советской власти я вполне лоялен; с начала революции работаю в рядах советских ученых и совсем не желаю участвовать в каком-либо заговоре против власти, признанной мною. Это я и выразил, обеспокоенный, своим юным — визитерам.
— Вы — буржуа, — произнес старший, с видом знатока оглядывая обстановку моей квартиры.
— Конечно, буржуа, — отозвался и младший, бесцеремонно заглядывая в столовую.
— Вас ничего не стоит купить, — раздумчиво произнес первый, а второй поддакнул:
— Покажи вам стерлинги или доллары, и вы какую угодно власть предадите, не говоря уже о советской…
— Ах, черт вас дери! Сопляки вы этакие!.. Да если на вас наставляют револьвер и дают деньги, что остается делать?!..
Напрасно я погорячился. Не мог сдержаться, слишком меня взвинтили эти два визита. Ребята насторожились.
— Видишь, видишь! — сказал один другому, — так и есть! Эти цилиндры что-то затевают да и без него (кивок на меня) тут не обошлось…
— Слушайте, попадете вы в грязное дело! — тоном видавшего виды заключил вихрастый.
"У меня семья на плечах. Ну их к богу, эти стерлинги!..
Но что делать? Ведь цилиндры могут привести в исполнение свою угрозу?! Вот попал в переплет! Дернул меня черт напечатать "Психо-машину"!.."
И я чистосердечно поведал ребятам все, взяв с них слово выручить меня из беды.
— Ого! На луну?! — гмыкнули комсомольцы. — Интересно. Мы думали: это только в романах пишется…
— Сколько они вам дали? — спросил более практичный вихрастый.
Я сказал.
— Дайте нам фунтов десять… Мы с вами полетим, завтра утром экипировку купим…
— Это же невозможно! — вскричал я. — Они и меня и вас расстреляют!..
Ребята сморщились презрительно и потрогали себя за карманы:
— Мы сами с усами!..
— Тогда как же вы проберетесь в машину? — сдался я.
— Это наше дело. "Фомку" купим. Они прилетят завтра, а машину, небось, опять оставят в овраге, мы в нее и задерем…
— Ну, действуйте, как хотите, — махнул я рукой, все более и более расстраиваясь.
Так как отдельного чека на десять фунтов у меня не было, я дал ребятам в бонах червонцев десять. И еще раз попросил — довольно упавшим голосом — выручать из беды.
— Ладно, — твердо отвечали они и, шмыгая по ковру ногами, а глазами по обстановке, ушли.
Вот каша заварилась! Не расхлебать мне ее никогда!..
II. БЕСЕДА НА СКВЕРЕ
Остаток испорченного вечера, ночь и весь следующий день были проведены мною под знаком наисквернейшего самочувствия.
Нужно ли говорить, что подготовка к лекции, как и сама лекция, ясное дело, не состоялись.
Нужно ли говорить, что я, словно маятник, колебался между двумя крайними побуждениями. То хотел плюнуть на все и отдаться покорно предопределенной мне свыше судьбе, то хватал шапку и намеревался бежать в милицию, "Угроз" и даже… страшно сказать, в то учреждение, которое с первого дня своего славного существования наименованием своим всегда приводило в сотрясение все фибры моей души, не говоря о теле… Я хотел бежать в Чеку…
Шел 7-ой час вечера. До сих пор под предлогом научных занятий я скрывался от проницательных глаз жены в своем кабинете. Метался из угла в угол. Придумывал выходы — один другого фантастичней… Время текло с чудовищной быстротой! Прав Эйнштейн, говоря об относительности понятия времени…
На исходе 7-го часа томительная горячка ожидания настолько разрослась, что заставила меня покинуть тесное мое заключение. Я не мог идти к семье и вышел на улицу.
Механически двигались ноги… Прохладный вечер освежил меня; ясней стало представляться мне мое близкое будущее… Ясней и еще более ужасней!..
До сих пор я как-то не думал о семье!.. Что будет с ней, когда я неожиданно и загадочно исчезну? Хорошо. Материально она обеспечена, но как отнесутся соответствующие власти к моему исчезновению и как их отношение отразится на семье?..
Новая мысль, словно раскаленная булавка, вонзилась в мозг, задела в нем какие-то центры и… ноги мои неожиданно повернули меня за угол… к той улице, на которой стояло вышеназванное мною учреждение.
Я решил: если число телеграфных столбов от последнего угла до учреждения будет четным, зайду и объясню все. В противном случае, — пройду мимо и предоставлю себя неизбежному року…
Однако, судьба решила иначе.
Десяток шагов оставалось мне до названного места, когда я услышал за собой шаги и голос:
— Не оборачивайтесь, товарищ профессор; за вами следят… Если вы идете в Чеку, проходите мимо… В Ленинский сквер… Там поговорим…
Затем меня обогнала фигура в кожаной куртке, в наглухо застегнутом шлеме, — длинная и юркая, — и, конечно, при револьвере. По всей вероятности, фигура соблюдала строгое инкогнито, но белокурый вихор из-под шлема разоблачал ее с первого взгляда. Это был "вихрастый" гость. Один из тех юных друзей, что посетили меня вчера.
Нужно сказать, что я сразу почувствовал необыкновенное облегчение и на душе такую легкость, будто добрая тонна оттуда вывалилась.
Конечно, теперь у меня и мысли не зародилось зайти, когда я проходил Чеку.
В сквере на лавочке сидел "вихрастый"; на меня даже не глянул. Я опустился рядом, тоже стараясь не глядеть па него. Очевидно, так было нужно.
Придушенный и измененный голос из-под шлема:
— Вы шли в Чеку?
— Да… но… (я отвечал таким же голосом).
— Совершенно напрасно. Неужели вы думаете, что мы не сделали всего, что требуется обстоятельствами?
— Да, но… семья…
— Вы могли испортить все дело. За вами следят с самого утра по поручению "цилиндров"… А по поручению нашему за вашим шпиком тоже следят… уже из Чеки…
"Вихрастый" тихо-довольно засмеялся и потер с удовольствием руки:
— Знатное дело будет! Знаете, ведь это не шантаж! Мы действительно летим. У них есть машина…
Это называется "успокоил". Я даже привскочил на месте.
— Никуда не хочу лететь… — почти простонал я.
"Вихрастый" презрительно рассмеялся:
— Вы интеллигентный супчик (так и сказал!) и, конечно, мягкотелый… Смотрите, на вас лица нет, так извелись вы за один день. Что же будет с нами, когда мы полетим на Луну?
— Не хочу на Луну!.. — снова простонал я.
А "вихрастый", развивая свою мысль, продолжал:
— Сознайтесь, что вы долго колебались, прежде чем решиться на Чеку?.. Ну, конечно!.. Вы, может быть (презрительно) даже гадали на картах или на кофейной гуще… Ха-ха-ха!..
Подумать только: такой сморчок, а как знает жизнь! Отдаю ему должное уважение.
— Нет, — сконфузился я, — я только столбы считал, если четное…
— Ха-ха-ха!.. Я так и думал! Не на гуще, так на столбах!.. Впрочем, шутки в сторону. Вы приготовились к путешествию? Мы, наверное, сначала полетим в Америку…
— Не хочу и в Америку…
— Так нужно, — строго сказал "вихрастый". — Не хнычьте. И вам, и вашей семье ничего плохого не сделается. А вот скажите-ка лучше: на вас можно положиться? Вы не разболтаете?
Естественно, что я обиделся и поэтому демонстративно повернулся к собеседнику спиной. Тот, однако, ничуть не смутился, даже напротив:
— Очень хорошо, что вы отвернулись… Так вот — чтобы вы были в курсе дела — слушайте, что я сегодня узнал: в Америке, 7 месяцев тому назад, один ученый… забыл фамилию… изобрел машину… психо-машину… Пожалуйста, не обольщайтесь насчет ее идеи… Машина была построена, когда вашего романа в печатном виде не существовало…
Мне уже надоело отказываться от этого злосчастного романа и объяснять его происхождение: я промолчал.
— …были первые опыты. После них скоропостижимо скончался ученый… Ах, вот его фамилия: Никандри! — и загадочно исчезла его машина. Надо думать, что тут приложили свою руку государственные американские деятели… И, надо думать, что на этой самой машине мы с вами и полетим…
— Послушайте, — резко повернулся я, осененный такой простой и такой счастливой идеей.
"Вихрастый" зашипел кошкой:
— Отвернитесь! Сейчас же отвернитесь!.. Вон ваш шпик…
Мы немного переждали; сердце мое колотилось буйнорадостно. Потом я выложил свою идею:
— А почему бы вам, милый человек, не завладеть сегодня же вечером этой машиной? На кой черт лететь куда-то?..
— Э… э… товарищ профессор, — убил меня собеседник, — завладеть машиной не штука, нужно еще завладеть их планами!.. Вот для этого-то мы и полетим с вами…
Он вдруг встал и на ходу уже бросил:
— Ну, пора. Ступайте домой. К 9-ти часам будьте готовы. Ничего не бойтесь. Мы погрузимся раньше вас…
Очень императивно произнесены были последние слова, и мне ничего не оставалось, как беспрекословно повиноваться… Может быть, устами этого юнца говорит моя судьба?
III. ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Ровно в 9 часов вечера прозвучал энергичный звонок. Так же энергично отозвалось на него мое сердце. Дверь пошел открывать сам. (Жену и детей я заблаговременно услал в кино).