Давным-давно Спанчетта вознамерилась выйти за меня замуж и успела, по-видимому, тайком договориться с домоправительницей и с кастеляншей Лилианой. Так или иначе, правление стало серьезно рассматривать возможность такого брака, не посоветовавшись со мной. Однажды вечером мы играли в ипенг. Спанчетта тоже решила поиграть — бегала по площадке, кричала, ругалась, распоряжалась, размахивая руками и становясь в позы, объявляла аут, когда шар попадал в сетку, путала серые шары с розовыми и яростно отрицала проигрыш, когда не успевала отбить подачу. Короче говоря, привлекала к себе внимание всеми способами. В связи с чем Вилмор Ведер, оказавшись рядом со мной, заметил: «Держись, Шард! Похоже на то, что твоя женитьба станет настоящим испытанием».
«Какая женитьба? — спрашиваю я. — От кого ты слышал о моей женитьбе?»
«Разве ты не женишься? Все только об этом и говорят!»
«Странно, что никто не удосужился посвятить меня в эту тайну. И кому же посчастливилось стать моей невестой?»
«Спанчетте, кому еще? Если верить Карлотте, день свадьбы уже назначен».
«Не следует верить Карлотте — у нее язык без костей. Я не женюсь на Спанчетте! Ни сегодня, ни завтра, ни в прошлом году, ни после второго пришествия Пулиуса Файстершнапа! Короче — никогда и ни при каких обстоятельствах! Я достаточно ясно выражаюсь?»
«Куда уж яснее! Теперь тебе осталось только одно — убедить в этом Спанчетту, стоящую у тебя за спиной».
Я обернулся — в двух шагах, тяжело дыша, стояла побагровевшая Спанчетта. Все расхохотались, а Спанчетта попыталась заехать мне по голове битой, отчего все просто повалились со смеху.
Таким вот образом. С досады она женила на себе размазню Миллиса, а заодно стала любовницей Намура. Но мне она никогда не простила.
Примерно через год я женился на твоей матери в Сарсенополисе, на Девятке Аль-Фекки. Когда мы вернулись в Араминту, нам стали устраивать всевозможные «случайные» неприятности. Марья их игнорировала, я тоже. Потом родился ты. Спанчетта ненавидит тебя втройне: из-за меня, из-за твоей матери и из-за того, что у Арлеса нет твоих способностей и твоего характера. Вполне может быть, что теперь она нашла возможность каким-то образом выместить свою злобу».
«Невероятно!»
«Вполне вероятно. Спанчетта — странная женщина. Подожди здесь. Пойду, наведу кое-какие справки».
2
Шард направился прямиком к новому зданию управления, где располагались помещения отдела A. Там, в качестве начальника полиции, он смог провести расследование, не встречая никаких препятствий.
Времени оставалось мало — через два часа, с неизбежной регулярностью вращения Лорки вокруг Синга, начиналась торжественная трапеза клана. Вернувшись в пансион Клаттоков, Шард явился в комфортабельные апартаменты с высокими потолками, занимаемые домоправителем Фратано.
Заходя в приемную, Шард чуть не столкнулся со Спанчеттой, выходившей из внутренней гостиной. Оба остановились, как вкопанные — и для Шарда, и для Спанчетты эта встреча была крайне нежелательным поворотом событий.
«Что ты здесь делаешь?» — резко спросила Спанчетта.
«Тот же вопрос можно было бы задать и тебе, — отозвался Шард. — Как бы то ни было, у меня срочное дело к Фратано, связанное с расследованием в управлении».
«Уже поздно. Фратано переодевается к ужину, — Спанчетта с подозрением смерила Шарда глазами с головы до ног. — И ты собираешься сидеть за трапезным столом в повседневной форме? Впрочем, зачем я спрашиваю? Твое пренебрежение приличиями общеизвестно».
Шард мрачновато рассмеялся: «Ничего не признаю́, ничего не отрицаю! Не беспокойся, однако — когда начнут разносить суп, я буду на месте. А теперь прошу меня извинить — нужно кое-что обсудить с Фратано».
Спанчетта неохотно повернулась, чуть освободив проход: «Фратано занят и не хочет, чтобы его отвлекали. Могу передать ему сообщение».
«Как-нибудь справлюсь без твоей помощи», — Шард протиснулся мимо Спанчетты, задержав дыхание, чтобы не чувствовать исходивший от нее теплый, тяжелый аромат духов и женского плодородия. Входя в частную гостиную Фратано, он тщательно прикрыл за собой дверь перед самым носом увязавшейся за ним Спанчетты.
Фратано, в свободном домашнем халате, полулежал в кресле, возложив длинную бледную ногу на мягкую обивку скамейки — служанка-островитянка массировала ему голень и ступню. Нахмурившись, домоправитель вопросительно взглянул на посетителя: «В чем дело, Шард? Ты выбрал неудачное время для визита».
«Самое удачное — и ты в этом убедишься, как только меня выслушаешь. Попроси служанку удалиться — разговор не для посторонних ушей».
Фратано капризно щелкнул языком: «Неужели это так важно? Пазза не интересуется нашей болтовней».
«Вполне возможно. Но я заметил, что Намур все обо всех знает. Нужны дополнительные разъяснения? Пазза, будьте добры, выйдите и закройте за собой дверь!»
Покосившись на Фратано, служанка встала, одарила Шарда прохладной полуулыбкой, прихватила горшочек с мазью и покинула гостиную.
«Что случилось? — пробурчал Фратано. — Из-за чего потребовалось прервать мой массаж?»
«Сегодня Глоуэну исполняется шестнадцать лет, он становится кандидатом».
Фратано моргнул, на лице его сразу появилось озабоченное выражение: «И что же?»
«Тебе сообщили его показатель статуса?»
«Разумеется, — Фратано прокашлялся. — Что дальше?»
«Тебе его сообщила Спанчетта?»
«Ну и что? Так или иначе, показатели сообщают из отдела A. Как правило, бумаги приносит Льюта. Сегодня их принесла Спанчетта. Показатель от этого не меняется».
«Разве Спанчетта когда-нибудь раньше этим занималась?»
«Нет. А теперь говори напрямик: в чем дело? Не наводи тень на плетень!»
«Думаю, ты прекрасно знаешь, в чем дело. Ты видел показатель Глоуэна?»
«Конечно — почему нет?»
«И каков этот показатель?»
Фратано попытался выпрямиться в кресле: «Этого я не могу сказать! Показатели статуса строго конфиденциальны!»
«Даже если отдел B проводит расследование?»
Фратано наконец удалось подтянуться и сесть прямо: «Почему бы отдел B вмешивался в дела нашего клана? К чему ты клонишь? Я хочу знать всю подноготную!»
«Ведется расследование преступного сговора».
«Не понимаю, о чем ты говоришь!»
«Спанчетта заявляет, что ей известен показатель статуса Глоуэна, и сообщает его Арлесу, который, в свою очередь, похваляется своими познаниями перед Глоуэном. Само по себе серьезное нарушение правил. Если же разглашению конфиденциальной информации способствует домоправитель, поднимается вопрос о преступном сговоре».
«Какая чепуха! — возмущенно воскликнул Фратано. — Я никому ничего не разглашал!»
«Где показатель Глоуэна?»
Фратано указал на лист желтой бумаги, лежащий на столешнице у стены: «Вот он. Официальная компьютерная ведомость».
Шард приподнял бумагу: «Тридцать? Ты видел эту цифру?»
«Разумеется».
«И ты собирался объявить ее во время трапезы?»
Узкое лицо домоправителя вытянулось пуще прежнего: «Честно говоря, у меня тоже возникло впечатление, что показатель завышен...»
Шард презрительно усмехнулся: «Завышен? Каким, по-твоему, должен быть показатель Глоуэна?»
«Что-то вроде двадцати четырех, по-моему... Тем не менее, не мне спорить с компьютером», — Фратано указал на желтый лист бумаги.
Шард ответил зловещей кривой усмешкой, на мгновение обнажившей зубы: «Фратано, я только что вернулся из отдела A. Компьютер функционирует безотказно. Но результаты расчета зависят от входных данных, не так ли?»
«Совершенно верно».
«Сегодня утром, пользуясь своими полномочиями, я проверил входные данные — информацию, на основе которой производятся расчеты. Да будет тебе известно, что кто-то изменил записи! Теперь в регистрационной карточке указано, что Глоуэн — незаконнорожденный внебрачный ребенок».
Домоправитель снова прокашлялся: «По правде говоря, слухи об этом ходили уже давно».
«До меня они не дошли».
«Считается, что твой брак недействителен, так как к моменту бракосочетания Марья уже была замужем, но не позаботилась о том, чтобы оформить развод. Само собой, я не обращаю внимания на сплетни. Тем не менее, если эти сведения достоверны...»
«И сведения эти поступили от Спанчетты? Она — источник так называемых «слухов»?»
«В разговоре со мной она упомянула об этих осложнениях».
«И ты принял ее слова на веру, даже не поставив меня в известность о происходящем?»
«Факты остаются фактами! — проблеял Фратано. — Приземлившись на станции Араминта в качестве туристки, твоя невеста расписалась в учетной книге как «госпожа Марья Кьясальво»!»
Шард кивнул: «Отдел B имеет все основания завести на тебя дело по неопровержимым обвинениям в преступном сговоре и в злостном пренебрежении обязанностями».
Челюсть Фратано опустилась и задрожала, глаза его округлились и увлажнились: «Старина Шард! Ты же меня знаешь! О чем ты говоришь?»
«Почему же, в таком случае, ты принял беспардонную фальшивку из рук Спанчетты, не позаботившись проверить исходную документацию? Признаюсь, я крайне возмущен! Тебе известен мстительный нрав Спанчетты! Почему ты согласился стать послушным инструментом в ее руках? Теперь тебе придется отвечать за последствия!»
Фратано пробормотал: «Спанчетта привела убедительные доводы».
«Убедительные домыслы! Позволь мне изложить факты, о которых ты мог бы узнать в любой момент, если бы удосужился позвонить мне по телефону. Родители Марьи принадлежали к популярной на Девятой планете Аль-Фекки религиозной секте «свидетелей квадриполярного откровения». Детей причащают к этой секте в десятилетнем возрасте посредством ритуального обряда «обручения» со святым-покровителем или святой-покровительницей, в зависимости от пола. Святым-покровителем Марьи был Кьясальво, «самоцвет милосердия». Обряд обручения — религиозная формальность, причем уже во время церемонии святой освобождает причащаемую от светских брачных уз. Это освобождение подтверждено в нашем брачном свидетельстве, которое я мог бы предъявить в любой момент, если бы знал о существовании каких-либо подозрений. Наш брак, несмотря на измышления Спанчетты, не менее действителен, чем твой. Представить себе не могу, как она посмела исказить генеалогические записи!»
«Подумать только! — огорчился Фратано. — В один прекрасный день Спанчетта и ее козни сведут меня в могилу! К счастью, ты успел заметить ошибку».
«Ошибку? Мы имеем дело с умышленной подделкой документов!»
«Зачем же преувеличивать? Спанчетта — чувствительная особа. Когда-то у нее были основания считать... Ну ладно, ладно. Какое безобразие! И что же теперь делать?»
«Мы оба умеем считать. Вот, у тебя на стене, генеалогическое дерево Клаттоков. Несомненно, статус Глоуэна ниже статуса Декстера, но превышает статус Трайна — то есть равен двадцати четырем. Предлагаю тебе официально декларировать эту цифру исполнительным указом — у тебя есть такая привилегия, а в данном случае в этом заключается твой долг».
Фратано внимательно рассмотрел генеалогическую схему, прослеживая линии длинным бледным пальцем: «Есть возможность вычета пары баллов из показателя Трайна — благодаря завидному положению тетки его матери в клане Ведеров».
«У Глоуэна не меньшее преимущество. Эльсабетта, старшая сестра его бабки, происходила из высших слоев клана Вуков. Кроме того, среди его предков — леди Уолтроп, домоправительница Диффинов. Не забывай также о том, что Трайн на восемь лет младше Глоуэна! В его возрасте еще не нужен показатель, равный двадцати четырем».
«Тоже верно, — Фратано осторожно покосился на Шарда. — И больше не будет никаких упоминаний о преступных заговорах? Ты просто не слишком удачно пошутил, не так ли?»
Шард мрачно кивнул: «Пусть будет так».
«Очень хорошо. Здравый смысл подсказывает цифру «24». Допустим, что при условии легитимности твоего брака результат компьютерного расчета также равнялся бы двадцати четырем». Фратано взял желтый лист бумаги, перечеркнул авторучкой цифру «30» и вписал цифру «24».
Собираясь уходить, Шард обернулся и проговорил через плечо: «Рекомендую запереть дверь на замок. Иначе тебе снова придется иметь дело со Спанчеттой».
Поморщившись, Фратано кивнул: «О домашних делах я как-нибудь сам позабочусь. Гантер? Гантер! Где тебя носит нечистая сила?»
В гостиную заглянул лакей: «Вы меня звали?»
«Когда господин Шард удалится, запри наружную дверь на оба засова, никого не принимай и не передавай никаких сообщений. Все понятно?»
«Будет сделано».
3
Отец и сын стояли, готовые выйти из квартиры — Шард в последний раз проверял, все ли в порядке с праздничным костюмом Глоуэна. Коротким кивком Шард выразил больше удовлетворения, чем словами: «Думаю, никто не найдет, к чему придраться — на этот счет можешь быть спокоен».
«Гмм. Как минимум, Арлес не одобрит мои ботинки».
Шард усмехнулся: «Арлес не в счет! Никто даже не взглянет дважды в твою сторону — если ты не позволишь себе какую-нибудь вопиющую вульгарность».
«Я не намерен позволять себе никаких вульгарностей, — с достоинством откликнулся Глоуэн. — Невоспитанность не сообразуется с моими представлениями о праздновании дня рождения».
«Правильно! Рекомендую ничего не говорить, если к тебе не будут обращаться непосредственно, а если общение неизбежно, ограничиваться банальностями. Этого достаточно, чтобы через несколько минут тебя сочли блестящим собеседником».
«Скорее всего, меня сочтут неотесанным тупицей, — проворчал Глоуэн. — Тем не менее, постараюсь держать язык за зубами».
И снова на лице Шарда появилась кривая недобрая усмешка: «Пошли! Пора в трапезную».
Они спустились по лестнице на первый этаж, пересекли вестибюль и направились в главную галерею: две подтянутые фигуры, напоминавшие одна другую нарочито сдержанными движениями и манерами, за которыми угадывались врожденная ловкость и тщательно контролируемый избыток энергии. Шард был на голову выше сына; его жесткие волосы уже слегка поседели, а кожа, потемневшая от ветра и солнца, приобрела оттенок мореного дуба. Лицо и волосы Глоуэна были светлее, а в груди и в плечах он был поуже отца. У Шарда выработалась привычка язвительно поджимать губы. На лице Глоуэна, опускавшего уголки рта, когда удавалось забыть о заботах, появлялось мечтательное, рассеянное выражение. Девушки нередко заглядывались на Глоуэна — его печально-насмешливая физиономия, намекавшая на безудержный полет фантазии, вызывала у них странные безотчетные ощущения, похожие на приятный испуг.
Отец и сын приблизились к трапезной. Остановившись под входной аркой, они обвели глазами ярко освещенный зал. Почти все проживавшие в пансионе Клаттоки уже расселись вокруг длинного стола на стульях с высокими жесткими спинками. Они сплетничали и смеялись, часто прихлебывая «Баньольд» — легкое шипучее вино из погреба клана Лаверти. Не меньшей популярностью пользовалась более крепкая и сладкая «Розовая индессенция» — произведение ферментологов из клана Вуков. Вдоль стен, у столешниц с бутылками и салфетками, выстроились лакеи-йипы с напудренными до белизны лицами, в роскошных серых с оранжевым ливреях клана Клаттоков и париках из расчесанного серебристого шелка.
Шард указал на противоположный конец стола: «Тебе полагается сидеть справа от сестры твоей бабки, Клотильды. Я сяду справа от тебя. Иди вперед».
Глоуэн одернул сюртук, расправил плечи и вступил в трапезную. Присутствующие притихли — легкомысленные замечания повисли в воздухе, смешки и хихиканье растворились в молчании. Все головы повернулись, чтобы посмотреть на прибывших.
Глядя прямо вперед, Глоуэн промаршировал вокруг стола; за ним следовал Шард. Два лакея отодвинули стулья и снова придвинули их, когда Шард и Глоуэн приготовились сесть. Шумная компания вернулась к прерванным разговорам — все стало, как прежде, Глоуэна игнорировали. Пренебрежение клана показалось ему почти оскорбительным. В конце концов, сегодняшний ужин посвящен празднованию его дня рождения! Глоуэн обвел родственников высокомерным взглядом, но его никто не замечал. «Надо полагать, громкая непристойность или вопиющее пренебрежение правилами привлекли бы их внимание!» — подумал он.