— Лейтенант Хрантакс. Полагаю у вас для меня еще один доклад о повреждениях? — сказал Скраивок.
— Теперь я капитан корабля Хрантакс, мой господин.
— Будешь тем, кем я скажу, Хрантакс.
Не утратив мужества, Хрантакс продолжил. В нострамском обществе не выжить, если показываешь свою слабость.
— У вас скоро сеанс связи с лордом Кландром и лордом Востом.
— Да, да, — нетерпеливо ответил Скраивок. — Ну так докладывай.
— Отлично. С вашего позволения.
Не дожидаясь ответа, Хрантакс щелкнул пальцами, нажав на тактильные сенсоры в подушечках пальцев, и вывел гололитическую проекцию «Темного Принца» на ближайший дисплей. Картинка дрожала в воздухе, лишь ненадолго обретая четкость. Большая часть проекционных линз была разбита, и когда изображение вращалось, его фрагменты один за другим исчезали и появлялись вновь.
— По нашим подсчетам, нужно еще три дня до полного восстановления основных магистралей питания поля Геллера, мой господин.
Скраивок громко вздохнул.
— Это начинает утомлять. Я вполне уверен, что говорил тебе — то есть, ты понимаешь, это значит, что я полностью уверен, что говорил тебе — что у тебя времени ровно до сегодняшнего дня.
Хрантакс посмотрел гигантскому воину прямо в глазные линзы.
— Это, может, и утомительно, но наши достижения превосходят самые смелые прогнозы. Я говорил о пятнадцати днях, но все будет сделано за девять.
— Как благотворно на людей влияет страх.
— Страх эффективен лишь отчасти. Они хорошо выполнили свою работу только благодаря моему планированию и контролю.
Cкраивок уставился на Хрантакса.
— Все-таки следовало убить тебя. Я все еще могу это сделать.
— Может и так, но вы не станете, — ответил смертный.
— А ты, что, невосприимчив к страху?
У Хрантакса задергался глаз; из него сочился подавляемый страх, и Скраивок смаковал его. Человечишка держался изо всех сил, и мучить его было истинным удовольствием.
— Нет, конечно, но вы не убьете меня, если хотите, чтобы этот корабль хотя бы чуть-чуть приблизился к возможности совершить варп-перелет в ближайшие несколько дней, — ответил он, добавив в конце «мой господин» с таким высокомерным презрением, что Скраивок засмеялся. Через решетку его шлема это прозвучало зловеще.
— Ты смотри, как все быстро! — с издевкой произнес легионер. — Давай же я обниму тебя на радостях! Или быть может, наконец, после стольких месяцев в этой дыре мне уже все равно, и я раздавлю твой череп, чтобы развеять бесконечную скуку от пребывания… — он повысил голос до крика —…здесь?!
Шум на мостике — жалкий отголосок того, что когда-то наполнял это место, на мгновение смолк. Уцелевшие члены экипажа, с потухшими взглядами и изнуренные как Хрантакс, нервно посматривали на космодесантника.
Хрантакс оставил вызывающее поведение командующего без внимания.
— На этом корабле ничего не осталось нетронутым, — мастер корабля обвел рукой потрепанный бок судна. Очертания «Темного Принца» — такого, каким он был — были обозначены тонкими зелеными линиями, а то, что на самом деле осталось от корабля, было раскрашено темно-красным. Все вместе выглядело как мягкий костный мозг в разбитой кости.
— Тринадцать процентов массы потеряно, потери среди экипажа составляют семьдесят процентов. Шестьдесят три из трехсот палуб разгерметизированы. Общее снижение огневой мощи составляет восемьдесят процентов. В шести случаях мы едва предотвратили полную остановку реактора. И мы все еще живы, в большей степени лишь благодаря моим усилиям. И если вы все это время скучали, то мне скучать было некогда.
— Очень за вас рад, лейтенант.
— Я — капитан этого корабля, капитан Скраивок.
— Исключительно по моей милости.
— А ваша милость основывается на моем профессионализме, и если вы хотите остаться гнить здесь на веки вечные, я бы посоветовал вам прикончить меня прямо сейчас.
Гендор Скраивок усмехнулся, но лишь один раз. Это равно могло означать как признание правоты Хрантакса, так и угрозу.
— Три дня? Я полагаю, это хорошая новость, — сказал он, а потом, с минуту помолчав, добавил: — Хорошая работа. Но уже слишком поздно.
В шлеме раздался настойчивый звук. К нему приблизилась офицер связи, обливавшаяся потом от страха. Ей недоставало мужества Хрантакса, и она как могла, избегала космодесантника и обычно разговаривала только с мастером корабля.
— Лорд Кландр и лорд Вост запрашивают канал связи.
— Просто чудеса какие-то! Все сломано, но я все еще должен говорить с этими ублюдками! — ответил ей Скраивок. — Хорошо. Соедини нас, полное шифрование. Мне не очень хочется, чтобы проклятый Тринадцатый что-то услышал и забил боевую тревогу.
Скраивок видел, что женщина была близка к тому, чтобы упасть в обморок.
И ей стоило бы. Он представил себе, как освежевал бы ее, и эта мысль еще больше возбуждала его интерес. Ее вопли были бы восхитительны. Но с другой стороны, они все восхитительно вопят на свежевальных рамах…
— Да, мой господин.
На гололите возникли два лица, рассеяв схему «Темного Принца» во вспышке света и помех.
Первым заговорил капитан Кландр, известный в двадцать третьей роте как Быстрый Клинок.
— Мы готовы отправляться, как и договаривались. Ты с нами?
— И я тоже рад тебя видеть, братец, — ядовито ответил Скраивок. — И тебя, Багровое Крыло.
— Скраивок! — поприветствовал его Вост.
— Ты готов? — скорбно повторил Кландр. На его вытянутом лице застыло крайне несчастное выражение, несмотря на то, что сегодня оно выглядело даже более презрительным, чем обычно.
— Еще три дня, если верить словам моего капитана.
— Тогда мы уходим без тебя.
— Всего семьдесят два часа. Неужели вы не можете задержаться еще чуть-чуть? Три корабля лучше, чем два.
Кландр и Вост отвернулись от него. Скраивок предположил, что они переглядывались, решая, кто из них нанесет решающий удар, хотя с его позиции их проекции смотрели в одном направлении. Такие взгляды не предвещают хороших новостей, подумал он.
— Эта война для нас окончена, — сказал Вост. — У нас нет примарха, нет приказов и нет цели. Если мы останемся здесь, нас уничтожат. Тринадцатый обнаружит нас, их полно вокруг Соты, и у меня нет никакого желания встречаться с ними на столь невыгодных условиях.
— Они нас не обнаружат. Это место хорошо служило Легиону до недавнего времени.
— Сота уже не та, брат, — сказал Вост. Он был менее упрям, нежели Кландр, и чуть ближе к Скраивоку, если так можно было выразиться о Повелителе Ночи. В его презрительной усмешке проскальзывали следы угрызений совести: они были почти незаметны, но все же.
— Это не братство, это унижение! Мне напомнить, как вы осыпали проклятиями тех, кто бросил нас? — спросил Скраивок.
В уголках рта Кландра, всегда опущенных вниз, заиграла призрачная улыбка.
— То были они, а сейчас речь о нас. Легиону конец, Скраивок. Может, если нам повезет, мы сможем хоть немного помочь Магистру войны.
— Но, в общем и целом, каждый ублюдок сам по себе?
— Это по-нострамски, — сказал Кландр. — Было глупо забывать это. Мы ждем следующего импульса с Соты, который скроет наше отбытие.
— И эта… буря. Вы готовы идти сквозь нее? Я не одобряю эту идею.
— И хорошо, потому что ты остаешься здесь, — сказал Кландр. — А я думаю, мы вполне спокойно выберемся отсюда.
— Меня так радует твоя уверенность, — Скраивок сменил манеру разговора, и теперь в его тоне звучало откровенно напускное смирение. — Мне не стоит надеяться, что вы случайно решили прихватить с собой меня и моих людей?
Кландр фыркнул.
— Чтобы ты всадил мне нож в спину и занял мой командный трон? Ты никогда не мог спокойно выполнять приказы. На борту этого корабля есть место лишь для одного капитана, и этот капитан — я, Кландр Быстрый Клинок.
— Я так понимаю, это значит «нет»?
Изображения двух офицеров замигали, как верный признак разгоняющихся до полного хода реакторов. Кландр бросил на него последний уничтожающий взгляд и оборвал связь.
— Как бы там ни было, Скраивок, мне очень жаль, но мы не можем здесь оставаться, — сказал Вост.
— Неважно, — холодно отозвался Скраивок. — Совершенно неважно.
— Ну, да, ты прав, неважно, — согласился Вост. — Прощай, Скраивок!
Гололит отключился.
Скраивок приказал занять боевые посты на случай, если его бывшие братья вдруг решат напоследок поживиться ресурсами его корабля, хотя, судя по всему, тридцати одного когтя космодесантников было вполне достаточно, чтобы отпугнуть их. Кландр и Вост в свою очередь не стали открывать огонь, скорее чтобы не привлечь к себе внимание равнодушных властителей Соты, нежели из какого-либо чувства преданности. Сопла «Доминуса» и «Удара» раскалились добела, и корабли устремились прочь от кладбища.
Тринадцатый легион был педантичен во всем. Как по расписанию, спустя полчаса они снова сделали то, что обычно делали на Соте, и ожидаемый всплеск энергии захлестнул мир. Он затопил помехами вокс и ослепил астропатов, как и всякий раз до этого. Худо-бедно починенные системы заискрили, тусклые люмосферы на мостике «Темного Принца» замигали.
Поток обжигающего света обрушился на убежище Повелителей Ночи. Линзы Скраивока потемнели, и иллюминатор из бронестекла потемнел еще сильнее, но этого было недостаточно. Он зажмурил глаза. Свет выжигал остаточные образы на его сетчатке, и он не увидел, как корабли Кландра и Воста ворвались в варп.
По крайней мере, им хватило приличия отойти на безопасное расстояние от его корабля.
— И вот остался лишь один я, — выдохнул он.
Остался лишь «Принц» и мертвые корабли, истекавшие в пустоту последними остатками жизни.
От выброса энергии у него слезились глаза, но ему не хватило сил снять шлем и вытереть их.
— Вызывай всех обратно. Я хочу, чтобы корабль был готов к отбытию, как только запустятся двигатели. Пошли солдат на другие корабли. Укомплектуй экипаж нашего судна полностью. Мы отправляемся в одиночку.
— Господин?
— И приведи ко мне Келлендвара, — приказал Скраивок.
Хрантакс замялся.
— Никто не знает, где он, милорд.
— Почему?
— Не углядели.
Скраивок указал бронированным пальцем в Хрантакса.
— Знаешь, если бы ты не носил высший офицерский титул среди всех оставшихся на этом корабле, я бы тебя убил. Ты ведь знаешь это, да?
— Я абсолютно в этом уверен, милорд.
Будь он проклят, думал Скраивок, и будь проклята его дерзость. Будьте прокляты и он, и Келлендвар вместе с ним.
— Просто разыщи Палача. И немедленно приведи его ко мне.
Келлендвар вдавил палец глубже в изувеченное лицо человека. Червь застонал от боли, а по его щеке потекла кровь вперемешку с глазным белком. Другая рука Келлендвара так крепко сжала плечо человека, что его ключица сломалась.
Келлендвар посмотрел на него. Он был так слаб и хрупок.
— Хорошо, что ты не сопротивляешься. Ты принял свою судьбу. Это разумно.
— Пожалуйста, мой господин…прошу вас, — произнес мужчина болезненным шепотом. — Я верно служил Восьмому легиону всю свою жизнь.
— И я не сомневаюсь, ты думаешь, что это несправедливо, — лицо Келлендвара приблизилось к лицу человека. От него пахло кровью, глазной жидкостью, грязью и страхом. Он лишь слегка шевельнул пальцем, и мужчина издал булькающий звук новой агонии. — Не справедливо. Во вселенной вообще нет справедливости. Или ты не согласен?
Единственным ответом был влажный всхлип.
— И все же, скажи мне, где мой брат, и я дам тебе легкую смерть.
По тону Келлендвара можно было догадаться, какой была бы альтернатива.
— Который из братьев, мой господин? — задыхаясь, произнес человек.
Келлендвар изобразил искреннее удивление.
— Мой брат. У меня он только один.
— Я не видел ни одного легионера с тех пор как… как… Пожалуйста, умоляю вас! Отпустите меня!
— Нет. Я же уже сказал, не один из братьев, а мой брат.
Человек закричал.
— Господин, пожалуйста! Пожалуйста! Он сказал, что заживо сдерет с меня кожу, если я расскажу кому-нибудь!
— Я не думаю, что сейчас это большая проблема, а ты?
— Пожалуйста, не надо! Он в Великом Склепе, мой господин!
— Вот видишь, все оказалось не так уж и трудно. Будь благодарен, я смилуюсь над тобой.
Келлендвар надавил сильнее, и задняя стенка глазницы треснула под металлом его перчатки как яичная скорлупа. Человек задрожал и умер, его мозг был раздавлен большим пальцем Келлендвара.
Он сбросил раба на пол, вытер руку об его одежду из грубой ткани и оттащил его к центру коридора. Сняв с креплений топор, который носил за спиной на энергоранце, он активировал его энергетическое поле. Гулкий удар оставил на палубном настиле дымящуюся прореху. Повелитель Ночи взял отрубленную голову человека и стал внимательно ее разглядывать. Он поискал, куда бы ее выставить, и пристроил на сломанную опору люмосферы, после чего отправился в темноту мертвого корабля.
От старых привычек было непросто избавиться.
«Никтон» был самым большим кораблем среди сброда, собравшегося у Соты. Ворвавшись в реальное пространство, он едва смог сбавить ход. Немногим позже его реактор отключился, и корабль погрузился в хаос. На борту находились воины двух рот — Невозможного Рассвета и Глубокой Тьмы. Их вражда переросла в перестрелки, и около сотни Повелителей Ночи пали их жертвами, прежде чем было восстановлено некое подобие порядка, и то лишь благодаря тому, что в точку сбора прибыло еще несколько кораблей. Спустя некоторое время «Никтон» был покинут, а выживший экипаж оставлен умирать во тьме.
Кораблю нужно много времени, чтобы умереть по-настоящему. Могут отказать органы, мозг может угаснуть, но жизнь будет теплиться в мертвом теле до последней клетки. Оказавшиеся в столь затруднительном положении выжившие осваивали свое обиталище, как бактерии в кишках умершего человека.
Великая искусственная звезда в сердце корабля погасла, но во вспомогательных станциях энергия все еще оставалась, и они будут функционировать еще тысячи лет. Множество мелких машин пережили смерть гиганта, и их было достаточно, чтобы поддерживать человеческую жизнь, пусть и на примитивном уровне. Целые поколения мужчин и женщин могли выживать на борту «Никтона», постепенно забывая о вселенной за пределами его корпуса.
Келлендвар скорее слышал рабов, нежели видел их.
Временами они уносились от него торопливыми шагами, как крысы в стенах. Он не пытался передвигаться тише, но и не предпринимал попыток преследовать их.
— Я мог бы вас поймать, крысёныши! — прокричал он. — Знайте об этом!
Его голос эхом прокатился по пустынным залам и помещениям до самых дальних коридоров, где услышать его могли только мертвецы. Рассмеявшись, он двинулся дальше.
Целые секции корабля оказались заблокированы, и Келлендвару много раз приходилось возвращаться назад. Лишь дважды он решался надеть шлем и проложить путь через пустоту. Необозримый простор космоса всегда вызывал у него чувство, близкое к страху. Он был рожден в узких переулках, и ему никогда не нравились открытые пространства.
Внутри корабля воздух был пропитан химическими запахами гари. Его нейроглоттис переваривал их, оставляя тонкое послевкусие тысяч смертей. Он проходил по коридорам, забитым обгоревшими телами. Вывернутые конечности и застывшие в крике лица спрессовались в костлявую массу и выглядели, как неведомый многоногий монстр, нашедший здесь свою смерть.
На третьем перекрестке в главном коридоре он наткнулся на тела боевых братьев. Их броня была разбита попаданиями своих же масс-реактивных снарядов. Он окинул их незаинтересованным взглядом, выискивая тех, кого он мог знать, но из рот, базировавшихся на борту «Никтона», он ни с кем не сражался вместе. Их знаки отличия и боевые трофеи были ему незнакомы.
В одном из огромных атриумов из лопнувших труб водопадами лились вода, охладитель и отходы. Местами отсутствовала искусственная гравитация, и он был вынужден передвигаться размеренным и неуклюжим шагом, примагнитив подошвы к палубе; в других местах царил холод глубокого космоса, сковывавший слоями льда металл и плоть.