Она вбила сумму.
– Какое назначение платежа?
– Благотворительный взнос. На лечение Горелова Юры.
– Ничего себе! – Надя взглянула возмущенно. – Мошенники на больных детях наживаются?
– Похоже, что да, – мрачно отозвался он.
– А это не опасно? Для тебя, я имею в виду?
– Надюшка, не волнуйся. Обычная острая тема. Тысячная, наверно, в моей жизни.
Подробности Митрофанова выпытывать не стала. Знала, что без толку. Перевела деньги, сообщила Полуянову:
– Копию чека я тебе на электронную почту переслала.
– Ты мой верный друг! – он на секунду оторвался от руля, чмокнул ее в щеку.
Гроза чуть сбавила накал. Взъерошенная стихией Москва осталась позади. Теперь они мчались по Новой Риге.
– Суббота, а дорога почти пустая, – с удовольствием отметила Надя.
– На Новой Риге пробок вообще не бывает. Твой отец грамотно место для дома выбрал.
– Какой он мне отец? – пожала плечами девушка.
– Что значит «какой»? Не просто отец, а любимый папочка – раз такое наследство оставил. Знаешь, сколько твой домик стоит?
– Понятия не имею.
– А я посмотрел на риелторских сайтах – под миллион долларов.
– Да ладно!
– Из-за земли в основном. Тут сотки золотые, а у тебя их целых двадцать, да с лесом.
– У нас.
– Нет. У тебя. Наследство – твое личное имущество. И при разводе не делится.
– Ну, мы еще и не поженились, – она отвернулась к окну.
Подразумевалось давно: они станут супругами. Обязательно. Соли вместе съели не один пуд и даже совместную собственность завели – общую, на двоих, четырехкомнатную квартиру. Но до ЗАГСа до сих пор не добрались. Дима не звал. Надя мечтала, но плести интриги или «принудительно беременеть» не хотела.
А просто капать Диме на мозг – совсем бесполезно. Он каждый раз – едва больная тема хотя бы краешком всплывает – переводит разговор на другое. Вот и сейчас тоже. Приосанился гордо:
– Я великий гонщик! Уже домчался – невзирая на экстремальные погодные условия. Через километр съезд. Чудо-местечко, зацени! Лес кругом сосновый! Теннисные корты! Супермаркет!
Они съехали с трассы на симпатичную, будто в рекламе страховой компании, дорогу. Справа и слева – пряничные, мечта офисного планктона, дома. Два этажа, участок, посадки, иномарка у входа.
– У нас тоже вид на дорогу? – насторожилась Митрофанова.
– Ох, Надежда! Вы бы хоть с кадастровым планом ознакомились, прежде чем во владение собственностью вступать, – упрекнул Полуянов.
И свернул на грунтовку. Слева синело озеро. Справа березовая роща отдавалась остаткам дождя. Метров через пятьсот их встретил указатель: «Васильково».
– Оно, оно! – обрадовалась Надя.
И подскочила к потолку – Дима не заметил под лужами лежачего полицейского.
– Негодяи! Хоть бы знак поставили! – заворчал журналист.
И покатил вдвое медленнее.
Митрофанова жадно глядела по сторонам. Она почему-то представляла классическое дачное местечко: деревянные домики, огороды, цветы, детвора на велосипедах. Но Васильково оказалось каким-то гибридом коттеджного поселка и чахлой деревеньки. То павой выступит вычурный, с витражными окнами, коттедж. И сразу рядом с ним – чахлая изба из черных бревен. Ну, и масса промежуточных вариантов: двухэтажные домики из скучной серой вагонки, солнечно-желтые избушки под старину, барак с новенькой пристройкой…
– А это что? – Надя показала на огромный, возвышающийся над всей деревней домище.
– О-о, это местная достопримечательность. Сейчас специально мимо проеду.
– Откуда ты знаешь про достопримечательности моего Васильково? – подозрительно спросила она.
– Так родная газета писала, – улыбнулся Дима. – Я специально в архиве нашел. Там еще заголовок такой мощный… «Дворец для черного короля».
Полуянов повернул, и девушка ахнула.
Действительно, прямо перед ними возвышался огромный, очень безвкусный за́мок. Площадь – пара тысяч метров, не меньше. Четыре этажа. Арочные окна. Под крышей – бойницы.
Но на этом величие и заканчивалось. Стекол в окнах не было. Забор из рабицы рухнул. Во дворе – груда хлама, какие-то ящики, гнилые матрасы, размокшие пакеты с цементом. Стены исписаны граффити.
– Какой ужас! – прокомментировала Надежда.
– Больше двадцати лет в таком виде стоит, – сообщил Дима. – Его вор в законе, Резо Крутой, в девяносто четвертом начал строить. За два года поставил коробку, закупил отделочные материалы – и сел. На пятнашку. А на зоне с собой покончил. Сам или помогли – не знаю. А дом остался. Наследников нет, достраивать некому.
Дима вновь надавил на газ, скомандовал:
– Теперь ищи Березовую улицу. Где-то совсем рядом.
И Надя почти сразу закричала:
– Вот, вот!
Родовое гнездо оказалсь всего в паре кварталов от воровского дворца. Такая же, как и во всей деревне, разномастная улица. Но если большинство домов стояли фасадами прямо на проезжую часть, то Надино наследство было выстроено куда изысканнее. Внутри, за забором, создавали видимость леса густо посаженные березы. И лишь метрах в пятнадцати вглубь виднелся двухэтажный домик.
– Как здорово! – девушка не удержалась, захлопала в ладоши. Не стала дожидаться, пока Дима припаркует машину, выпрыгнула еще на ходу. Подбежала к забору. Подергала запертую калитку. Заглянула в щелку. Даже примеряться стала – получится ли перемахнуть через ограду.
Подошел Полуянов, ласково улыбнулся. Накинул Наде на плечи ее любимый плащ – синий, с белыми ромашками по подолу:
– Дождь идет. Промокнешь.
Она бросилась ему на шею:
– Да подумаешь – какой-то дождь! Ты понюхай, что за воздух! Как лягушками пахнет! Цветами! И лесом!
Калитка на противоположной стороне улицы распахнулась – и Надя нервно хихикнула.
Из соседнего дома им навстречу спешил ее классический контингент. Молодящийся, крепкой советской закалки, в тренировочном костюме с белой полосой на штанинах старичок. На голове – что-то вроде картузика, сухонькие, голенастые ноги всунуты в подбитые мехом калоши. Лицо встревоженное, голос строгий. Спросил сердито:
– Вы кто такие?
Надя – прежде чем ответить – широко улыбнулась. Представилась:
– Я Надя Митрофанова.
Пожилой дядечка взглянул неуверенно:
– Рыбакова, что ли, дочка?
– Она самая, – просияла в ответ Надежда.
– Что-то не похожи вы на покойника, – старик по-прежнему поглядывал исподлобья.
– А давайте я вам паспорт покажу, – предложила девушка.
Когда протягивала документ, коснулась руки соседа. Тот отдернул ледяные пальцы и отчаянно, словно мальчишка, покраснел.
Митрофанова наградила его еще одной ослепительной улыбкой.
Старик поспешно отвел взгляд от ее груди (Надина гордость, пятый размер безо всякого силикона) и уставился в паспорт. Пролистал, проговорил, словно в пространство:
– Штампа о регистрации брака не имеется.
И взглянул на Полуянова сурово.
Надя еле сдерживалась, чтоб не расхохотаться. Но богатый опыт общения со старшим поколением научил: почтение, плюс малая толика обожания и всегда удовлетворять любопытство. Тогда старички как шелковые.
– Это Дима. Сын маминой подруги. Мы с ним с раннего детства знакомы. Он надежный, хороший человек. Журналист. А я… я надеюсь быть вам, – она очаровательно улыбнулась, – хорошей соседкой. Чуть-чуть освоюсь – испеку пирог, приглашу на новоселье. Придете?
– Других дел у вас нет – со стариками возиться? – проворчал старик.
– Я люблю гостей, – парировала Надя. – Особенно взрослых, умных. Как вас зовут, кстати?
– Тимофей Маркович.
И улыбнулся – хмуро, словно одолжение сделал. Буркнул:
– Сейчас. Ключи вам принесу.
Ходил долго. Надя свой забор чуть ни обнюхала и все коттеджи поблизости рассмотрела. Едва старик появился, начала выспрашивать:
– А кто у меня соседи? Слева и справа?
Тимофей Маркович поджал губы:
– Соседи у вас – большие оригиналы. Слева, – показал на мрачный, темно-коричневого кирпича, дом, – гражданка Сумцова проживает. Днем вы ее не увидите. Она на улицу только ночью выходит. А если кур покормить – всегда вуаль и темные очки надевает.
– Зачем? – хихикнула Надя.
– Опасается ультрафиолета. И еще очень скандалить любит. По любому поводу. Так что будьте готовы. А справа от вас, – дедушка кивнул на бревенчатый дом, – проживает представительница эзотерической профессии.
– Это как? – не поняла Надя.
– Колдунья. Людям будущее предсказывает. Солнечную энергию качает. – Взглянул опасливо на соседский участок, склонился к Надиному уху, зашептал: – А еще находит на нее иногда. Особенно в полнолуние. Между вами-то забор – рабица, все видно будет. Может выть, петь. По земле иногда катается. Она вроде Ванги, блаженная. И общаться ни с кем не хочет.
– А я надеялась тут со всеми подружиться, – вздохнула Надя.
– У нас достаточно закрытый поселок, – поджал губы старик. – Каждый сам по себе живет.
Надя взглянула ему в глаза. Одиночество и тоска – как у всех стариков.
И тепло произнесла:
– Я все равно приглашу вас на новоселье.
– Не стоит трудиться, – отозвался сосед.
– Пойдем, – потянул ее за руку Полуянов.
– До свиданья, Тимофей Маркович! Спасибо вам за ключи! – попрощалась Надя.
На ходу обернулась, увидела: соседушка смотрит вслед. Глаза встревоженные.
– Мы ему не понравились, – заметила Надя, пока шли к дому по дорожке, усыпанной прошлогодними листьями.
– Он мне тоже. Мутный старикан, – отозвался Дима.
– Брось. Типичный одинокий, несчастный дедок. Вроде Юрлова. Таких отогревать надо. Медленно и осторожно.
– Ой, – вдруг нахмурился Полуянов, – подожди, напомнила. Я сейчас. Только в дом не заходи без меня!
И помчался обратно к калитке. Надя жадно разглядывала свои теперь владения. Дом – самый обычный, не новый. Первый этаж из грязно-белого кирпича, второй – дощатый. Крыльцо убитое. Зато сад хорош. На ландшафтный дизайн ни намека, однако и кусочек леса имеется (у забора), и с десяток фруктовых деревьев. Вокруг кустов смородины и малины буйствуют одуванчики. Клумба с еле видными зачатками тюльпанов отступает перед батальоном неистовых сорняков.
Вернулся Полуянов с пакетом.
– Ты куда бегал?
– Да Библию в машине забыл.
– Ты ее сюда взял?!
– А чего такого?
– Ну… раритет. Я все боюсь – потеряем или украдут. Что я на работе скажу?
– Никто не украдет. А начальница твоя мне сказала – хоть месяц читай.
Дима легко взбежал на крыльцо. Надя протянула ему ключ. Замок сердито взвизгнул, дверь отворилась, и они вошли в дом.
В прихожей оказалось сумрачно, Полуянов нащупал выключатель. Старомодная люстра под потолком разгоралась медленно. Постепенно, неохотно освещала заурядный и совсем чужой быт. На тумбочке у входа – пожелтевшая рекламная газета, начатая облатка валидола, садовые перчатки. На вешалке – мужские куртка и плащ, у порога – клетчатые тапочки. Митрофановой стало неуютно – будто незваной гостьей, а то и вором прокралась в чужое жилище.
– Он как будто просто ушел, – прошептала она. – И сейчас вернется.
Обернулась к Диме, растерянно произнесла:
– Ты знаешь, а я ведь даже его фотографии никогда не видела.
Полуянов молча обнял ее. Спросил:
– Разуваться будем?
– Зачем? – Надя была благодарна ему за простой, практический вопрос. – Тут пылища, я сначала все помою.
Они обошли первый этаж. Кухня (в раковине, все в белой плесени, тарелка и чашка). Ванная комнатка (унитаз ржавый, черный). Воздух спертый. А в гостиной, наоборот, светло, свежо и почти чисто. В огромные окна заглядывают молодыми листиками ветки берез.
– Почему здесь воздух совсем другой? – удивилась Надежда.
– Рамы старые, в щели дует, – объяснил Полуянов.
Отправились на второй этаж. Две одинаково безликие комнатки – будто номера в дешевом отеле. В каждой – минимальный набор: кровать, тумбочка, шкаф. И еще одна комната, побольше, – кабинет. Здесь все изящней: стол с видом на сад. При нем кожаное кресло. Настольная лампа под старину. На стене – очень удобно, под рукой, – стеллажи со справочниками.
Полуянов заинтересовался, взял один, прочитал на обложке: «Рифма и размер в стихосложении».
Хмыкнул: «Интересно».
Надя убитым голосом произнесла:
– Дим, я такая размазня! Ни постельного белья не взяла, ни толком еды. Как мы здесь жить будем?
Он взглянул насмешливо:
– Вселенская проблема! Неужели в шкафу белья не найдется? А еду в сельпо купим.
– В чужих вещах рыться?!
– Надя, да привыкай уже! Это твои вещи. Все, что в доме, – твое.
– Все равно. Спать на чьем-то чужом белье? – поморщилась она.
Но отправилась в одну из спаленок. Распахнула шифоньер. Произнесла удивленно:
– Для мужчины – почти идеально. Иди, Полуянов, учись.
Дима заглянул через ее плечо. Носки (каждая пара аккуратно скручена) лежали по цветам. Два ряда абсолютно черных, дальше рядок коричневых, по несколько комплектов серых, темно-синих и белых.
И постельное белье, пусть и не выгляжено, но выстирано, сложено и тоже разобрано по комплектам. Пододеяльник, наволочка, простынка – в цветочек. Рядом – те же принадлежности, но в темно-бордовую клетку.
– Волк-одиночка был твой отец, – прокомментировал Полуянов.
– Да. Две наволочки одного цвета я не найду, – вздохнула Митрофанова. – И пододеяльники все одинарные.
Дома они с Димкой спали под огромным «семейным» одеялом, Надя всегда показательно ворчала, когда невенчаный супруг вечером заставлял ее греть постель – и страшно (но молча) радовалась, когда он наконец являлся ей под бочок.
– Но одеял я не нашла! И чем мы обедать будем? – тяжело вздохнула она.
Полуянов закатил глаза, заворчал:
– Все. Надюха начала трепыхаться. Да расслабься ты! Пойдем по деревне прогуляемся, зайдем в магазинчик, купим там какого-нибудь сала, капустки квашеной. Водочки можно мерзавчик – символически, в честь новоселья.
– Представляю, что тут за водка!
– У меня на паленую нюх, не переживай, – утешил Полуянов. И начал распоряжаться: – Давай, открываем все окна – и уходим. А то тут запах, как в склепе.
Надя хотела сказать, что к ночи обещали всего плюс пять, незачем выстуживать дом. И опасно: все распахнуть и уйти. Но начнешь сейчас спорить – Димка презрительно бровь вскинет и клушей обзовет, уже проходили.
Поэтому только раритетную Библию, незаметно для Полуянова, бросила в свою сумочку. И поспешила вслед за ним во двор. Не удержалась, посоветовала:
– Ты бы хоть машину на участок загнал. А то зацепят на дороге.
– Надин, ты моя Надин, – Полуянов обнял ее, потрепал нежно по щечке. – Расслабься хоть на секунду. Обязательно тебе все проконтролировать!
Но послушно пошел открывать ворота.
Надя пока что прошлась по участку. Одуванчики, трава какая-то непонятная – все это вырвать надо. И прошлогодние листья выгрести. А деревья, наверное, надо удобрить, побелить им стволы. Книги, что ли, почитать по садоводству – чтоб хоть знать, с какого конца подступаться? Или с соседями пообщаться, спросить совета?
А вот на ловца как раз и зверь! Митрофанова увидела сквозь сетку-рабицу, отделяющую ее участок от соседнего, очень прямую женскую фигуру в дождевике и темных очках.
Дама вышла из дома. Долю секунды постояла на пороге. Уверенным шагом направилась к забору.
– Здравствуйте! – вежливо обратилась к ней Надя.
Никакой реакции. Тетка присела на корточки – в паре шагов от Митрофановой. Начала рвать зеленый лук. Ногти длинные, крашены мрачным болотным лаком.
– Добрый день! – повысила голос девушка. – Я ваша новая соседка.
Женщина повернула голову в ее сторону. Напряглась – словно прислушивалась. И снова склонилась над грядкой.
– Точно, блаженная… – пробормотала Митрофанова.
И поспешила к воротам – Димка как раз заезжал, правый машинный бок оказался в опасной близости от стойки забора.
Но машина прошла в миллиметре от препятствия, под колеса попал только шальной, неизвестно с чего здесь выросший бордовый тюльпан.
Когда Дима вышел из-за руля, показала ему на цветок:
– Как наша жизнь. Никогда не знаешь, когда оборвется.