Старик вышел в холщовом рубище. Величественен и печален. Отказался от исповеди и последнего покаяния, с осуждением оглядел собравшихся и воспользовался правом последнего слова. Вернон очень боялся какой-нибудь подлянки, типа предсмертного проклятия. И не зря боялся, как оказалось. Вообще, эти инквизиторы просто-таки мышей не ловят! Колдунов надо жечь, не снимая кляпа – это каждый школьник подтвердит!
Но, нет.
- Вы раскаетесь! – раздался над маленькой площадью обители владирцев торжественный и печальный, хорошо поставленный и проникновенный голос “непонятого старца, преданного учениками”, – я делал все ради блага, ради мальчика. Ради его шанса выжить самому, не губя при этом сотни жизней. Волдеморт вернется. Он не может умереть, потому что в этом мире его держит крестраж. И крестраж этот – Гарри Поттер. Мне жаль.
Старец поднял на толпу преисполненные искреннего сострадания очи, и муж мой (несколько мандражировавший от необходимости в наш просвещенный век присутствовать на самой натуральной казни через сожжение) пожалел, что поджигать не ему.
А я еще когда сказала, что у меня бы рука не дрогнула!
По толпе магов прошелестели охи и ахи.
Мой бизон (так себе это и представляю) набычился и напрягся, мысленно готовясь нынче же ночью покинуть страну.
Суровая женщина-кошка, промокая уголки глаз клетчатым платком, пояснила:
- Директор прав. Совершенно прав. Это ужасно, но мальчика теперь придется убить. О! Это так ужасно! Джеймс и Лили!
Это она отцу ребенка такое сказала. Представляете, да?
На наше счастье совсем рядом стоял отец Александр. Он и выразил недоумение, которое испытали монахи от таких заявочек и странной реакции окружающих. Хотя, чего они вообще ждали от колдунов богопротивных? Этим только дай христианского младенца в жертву принести!
- Успокойтесь, Вернон. Это бред! Никого убивать не придется! Зачем? Крестраж – это частичка расколотой души. Одержимого можно избавить от десятка полноценных демонов Божьей волей, а тут всего-то дело рук человеческих. Приступайте! – Священник взмахнул рукой, и колдуна, жестко прихватив под руки, повели к столбу.
Внезапно хлопнуло, пыхнуло жаром, разлилась, словно млечный путь в небесах, прекраснейшая из птичьих трелей, и огненная птица феникс оказалась у самого столба.
Дрова занялись огнем.
Инквизиторы засуетились, готовя крепления – как бы дровишки не прогорели бестолку.
Птичка вновь поднялась в воздух. Размах крыльев у нее был широк. Вернон говорил, что неслабо испугался в тот момент. Еще каким-то предвкушением повеяло от бородатого и от магов-Орденцов.
Но отец Александр вновь дал отмашку. На сей раз куда-то в сторону стен.
Сдвоенно хлопнули ружейные выстрелы. Врубили на полную мощные динамики из которых, полился речитатив покаянной молитвы, мешая собственные мысли разобрать, не то, что услышать чьи-то трели или вопли.
Мертвая птица вспыхнула и осыпалась пеплом.
Уже не столь благостного Дамблдора, преодолевая его сопротивление, приковали к столбу. Колдунов взяли в кольцо, предупреждая от необдуманных действий.
Тело человека на костре горит долго и неохотно.
И не прогорает полностью.
Все эти штуки с золой по ветру – сказки для легковерных дурачков. Даже в современном крематории, который дает жар, несоизмеримый с жаром самого большого костра, остаются какие-то куски и вкрапления.
Ох. Вернон так красочно об этом рассказывал, что проблевался в тот вечер не только сам, еще и мне плохо было.
Дамблдор мертв, мы убедились.
Только порадоваться не смогли. Очень уж страшно.
Ну, и барбекю лет семь потом не делали.
И вообще, обдумывая блюда из мяса, приходилось быть очень осторожной.
Одни хлопоты от колдунов!
Даже от дохлых.
Через три дня Чарли забрали на обряд экзорцизма.
Теперь Вернон остался дома, сторожить Дадличку, а я поехала проконтролировать, чтобы монахи не потеряли моего невидимого непоседу в своих мрачных залах.
Виделось что-то такое подземное, с глыбами гранитных стен и запахом сырости и плесени.
На деле же – обычная молельная комната на первом этаже.
Стул в центре комнаты, скамеечка в дальнем углу для меня.
Несколько монахов в капюшонах и с четками, запах ладана и еще чего-то смолянисто-масляного. Несколько зажженных свеч, щедро разбрызгиваемая святая вода, речитатив молитв, сбивающийся на протяжное пение псалмов.
И жуткий вопль, с заметавшейся черной тенью, которая вспыхнула золотистым контуром и рассеялась от какого-то действия самого неприметного из монахов, оказавшегося на проверку тем самым монахом-колдуном из отряда владирцев.
Вот и все. Моя семья совершенно свободна от всей этой чертовщины.
Могла бы быть.
Если бы не невыносимый характер моего “старшенького”.
Чарльз Вернон Дурсль еще больше загорелся идеей стать монахом и бороться со злом.
Ну что в лоб, что по лбу! Осел упертый! С самого детства лишь бы куда-нибудь вступить!
Нет, святые отцы, это, несомненно лучше, чем доставучие колдуны.
Но, блин! Молодому парню монахом стать?!
Да он по младенчеству просто не понимает, о чем говорит!
И ведь опять та же история – у монахов нет своей воли.
Да они от имени собственного отказываются! Не то, что от своей воли!
Выполнять приказы вышестоящего бездумно, быстро и четко.
На роду что ли у мальчишки написано? Или в генах заложена эта потребность к подчинению?
Мне-то что опять делать?
Комментарий к Очищение Епитимья́ (др.-греч. ἐπιτιμία, «наказание») — исполнение исповедовавшимся христианином, по назначению священника, принимавшего таинство покаяния, тех или иных дел благочестия, имеет значение нравственно-исправительной меры. (википедия)
====== До самых одиннадцати лет ======
А что я могла?
Мы сами пришли к Инквизиции. Как теперь объяснить парню, что это просто другая сторона все той же медали?
Тем более не просто мальчишке, а моему упертому паршивцу?
Вся надежда исключительно на то, что со временем перебесится.
Многие мечтали стать космонавтами, но сколько из них действительно ими хотели стать и добивались цели?
В то же время, помощь от церковников была. И весьма существенная.
Казалось бы, речь шла только о защите от волшебников. И защитили – после казни Дамблдора к нашей семье ни один маг добровольно не приближался. (Правда, и с аврорами-невыразимцами отношения резко охладели, а потом и вовсе их пост расформировало Мин.Магии, надеясь на святых братьев). Только за одну защиту инквизиторам можно памятник поставить.
А они на этом не остановились. Считайте сами:
- экзорцизм,
- мантию эту дурацкую как снимать и надевать обратно нашли в своих архивах,
- с мальчишками возились постоянно – турпоездки, каникулы, кружки и секции,
- мужу заказы делали. Что у них, прямо нет другого поставщика сверл? Да, конечно!
В общем, присутствие Церкви в нашей жизни стало особо серьезным.
Соседи начали принимать нашу семью за особо верующих, святой отец непременно справлялся, как нам понравилась воскресная проповедь.
Чую, еще немного, и Вернону можно будет баллотироваться на должность мэра. Такая у него репутация в городе.
Мы оформили все бумаги на мальчишку, и я получила свою порцию общественного восхищения моим гражданским подвигом.
Вот только сейчас-то уже что? Сейчас паршивец взрослый совсем, самостоятельный до жути.
Вот за ползунковый возраст мне нужно памятник в полный рост отлить. Из каких-нибудь драгметаллов.
Хотя, с другой стороны, в детстве его можно было перехватить за лямки от комбинезончика и сказать: “А-та-та!” или отвлечь чем-нибудь. Маленькие легко отвлекаются. А сейчас пойди прошиби барана этого несгибаемого! Действительно, самые глухие – те, кто не хотят слышать!*
Мне иногда страшно за завтрашний день.
Почему нет психологической поддержки для тех, чьи дети собрались в монастырь?
Тех, у кого дети выросли наркоманами и алкоголиками, поддерживают. А я?
А мне еще хуже! С наркотиками все просто – это плохо, с этим надо бороться, это надо пережить и что там им еще говорят.
Но мой сын, казалось бы, задумал доброе дело. По крайней мере, в глазах общественности. Да и в моих. Я не весть какая христианка, но регулярно бываю в церкви, слушаю проповедь, уважаю святого отца... но как-то никогда не задумывалась, что его матушка не дождется внуков, может, как я своим сыновьям, хотела для сына развеселого студенчества, открытий, мирских радостей...
А что он себе предполагает? Карьеру? И только ее? Или – еще лучше – вечный бой, если его все-таки возьмут во владирцы?
Я не хочу! Не хочу так!!! Это мой сын!
Он просто не понимает, что делает! А потом будет поздно.
И вместе с тем мне ужасно плохо от того, что и себя я не чувствую правой.
Ведь я должна чувствовать гордость за воспитание ребенка.
Должна...
Но не чувствую.
Мы заключили с паршивцем соглашение.
Ему пока слишком мало лет, чтобы обсуждать такие серьезные вопросы. Так что, чтобы не ссориться со мной и Верноном, Чарли должен хорошо учиться, окончить колледж, и только потом мы поговорим снова.
И если б вы знали, как я хочу, чтобы он учился вечно!
Паршивец мой физически не в состоянии сидеть сложа руки и ждать.
В школе он и так учился отлично (еще бы, так долго об этом мечтал!), так повадился после занятий навещать Орден и гонять чаи с тамошним архивариусом. Завел в подвальчике свою картотеку – на владирцев, живых и причисленных к лику святых. Упросил Вернона купить еще один фотоаппарат и видеокамеру последней модели – не такую громоздкую, как наша.
Бегает, суетится, нет ему до меня времени и дела. А как славно раньше ходил за мной, как приклеенным хвостиком!
Да пропади они, эти розы теперь!
Ничего не хочу.
Одна отрада – Дадличек пока никуда не собирается от мамочки деваться.
Сириус Блэк тоже бродил неприкаянной душой. Так и хотелось выдать ему репу на фонарь Джека. Жаль, что не осень.
От инквизиторов он откупился. Даже, кажется, еще кого-то из ордена откупил. Но в нашей семье у него хватило совести не появляться.
Ну, то есть он сперва пришел как бы поговорить, но я чуть не выцарапала ему глаза, а монахи навесили еще один штраф.
Тут он запил на неделю, а потом пошел доказывать отцу Александру, что тот не прав.
Сперва хотел ему просто по-маггловски набить морду.
Ага, как же. Немного разные весовые категории. Килограмм так на сто разница.
Потом “дядя Алекс” откачал “дядю Сири” (понятно, с чьих слов я это знаю, да?) и они сели беседовать.
Блэк возвращался к священнику еще и еще. Беседовал, спорил, вдрызг ссорился, но на следующий день приходил опять.
Дело окончилось постригом.
Последний из Блэков стал монахом (тьфу на тебя, собака блохастая! Какой пример ребенку!).
Отписал движимое имущество крестнику, племяннику, племяннице и Церкви, а другу – дом.
Друг (тот самый, с мягкой виноватой улыбочкой) принялся наводить в своей собственности порядок и наткнулся на еще один крестраж. Как оказалось – того же авторства.
Владирцы среагировали мгновенно, освободили медальон от осколка души. Организовали поиски других крестражей, рассудив, что где два, там и четыре и, может, семь, десять... Колдуны еще и не так способны поступить.
Два монаха приняли обет молчания, пять – удалились на два года в затвор. Весь Орден объявил месяц строгого поста – в знак скорби по смерти человеческой души своего неудавшегося воспитанника. И в попытках отмолить грехи человеческие.
Надо ли говорить, что мой паршивец был снова в совершенном восторге и тоже объявил мне пост.
Так бы и стукнула!
Целый месяц он питался половинкой грейпфрута, подсохшим хлебушком и водой из-под крана, изредка, в качестве одолжения, соглашаясь поковыряться в овощном супчике.
Я призвала на помощь тяжелую артиллерию – заставила отца Александра еще раз повторить: “Чистокровных магов теперь не берут во владирцы. Волдеморт. Жутчайшее преступление против самого себя. Вот что бывает, когда чистокровных магов допускают в орден святого Влада”.
Ох и воплей было!
- Но я не маг! Я – Чарльз Вернон Дурсль, я родился и рос в семье добрых христиан!
А я с наслаждением потом каждый день напоминала: “Чистокровный. И мама ведьма, и папа колдун. И у папы все колдуны в семье”.
Ох, мы и поругались.
Вдрызг.
Так и шло.
Военные действия то затухали, то разгорались вновь. В основном все упиралось в мою уступчивость, потому что этот баран вовсе не умел сворачивать.
Вернон держал нейтралитет.
Монахи старались тоже особо не лезть.
Дадличек сопел и разрывался между рычащей мамочкой и избивающим боксерскую грушу во дворе братиком.
Ужас!
Перед Днем рождения Диди в девяносто первом году ссора была особенно громкой. Я шваркнула об пол кастрюлю, которую отмывала, у него взбрыкнула магия и по всему дому пропали стекла в окнах.
- Колдун чистокровный! – обидно припечатала я.
- Я дома монастырь устрою! – не остался в долгу он.
И ведь на самом деле устроил мне тут... монастырь!
Устроил себе “келью” в чулане под лестницей, сменил новые шмотки на какое-то рубище, опять было нарыпнулся объявить пост, но тут уж я была непреклонна – созвонилась с отцом Александром и отконвоировала противного мальчишку к диетологу.
Вот когда “пост” утвердил диетолог, тогда ладно.
Но тридцать первого июля я все равно расстаралась с завтраком – был шанс, что он оставит свои глупости и соблазнится на яичницу с беконом.
Первый-то День рождения мы ему справляли осенью, в день, когда мне его подбросили, но и официальную дату стали отмечать посиделками, как только узнали точно, когда он там родился.
Чарли вышел к столу хмурый. Но портить всем завтрак не стал. Огорченно посмотрел себе в тарелку и потянулся за соком.
- А овсянки нет?
- Лопай свою овсянку! – со стуком поставила я перед ним тарелку с кашей на воде. (С подпольно добавленным туда кусочком маслица – ну сил же моих нет терпеть такое! Когда он уже перебесится?!)
Тут стукнула крышка почтового ящика и паршивец радостно слинял из-за стола, давая мне время остыть и перестать рычать.
Вернулся бледный, как полотно.
- Мам! Они опять...
В руках он держал конверт из плотного пергамента, на котором обычно волшебники пишут свои письма.
В нашу жизнь, кажется, опять ломились колдуны.
Письмо мы не открывая выбросили в мусорное ведро.
И сразу же позвонили отцу Александру.
Оказалось, он ничего не может сделать. Чарли официально записан в школу собственными родителями еще с младенчества. Церковь в эту ситуацию вмешиваться не намерена.
А у мальчика есть его свободная воля.
Вот с этой волей он и работал всю следующую неделю шредером.
А не так-то это просто – порвать или сжечь кусок телячьей кожи.
Я рассказала, что в старину, когда люди пользовались таким сомнительным предметом для письма, его отскребали от чернил и переписывали заново. Молитвами там всякими.
У мальчишек появилось новое увлечение – они вымачивали шкуры, скребли и карябали что-то перышками.
Смешно было наблюдать.
Зато дома вновь воцарился мир и покой.
Мелкий ходил шелковым.
Я могла волей опекуна отправить его учиться к колдунам и ничего бы он против сделать не мог.
Это очень нехорошо, когда вас боится собственный сын, но надо же на него как-то влиять!
Через месяц, когда наши запасы пергамента изрядно пополнились, нас навестил гном-не гном, но кто-то жизнерадостный и мелкий.
А с ним еще – кислый и бледный.
Хорош мужик, но я зареклась восхищаться колдунами.
Зря Чарли меня боится.
Я ни за что не отправила бы сына к колдунам. Тогда уж лучше в монахи все-таки.
Оказалось, перед нами – новый директор Хогвартса и Председатель совета Попечителей. Прибыли выяснять – почему до сих пор нет ответа на письма?