- Да, я смотрела это шоу. Ну ты и выдала, Ника. По-моему, этот ведущий тебя уже ненавидит. Как только ты появляешься в его студии, тут же переворачиваешь все с ног на голову. Кстати, по закону жанра, чем сильнее изначально мужчина и женщина ненавидят друг друга, тем большая вероятность того, что ненависть трансформируется в противоположное чувство...
- Упаси Боже, - отмахнулась Ника, - в своего брата-журналиста я уж точно не втрескаюсь. Мы из одной речки рыбу удим, нам не до глупостей!
- Еще я думала, что ты подерешься в студии с ее адвокатом. Ну ты даешь, Ника, это же сам Гершвин, а ты сцепилась с ним, как с приготовишкой. Ты заставила его оправдываться, это жестоко!
- Потерпит! - Ника ударила кулаком по раме кабины. - Подумаешь, "модный лоер", распустил хвост, как павлин, такой самодовольный, прет, как поезд из тоннеля! - девушка покраснела. - Приятно, когда удается поставить на место такого зазнайку!
- Он потом тебя на Техналожке не подкарауливал, чтобы надавать по шее?
- Подкарауливал, но не затем, чтобы наподдать; приглашал в ресторан при "Астории" поужинать. Сказал, что уважает сильного оппонента и давно уже не встречал таких, как я, все больше всякую шелупонь по носу щелкал.
- И ты? - Лиля была заинтригована.
- Поблагодарила и вежливо ответила, что ужинаю в "12 апреля". Туда этот милорд точно не пойдет: он не признает кафе, где чашка кофе стоит дешевле тысячи. В первый момент он сморщил нос, но потом вернул лицо и заверил, что должен мне хороший ужин и в следующий свой визит в Питер предложит мне другой ресторан, на мой выбор...
- По-моему, он своего добьется, Гершвин может дожать любого судью или следователя, и от тебя не отстанет.
- Я пойду с ним ужинать только тогда, когда сама захочу, и туда, куда захочу, - отчеканила Ника, - потому, что я не судья и не следователь, и на меня его харизма не действует... В общем, я подняла серьезную тему. К сожалению, многие родители просто разучились нормально разговаривать с детьми, все больше воспитывают их окриками, шлепками и ремнем, и уже много детей оказалось в травматологии после таких "воспитательных приемов", а уж степень морального вреда оценить сложно. "А вы не лезьте, сами разберемся! Своих родите и воспитывайте! Меня саму так воспитывали! Не ваше дело!". Детей калечат если не физически, то морально, они начинают бояться родителей вместо того, чтобы их любить, а так быть не должно, Лиля! В том же фильме с Гундаревой дети все-таки любят своих родителей, а не боятся потому, что отец и мать с ними разумно разговаривают, а не орут и не отвешивают тумаки!
- Нас с Антоном родители пальцем не тронули, - тихо сказала Лиля, растроганная искренней болью в глазах и голосе Ники.
- Нас с сестрой тоже - нам достались нормальные родители, а не питекантропы. И мы их тоже любим, а не боимся.
Лиля кивнула.
*
У тротуара стояло пять блестящих междугородних автобусов "Санкт-Петербург - Выборг", и первый был уже наполовину полон. В воскресенье многие стремились поехать за город на экскурсию или просто на природу.
Ника и Лиля ждали у подножки и, когда водитель уже залез в кабину, увидели, как через дорогу от метро к ним спешит Тася.
- И как только она ухитряется не опаздывать на работу? - Ника посмотрела на часы.
- Может, потому, что живет через дорогу? - про себя же Лиля подумала, что ни за какие коврижки не смогла бы жить в квартире, выходящей окнами на ворота следственного изолятора...
- А опаздывают как раз те, кто живет через дорогу: думают, что времени еще много, а им всего-то дорогу перейти, вот и выходят в последнюю минуту. А расстояние дисциплинирует, приучает рассчитывать время.
- Необязательно. В Мадриде до любой точки можно за 15 минут дойти, и моя библиотека - на соседней улице, но я никогда не опаздываю.
- Ну, ты же уникум. Привет, Таська!
- Фу-у, на Техналожке в переходе не пробиться! - шумно перевела дыхание Таисия, - все, блин, ломятся на синюю линию!
- Воскресенье; все едут погулять.
- Гуляли бы, блин, за городом!
В автобусе они забрались на заднее сиденье. При виде сидящей посередине Таси больше никто не пытался туда подсесть. Даже среди своих товарок, надзирательниц женского отделения СИЗО, Тася выглядела настоящей великаншей. Натуральная блондинка, благодаря матери-поморке, с некогда миловидным, но огрубевшим лицом и резким прокуренным голосом. Даже крепкая мускулистая Ника выглядела рядом с ней субтильной, а Лиля вообще напоминала былинку. На Тасе так привычно смотрелась форма, камуфляж "березка", что в цивильной одежде она выглядела неуклюже и нелепо. Ее подопечные знали, что Тася хоть и может рявкнуть для острастки, но справедлива и отзывчива, а коллеги не решались лишний раз с ней спорить; она умела отбрить кого угодно. А Ника и Лиля знали, что Тася - добрейшей души человек и большая любительница шуток и розыгрышей.
- Вот они и едут за город, - сказала Ника, - только для этого сперва нужно доехать до вокзала или автостанции на метро... Как тебе.
- Как прошла неделя? - спросила Лиля, предотвращая язвительную реплику Таси.
- Как всегда хреновски. Девчонки, а вы уверены, что погода будет? - Тася посмотрела в окно. - Как в прошлый раз, когда мы вместо Летнего Сада полдня просидели в "12 апреля" потому, что дождь шел стеной и выйти было невозможно... Я тогда у них все чебуреки съела, пока туча ушла!
- Дождь идет нам навстречу, - пояснила Ника, - пока доедем, тучи будут уже над Питером, а в Выборге выйдет солнце. Может даже искупаемся...
- Слуга покорный! Купайтесь сами. В заливе вода в свиное ухо скручивает. Я на бережку покурю, ваши шмотки покараулю!
- Да, только псих может попытаться что-то украсть у тебя! - рассмеялась Лиля.
- На то и нужны друзья, чтобы им можно было доверить шмотки на пляже, - добродушно рассмеялась Тася.
* Выборг
Ника оказалась права: по дороге они видели, как дождевые тучи тянутся навстречу автобусу, оставляя за собой ярко-синее июльское небо с редкими белыми облачками и, словно арку над Выборгом, семицветную радугу.
У автостанции на них со всех сторон налетели зазывалы, предлагая пешие и автобусные экскурсии по городу. Пробившись через этот заслон, девушки направились к железнодорожному вокзалу. Обратно они решили ехать электричкой. Ника и Тася хотели показать Лиле новую скоростную "Ласточку".
Уточнив расписание и просчитав время, подруги направились на набережную, где можно было искупаться, а потом наметили сходить в парк "Монрепо". Столпотворение у крепости их не вдохновляло. "Полдня только в очереди за билетами простоим!".
*
Побродив по аллеям, они вышли на берег, откуда открывался вид на остров Людвигштайн, закрытый для посещений. Остров выглядел неприветливо - неухоженный, какой-то пасмурный в солнечный день; деревья скрюченные, голые и черные, как после пожара.
- Жутковатое местечко, - сказала Лиля.
- Да, как в фильме ужасов, - согласилась Ника.
- А я бы на этом островке классно отдохнула бы после дежурства! - хмыкнула Тася.
- Думаешь, твой контингент хуже того, что бывает в "нехороших местах"?
- Да и среди коллег такая публика встречается, что любого монстра переплюнут! Сама видела, когда "подрабатывала"!
- Видела. Как ты их еще терпишь?
- Ты же своих жаб терпишь!
- Только и того, что терплю, - Ника расстегнула яркую ветровку.
- В таком случае мне повезло, - сказала Лиля, - у меня весь коллектив - только Елена Владимировна, нормальная женщина. Бухгалтер и техничка - тоже хорошие.
- Повезло тебе! - в один голос откликнулись подруги.
Когда они шли к выходу из парка, Тася сообщила:
- Оля учит "Реквием" Ахматовой"... Вот же пошла сейчас тенденция, клеймить позором гадов-вертухаев почем зря, я полистала Олькин учебник... Не открыли засов; не взяли передачу... А был ли у них другой выход?
Тася вышла замуж сразу после выпускного бала, и ее дочери было уже 15 лет. Девятиклассница Оля обо всем имела собственное мнение и высказывала его с юношеской безапелляционностью, прямо в глаза. С матерью они были, скорее, как подруги, и часто жарко спорили.
- Что, Оля под влиянием Ахматовой опять тебе концерт устроила? - понимающе спросила Ника. - Завидую твоему терпению.
- Это надо сказать спасибо моему контингенту, такую закалку мне дали, что на десять дочек хватит! Блин, отвели бы в парке пару площадок для курения! А то только запрет-знаки всюду прихренячили, как в карцере!
- Площадку еще оборудовать надо, - пояснила Лиля, - скамейки, урны с песком, да место выбрать такое, где дым никому не помешает. Хлопотно! А табличку прикрутить - минутное дело.
- Дискриминация, - ворчала Ника, - нарушение наших прав! А если мы целый день в парке?
- У меня уже уши, как у Чебуратора! - заржала Тася. - Да, Оля учит "Реквием" вслух, с ремарками: "Мама, ты слышишь? И после этого ты еще там работаешь?!". А когда я ей покупаю новый смартфон или крутой скейт, она не возражает! Да разве я смогла бы ее каждое лето в Анапу отправлять, если бы работала не во ФСИН, а, скажем, продавцом в универмаге?
- А что Гена - платит алименты? - спросила Лиля.
- Да какие там, к свиньям собачьим, алименты с его зарплаты мэнээса в той академии? - фыркнула Тася. - Тьфу и растереть, а туда же - академией называются! Домушка времен царя Гороха, ремонта с брежневских времен не было, окна только на одгной грязи держатся, сидят там два калеки с половиной за три копейки, про пестики и тычинки читают! Академики! А гонору-то! придет раз в месяц, притащит пару шоколадок "две по цене одной" и пальцы растопыривает: я ученый, я умный-разумный, а ты темная, неграмотная! Хоть я и темная, и диплома у меня нет, но я себя с дочкой содержу, и Олька моя в школу не в "секонде" ходит. А на его алименты и хомяка не прокормишь. Больше пафоса, чем тех алиментов, смех один!
- После моей статьи им ремонт обещали, - напомнила Ника, - неужели еще не сделали?
- Обещали, к 18 году, перед чемпионатом все подлатают, может быть. Да ну его, академика фигового! Лиль, этот писатель что - все ездит к вам?
- Ездит, - улыбнулась Лиля, - пишет о творческих деятелях, живших в Мариенбурге, и в августе проведет творческий вечер в библиотеке и встречу со школьниками из литературного кружка...
- Не столько со школьниками, сколько с тобой, - авторитетно заявила Тася, - а симпатичный парень, я его часто по телеку вижу, даже "Культуру" ради него начала смотреть...
- Ты давай лучше про Ахматову, чем про мужиков, - попросила Ника, - а то в прошлый раз мне мозги проела с Гершвиным, теперь за Лильку принялась!
- Странные вы, девки, - развела руками Тася, - если бы мне попался такой кадр, я бы не зевала! Но ко мне вечно не г..., так д... липнет. А у вас такие кавалеры! У тебя - крутой адвокат, у Лильки - брендовый писатель, а вы фыркаете!
- А может, нам пока это не нужно, - Ника подошла к кофейному автомату. - Хотите кофе?
- Спрашиваешь тоже! - в один голос откликнулись Лиля и Тася.
Смакуя мокаччино с двойной порцией сахара, Тася удивлённо посмотрела на подруг, пивших эспрессо без сахара:
- И как вы это пьете? Я как-то попробовала кофе без сахара, так в глотку не лезет!
- Обыкновенно пьем, ртом, - отшутилась Ника. - Ну, а ты что отвечаешь Оле, когда она клеймит позором твоих коллег из двадцатого века?
- Я, конечно, сталинских тюремщиков не оправдываю, - подумав, сказала Тася, - сама читала, времена были зверские. Но где бы оказались охранники из "Крестов", если бы приняли передачу у той же Ахматовой без разрешения или дали бы ей свидание с сыном без разрешения следака?
- В соседней камере.
- Ну вот. Тогда приходилось выбирать: или остаться человеком, или остаться на свободе, - Тася закурила сигарету "Петр Первый", едва дождавшись, когда они выйдут за ворота. - И, к сожалению, многие предпочитали лучше сволочами стать, чем на нары сесть. И не потому, что были сволочами от природы, а потому, что и за близких своих боялись. Тогда ведь так было: человек проявил неблагонадежность - загребают всю семью. Взрослых - по тюрьмам, детей - в детдом... Не знаю, как бы я себя вела, зная, что, если меня посадят, Оля в детдоме окажется, - честно призналась Тася. - А вы?
- У нас нет детей.
- Значит, вы людьми остались бы.
- А ты? - вопросительно посмотрела на нее Ника.
- Думаешь, я никогда инструкций не нарушаю, если жалко становится какую-нибудь дурочку? - призналась Тася. - Другие за конвертик или за борзого щенка элитным зекам привилегии делают, а я ни копейки у распальцованных не взяла, имела я их в виду. Барыньки обтрюханные. Я им не лакей в ресторане, и чихала я на их пальцы растопыренные. А если вижу, что человек сдуру или по ошибке попался, или какая-нибудь несчастная мать последние копейки отдает, чтобы дочке передачу собрать и в очереди с валидолом сидит, я же не бессердечная... Лина мне говорит... помнишь Линку?
- Забудешь такую! - фыркнула Ника.
- Ну вот, она мне говорит? "Смотри, мать Тереза, возьмут тебя за шиворот, если будешь на работе толстовщину с достоевщиной разводить!". Ах ты, думаю, твою мать, какая праведница нашлась! Рассказала бы я про нее кое-что, да я ведь не доносчица! Значит, за конвертик можно и инструкцию нарушить, а человеком быть нельзя? Так что, девчонки... Живи я в те годы... Может, я потихоньку лишнюю передачу для Лёвушки взяла бы у Ахматовой. Или письмецо передала бы. Матерей мне всегда жалко. Олька думает, что я ее третирую, а я просто боюсь упустить ее. Свои дети будут, поймет меня!
*
Театр на Фонтанке
В антракте они поднялись в буфет. Пока Тася и Оля стояли в очереди, Лиля полистала программку сегодняшнего спектакля, стоявшую на столике:
- Ника, послушай отзывы зрителей: "Спектакль разделил мое мировосприятие на "до" и "после"!
- Пиар, - усмехнулась Ника, - небось, сами эти отзывы и пишут. Многие уже смотрели фильм Авербаха, и никакой Америки тут не откроют.
- Но первое действие впечатляет.
- Даже слишком. По-моему, актеры переигрывают. Шура - типичная клиентка Бехтеревки. Павел - какой-то психастеник. Люба - как малолетняя гопница с Лиговки...
- О, Ника в ударе, - смеющаяся 15-летняя Оля пославила на стол поднос с чашками и тарелочками. - Всем ярлыки раздала!
- Вероника Викторовна, - поправила идущая следом Тася.
- Я сама попросила Олю звать меня по имени; отчество добавляет мне лет десять.
- Балуешь мне девку. Лиль, тирамису не было, взяли чизкейк. Ничего?
- Ничего. Как вам первое действие?
- Да ну, - Тася взяла круассан. - Как мой контингент, когда под психов косят, чтобы на больничку попасть. Слишком уж вибрируют. Я таких симулянток насквозь вижу. Как жена Гуськова в "Гараже".
- Маме надо работать консультантом в кино, учить актеров, как правильно играть психов, - заметила длинноногая рыжеволосая Оля, лакомясь "корзиночкой" с клубничным кремом. - Она считает, что лучший псих в кино - Томми Ли Джонс в "Захвате".
- А чем тебе "Гараж" не нравится? - спросила Лиля. - Хотя я тоже считаю, что такие страсти из-за железной коробки - сродни истерике из-за лабутенов...
- Не знаю, что хотела сыграть Немоляева, - ответила Тася, - временное помешательство, или попытку разжалобить коллег и хоть так выбить гараж для своего подкаблучника, но я ни на минуту не верю, что у героини действительно крыша поехала. Всегда над этой сценой ржу до усрачки...
- Приятного аппетита, мамахен!
- Скажу одно, любая трамвайная воровка симулирует шизу лучше, чем жена Гуськова, - припечатала Тася. - А про спектакль... С жиру эти сестрички бесятся. Нет у них проблем, так они их придумывают, чтобы не скучать у мамы под крылышком.
- А когда ты в семье с 20 лет за мужика-добытчика, - подхватила Ника, - учишься на вечернем отделении, а днем машины моешь и бегаешь с подносом в "Макдоналдсе", а ночью еще и газету верстаешь, и надо еще вовремя курсовые работы сдавать и учить билеты, тут уже некогда сопли распускать от несчастной любви!