– Здравствуйте, – сказала она и широко улыбнулась.
Декан Петр Васильевич Брюхов поднял на нее большие грустные глаза.
– Простите, – нахмурился он, – мы знакомы?
За долгие годы пребывания здесь через него прошли тысячи студентов, и многие из них имели обыкновение время от времени заезжать к нему.
Продолжая улыбаться, Дарья назвала свое имя.
– Силуянова… Силуянова… В каком году ты выпустилась?
– В две тысячи сорок втором. Медицинский факультет.
– Как давно это было, – покачал головой декан. – Прости, что не могу тебя вспомнить.
– Ничего страшного. Я все равно рада вновь увидеть вас. Знаете, это словно снова оказаться студентом.
– Да-а-а… Жаль, что студентов с каждым годом становится все меньше и меньше.
– Я уверена, скоро это пройдет. Новые города не способны принять всех желающих, так что кому-то придется приезжать к вам.
– Новые города… Это как лихорадка, которая передается от одного к другому. Газеты стало невозможно читать, чтобы не наткнуться на заметку о том, что где-то что-то строят. Эти Маслаковы заразили весь мир своим стеклом.
– Вы считаете, что это плохо?
– Что?
– Города из стекла.
– Нет, – декан тряхнул седой головой. – Это самый долгожданный прогресс, которого ждало человечество. Скоро весь мир превратится в стеклянный шар, а такие места, как это, исчезнут.
– Но ведь на смену им придут новые.
– Да, – Декан тяжело вздохнул. – И на смену нам тоже. Скажи, Дарья, была ли ты хоть в одном из стеклянных городов?
– Я живу в одном из них.
– Живешь? И в каком же?
– Город Мечты.
– Это то чудо, которое построили Маслаковы первым?
– Да.
– И как там? На что это похоже?
– Там все наполнено светом и жизнью, но, чтобы понять это, нужно самому приехать и увидеть. – Дарья спохватилась. – Это же совсем рядом с вами, Петр Васильевич. Почему бы вам не съездить?
– Нет, что ты… Я не могу.
– Но почему?
– Я должен работать.
– Но ведь это всего лишь пара дней.
– Да, но они могут изменить всю мою оставшуюся жизнь.
Они неловко замолчали, затем Дарья неуклюже решилась спросить о Харченко.
– Так ты приехала сюда ради него? – разочарованно протянул Брюхов.
– Сказать по правде, да. Мне очень нужна его консультация по одному вопросу.
– Он не дает консультаций.
– Я бы хотела попробовать.
– Настырная девчонка!
Сейчас Брюхов был похож на того старого доброго декана, который во время учебы Дарьи любил отчитывать нерадивых студентов. Вспомнив это, она улыбнулась, и эта улыбка развеселила декана.
– Он сейчас в своем загородном доме, – сказал он. – Пойдем, я покажу тебе на карте, где это.
* * *
Дарья поднялась по деревянным ступеням и остановилась возле прикрытой двери с натянутой на ней сеткой от мух. Пахло краской и пиломатериалами. В глубине дома играла музыка.
– Ибрагим Давидович! – позвала Дарья своего бывшего лектора.
Без ответа.
– Эй, есть здесь кто? – робко спросила она, проходя в дом.
В нос ударил резкий запах краски. Кто-то явно затеял здесь грандиозный ремонт – вся мебель накрыта тканью, на полу свалены пиломатериалы.
– Ибрагим Давидович! – снова позвала Дарья.
– Да иду я, иду! – заворчал лектор, выбираясь из подвала по сломанной лестнице.
Никогда прежде Дарья не видела его в рабочем комбинезоне.
– Простите, – начала она, – я позвала вас несколько раз с крыльца, но вы, очевидно, не слышали, дверь оказалась открыта, поэтому я вошла…
– Ничего страшного, – Харченко прошел мимо Дарьи, не взглянув на нее. – Я почти закончил с подвалом и все равно хотел выходить, – он огляделся. – Этот дом требует капитального ремонта. Я купил его в двадцать семь и только сейчас решил уделить ему время. Проходите на террасу, это с другой стороны дома, а я пока переоденусь и заварю кофе.
Дарья поймала себя на мысли, что все еще чувствует себя нерадивым студентом рядом с Харченко. Как и когда-то лектор буквально искрился уверенностью и властью, отбивая всякую охоту перечить ему. Где-то в глубине души Дарья уважала этого человека, хотела стать когда-нибудь похожей на него.
– Красиво, правда? – спросил Харченко, выходя на террасу, где ремонт подходил к концу.
– Что именно? – растерялась Дарья.
– Вид, который открывается из окна.
– Вид? – Дарья растерянно проследила за взглядом лектора.
За окном не было ничего кроме бескрайнего кукурузного поля, уходящего за недосягаемую даль голубого горизонта.
– Это же просто поле! – опешила Дарья.
– И что?! – Харченко поставил поднос на стол и подошел к окну. – За окружившим нас модерном люди утратили воображение… Когда дует ветер, стебли кукурузы начинают раскачиваться, словно волны на море. Они плывут куда-то вдаль, за тот далекий голубой горизонт. В стеклянном городе такого не увидишь. Только проклятый синий цвет, который сводит с ума своей сочностью, да нейронные сети, разрывающие мозг ненужными информационными блоками, вызывая мигрень.
– Там не только синий цвет, Ибрагим Давидович.
– Конечно, там есть еще изумительные фонтаны, доктор.
Дарья вздрогнула. Тысячи раз она слышала, как ее называют доктором, но сейчас это было иначе. Она могла ошибаться, но в этих словах скрывалась гордость.
– Давай пить кофе, Дарья, не то оно остынет, – Харченко сел в кресло напротив своей бывшей студентки.
– Я рада, что вы узнали меня, – призналась Дарья.
– Это только твоя заслуга.
– Что значит – моя заслуга?
– Ты же сама попадаешь на обложки журналов, не я тебя там печатаю.
– Вы читали мои статьи? – Дарья почувствовала, как тревожно екнуло сердце.
– С первой и до последней, – сказал Харченко, глядя в свою чашку кофе. – Ты молодец.
– Я… – Дарья почувствовала, что краснеет.
Вся неприязнь, которую она некогда испытывала к Харченко, исчезла. Дарья знала, что он не льстил и не лицемерил, – доктор Харченко не умел этого делать: строгий и бескомпромиссный к себе и другим.
– Я бы выпил за твой успех, – задумчиво сказал Харченко, глядя на графин, принесенный вместе с кофе.
– Разве я могу отказать… – Дарья покраснела сильнее.
Коньяк обжог горло и согрел желудок. Харченко снова взял в руки чашку кофе и задумчиво уставился на кукурузное поле. Дарья последовала его примеру. Начинался закат. Красный диск солнца медленно опускался у горизонта в колышущееся кукурузное море.
– Ты все еще ставишь карьеру выше личной жизни? – неожиданно спросил доктор, продолжая любоваться закатом.
Дарья с грустью вспомнила одинокие бессонные ночи. Почему ее об этом спросил именно он? Харченко горько улыбнулся, сумев предугадать ответ.
– Так уж устроен мир, – сказал он. – Здесь можно что-то приобрести, лишь что-то отдав. И зачастую выбор встает между семьей и карьерой.
– Почему об этом говорите мне вы?
– Ты уже давно не мой студент, Дарья. Теперь, думаю, я могу назвать тебя своим другом.
– Что ж, в таком случае ответьте… – Дарья почувствовала волнение. – Что в этом мире приобрели вы?
– Этот дом, – не задумываясь, сказал Харченко.
– А как же карьера? Вы добились больших успехов.
– Я добился лишь места лектора в умирающем институте.
– Вы же практиковали, доктор, почему бросили то, ради чего были созданы? – этот вопрос Дарья хотела задать с первого курса.
– Я думаю, ты знаешь почему.
– Я бы хотела услышать это от вас.
– Боюсь, это не та история, о которой я люблю рассказывать, – сказал он. – Тем более что ты и сама прекрасно знаешь ее. Об этом кричал каждый студент моего факультета. Расскажи лучше, что привело тебя ко мне?
– Ваши знания, Ибрагим Давидович.
– Твои знания не многим меньше моих.
– Но меньше.
Они замолчали, и Дарья попыталась понять, о чем сейчас думает лектор: был ли он польщен ее словами, принял их как должное или же просто пропустил мимо ушей?
– Твое кофе сейчас остынет, Дарья, – сказал Харченко.
– Да, конечно, – она спешно сделала несколько глотков и поставила пустую чашку на поднос. – Видите ли, я сейчас наблюдаю за ходом беременности одной девушки, и то, что с ней происходит, ставит меня в тупик. Дело в том, что ее плод развивается ускоренными темпами. Собрав всю имевшуюся у меня информацию, я выяснила, что подобный случай был где-то в Европе, но об этом почему-то замалчивают. Я подумала, что, возможно, вы знаете об этом… – она запнулась на полуслове, увидев, как побелел лектор. – Что с вами? – испуганно спросила Дарья, вжимаясь в кресло, словно внезапный страх Харченко проникал и в нее, а дрожь становилась заразной.
Впервые Дарья видела своего бывшего лектора в подобном состоянии. Это был словно другой человек – разбитый и сломленный. Не в силах понять причину подобной перемены, она решила дать ему немного времени для того, чтобы он смог прийти в себя. С трудом оторвав взгляд от Харченко, Дарья уставилась на бескрайнее кукурузное поле.
Оно действительно было похоже на море. Зеленое море кукурузных стеблей, тянущих свои руки к небу. И кажется, что кто-то крадется там, среди этих зарослей. Десятки, сотни неизвестных. Может быть, целая армия…
– Доктор Харченко? – осторожно позвала Дарья, когда начало смеркаться.
– Да? – теперь его голос вновь приобрел уверенность и твердость.
– С вами все в порядке?
– Это твой диагноз или вопрос?
Дарья улыбнулась. Это снова был старый добрый ворчливый лектор.
– Послушайте, доктор…
– Нет, Дарья, это ты послушай меня, – Харченко повернулся к ней, едва ли не впервые с момента встречи заглядывая в глаза. – Как ты думаешь, карьера заслуживает того, чтобы ради нее поступиться семьей?
– Я не думала об этом, – Дарья смутилась своей лжи и опустила глаза.
Харченко холодно улыбнулся.
– Для каждого человека в определенный момент жизни наступает время выбора, Дарья.
– А когда этот момент наступил для вас, доктор?
– Я уже не доктор. Давно не доктор.
– Вы хотите сказать, что выбрали личную жизнь?
– Разве ты видишь здесь мою жену, детей? Разве я похож на счастливого отца или деда?
– Я вас не понимаю, Ибрагим Давидович, – честно призналась Дарья.
Тяжелая рука Харченко легла на ее плечо.
– Возьми отпуск, Дарья. Забудь о своей пациентке, забудь об этой беременности.
– Что?
– Помимо тебя есть много других хороших врачей. Они смогут помочь ей.
– Почему?
– Потому, что ты чертовски талантлива. Не повторяй моей судьбы.
– Не повторю, если вы расскажете мне то, что знаете.
– Я ничего не знаю.
– Но… – Дарья снова встретилась с ним взглядом, понимая, что спорить бесполезно. – Я не брошу Ксению, – тихо сказала она.
– Значит, ты закончишь так же, как я. Или хуже.
* * *
Тимофей Александрович Макаров с интересом смотрел на своего правопреемника. Десять лет он жил работой, стремился достичь успеха, поднять прибыли, прикладывая все свои силы для этого. Десять долгих лет. Наконец пришло долгожданное уведомление о повышении. Тимофей Александрович слишком долго ждал его. Сначала он верил, потом надеялся, и вот сейчас, когда о повышении никто и не думал, оно пришло. Новое место, где придется все начинать сначала. Начинать в шестьдесят два года!
Но не повышение тревожило Макарова. За долгие годы, посвященные этой работе, он успел привыкнуть к ней. Она стала частью его жизни. Почти как семья. Макаров мечтал передать свое место в надежные руки, человеку с опытом, а этот парень, направленный сюда Елизаветой Викторовной Маслаковой, выглядел неопытным цыпленком, который не то что нести яйца, но и клевать-то не умеет. Макаров снова и снова представлял себе Елизавету Викторовну и не мог понять, что подтолкнуло ее к такому решению.
«Отец ее внука… Гм, ну и что? Могла бы просто помочь ему открыть какой-нибудь музыкальный магазин, раз уж он вообразил себя Паганини или как там его…» – Макаров был не силен в истории, а в музыке и подавно.
Сейчас, глядя на Джима, ему почему-то невольно представилось, как этот парень лет через двадцать встанет у руля корпорации «Строительные технологии Маслакова». И это не показалось ему странным, скорее закономерным. Макарову хотелось высказаться по этому поводу, но он сдержался, понимая, что подобное ни к чему хорошему не приведет, ведь этот парень был фаворитом Маслаковых.
* * *
Ксения без стука открыла дверь и проскользнула в кабинет матери. Ей нужно было с кем-то поговорить. Страхи за ребенка – вот что мучило ее в последние дни. Дарья Силуянова была хорошим врачом, настолько хорошим, что вряд ли стала бы говорить с пациентом о своих опасениях. А они были, Ксения не сомневалась в этом. Достаточно заглянуть в глаза доктора, чтобы все понять.
«Твой ребенок может родиться через полгода», – вспомнила Ксения слова Силуяновой.
«Как нормальный ребенок может родиться через полгода? Это же не конвейер, где можно переключать скорости!»
– Как у тебя дела, Ксюш? – спросила Елизавета Викторовна.
– Я в порядке, – соврала она.
– Как Джим?
– Нормально.
– У него вчера был первый рабочий день. Как ему новая работа?
– Не знаю.
– Что значит «не знаю»? Вы что, не разговаривали об этом?
– Нет.
– Странно. Это же новый этап в его жизни… – Елизавета Викторовна помрачнела. Ксения хорошо знала этот взгляд матери, появившийся, как только дочь стала встречаться с никчемным музыкантом.
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала Ксения, понимая, что уже совсем не хочет этого разговора, но поговорить с кем-то было просто необходимо.
– Поговорить? О чем?
– О моей беременности.
– Что-то не так?
– Нет. То есть да. Я не знаю.
– Я тебя не понимаю.
– Дело в том, что… – Ксения закусила губу, пытаясь подобрать слова.
Она долго смотрела матери в глаза, затем поняла что плачет.
– Что с тобой? – растерялась Елизавета Викторовна. – Ты поругалась с Джимом? Если да, то…
– Дело не в Джиме, мама! – оборвала ее Ксения. – Дело во мне.
– В тебе?
– Да, – Ксения приложила руки к своему животу. – Этот ребенок… Он… Он… С ним что-то не так.
– Что значит «с ним что-то не так»?
– Он большой, мама! Неестественно большой. Дети не могут расти так быстро. Даже Дарья говорит, не могут. Но он растет.
– Я не понимаю…
– Я тоже, – простонала Ксения.
* * *
До позднего вечера Елизавета Викторовна размышляла о проблеме дочери.
– Думаю, будет лучше, если мы поместим Ксюшу под постоянное наблюдение, – сказала она супругу, когда они готовились лечь спать. – Если с ребенком что-то случится, то пресса тут же обвинит нас в халатности.
– Думаю, пресса в любом случае накинется на эту историю, – сказал Аркадий Юрьевич.
– Мы можем скрыть это от прессы.
– Ты хочешь отправить Ксению в другой финансовый сектор? Но там тоже есть газеты…
– Я говорю не о другом финансовом секторе… – Елизавета Викторовна выдержала паузу, давая супругу возможность понять, что она говорит о комплексе на окраине города.
Это строение было поначалу всего лишь рекламной акцией – бункер, где в случае войны или катаклизмов могли укрыться почти десять тысяч человек, но потом проект увлек Аркадия Юрьевича, заставляя вкладывать в строительство все больше и больше денег. Теперь это был автономный подземный город со своими садами, улочками и маленькими квартирками. При рациональном использовании ресурсов в нем можно было жить долгие годы.
Маслаков лично руководил этим проектом. Лаборатория, построенная им в этом подземном городе, могла соперничать даже с той, где он работал сейчас. Иногда Аркадий Юрьевич подумывал о том, чтобы снять с комплекса статус убежища и перенести туда свой исследовательский центр. Это место очаровывало его. Оно не было похоже ни на одно из архитектурных строений современности. Высокие своды, лифты, эскалаторы, двери, помещения – все напоминало Маслакову сошедший со страниц его любимых фантастических романов внеземной город или космическую станцию. Он сам удивился результату, словно что-то сверхъестественное вселилось в него и архитекторов при создании этого чуда.