- Мы чё тебе, пара пидоров на продажу, что ли? – возмутился брюнет, услышав определенного рода предложение «прокатиться по району», озвученное водителем Мерседеса, припарковавшегося возле входа «Феюшки», где Милкович поймал Йена перед его сменой тем же вечером.
- Да, - улыбнулся мужчина, озвучивая очевидный для себя ответ.
- Это тебе, сука, не Макдак, через окно продажи нет, - огрызнулся Микки, даже не подумав о том, чтобы подключить к диалогу кулаки, обычно вступающие в разговор сразу после намека на его нетрадиционную ориентацию.
Но пару оскорблений и средний палец, вскинутый над головой, все же, нашли своего адресата в лице презентабельного вида водителя дорогого авто, поблескивающего золотым Ролексом из окна.
А острая коленка провела короткое, но продуктивное свидание с седой мошонкой престарелого обмудка, попавшегося на смазливую бледную мордашку рыжего, подмигивающего, сидя на противоположном конце барной стойки, приглашая того подняться в номер.
Запихивая в карманы джинсов отработанные Булгари и несколько хрустящих купюр, покинувшие бумажник пидора-адвоката, скрючившегося на полу, Милкович бросил быстрый взгляд на примостившегося на тумбочке Галлагера, широко улыбающегося от представления, разыгранного брюнетом после неосмотрительного предложения сегодняшней их жертвы предоставить свои гениталии в распоряжение рта рыжего.
- Мы в расчете, - бросая на барную стойку «Алиби» тугой зеленый цилиндр, проговорил Микки, обращаясь к жене, спустившейся со второго этажа проводить очередного своего клиента к выходу, особо не вникая в рассказы той об отце, ебаном мудаке, продавшем дочурку на панель за пару сотен, в честь которого Светлана вдруг решила назвать своего блядского высерка.
- Возвращайся домой, - завела старую песню девушка, хватая мужа за локоть, разворачивая к себе. – Туда, где тебя ждут.
- Мы так не договаривались, - огрызнулся Милкович, вырывая руку.
- Возвращайся домой, - повторила Светлана, скривившись от боли, когда грубые татуированные пальцы ухватились за ее тонкое предплечье, ощутимо сжимая, обещая пару синяков уже к вечеру.
- Пиздани еще хоть слово о том, что тебе, по-твоему, известно, и ребенок твой будет сиротой, клянусь, - каждая угроза, брошенная девушкой в гостиной Галлагеров, всплывала в памяти, заставляя увеличить силу нажима ладони, звучно скрипя зубами, сдерживая животное рычание, вызванное хуй пойми откуда взявшимся вызовом в глазах потасканной бляди, чье имя было выведено в свидетельстве о браке Милковича.
- Возвращайся, - но никакие угрозы, кажется, не могли остановить новоиспеченную мамашу, - а не то пеняй на себя, – проговорила девушка, потирая руку, отпущенную мужем, уже спешившим к выходу.
***
- Микки твой парень? – услышал Милкович голос Карла, охуенно любопытного малолетнего дрочера, являющегося по совместительству братом рыжего, сующим свой длинный нос, куда не следует, не раз уже обломавшим намечающийся было оргазм, врываясь в комнату, которую Микки теперь был вынужден делить с ним.
- Мы вместе тусим, - задумавшись на секунду, ответил Галлагер, заставляя брюнета замереть за стенкой, прислушиваясь.
- Он спит в твоей кровати, - весомый аргумент, бля.
- У него ужасная семья, - и ответ не хуже.
- Ты любишь Микки? – ебааать, а вот это уже лишнее.
- Мне нравится, как он пахнет, - сопровождало выход Милковича из своего укрытия, совершенно не готового к тому, чтобы услышать честный ответ Йена.
- А нахера ты такие тупые вопросы задаешь? – не удержался он от комментария, проходя в ванную.
- Когда спишь, ты помилее, - послышалось из коридора в ответ, но брюнет уже не слушал.
Какого хера мелкий еблан завел эти разговоры?
Какого, блять, хуя Микки вдруг приспичило нарисоваться на горизонте, чтобы услышать ЭТО?
- Мне сегодня нужно в церковь, на крестины, - сообщил брюнет Галлагеру, появившемуся в ванной через несколько минут.
- Думал, тебе пофигу, - ответил тот, облокотившись на дверной косяк, рассматривая в отражении зеркала лицо своего «не парня».
- Так и есть.
- А зачем тогда идешь? – не унимался рыжий, решив продолжить допрос.
- Это ж мой сын, чувак, - кажется, впервые обозначив свое родство с мелким выродком, проговорил Милкович, смывая, поворачиваясь к раковине, чтобы сполоснуть руки.
- Ладно, пойду оденусь, - направляясь в их комнату, ответил Йен, на ходу стягивая майку.
- Эй, не, не-не-не, не обязательно, - вслед ему прокричал брюнет, останавливая Галлагера в дверях спальни. – Сам туда схожу. Вернусь через пару часов.
Черт, Мик, тебе это ничего не напоминает?
- Ты не хочешь, чтобы я шел? – но реакция рыжего на этот раз была совершенно другой: хватая Милковича за грудки, прижимая того к стене, недовольно поджал губы тот, задавая очередной вопрос.
- Лучше не надо, крутой ты наш, - сменив позиции, отталкивая Йена уже к противоположной стене, улыбнулся Микки, прижимаясь к полуобнаженному бледному телу, чувствуя легкий толчок заинтересовавшегося разговором члена в своих штанах.
- Для тебя, может быть, - и холодные пальца Галлагера на своей мошонке, совершенно не в том смысле, которого он так желал.
- Ты чё мне яйца выкручиваешь, а? – поспешив отстраниться, пробормотал он, направляясь в комнату, чтобы избежать неприятного разговора.
- Мне вот интересно, пара мы или нет? – но, кажется, у рыжего были другие планы.
Что ж сегодня за день откровений такой, блять?
- Конечно, да, - ответил Микки, повалив Йена на кровать и забираясь сверху, чувствуя острое желание поцеловать СВОЕГО ПАРНЯ, тут же отметаемое на задний план мыслями о снующих по дому родственниках рыжего и намечающейся скорой встречи с отцом, выходившим из тюряги сегодня.
- Прячущаяся ото всех пара? – Да хули ты приебался?
- Эй, пока этот метод работает, - ответил Микки совершенно не то, что планировал, ведь член конопатого, упирающийся в его задницу благодаря занятым ими позициям, сводили на нет возможность генерировать оскорбления, угрозы или сарказм.
- Но он начинает мне надоедать, - а милковичевский стояк, невооруженным взглядом уже различимый под тканью штанов, кажется, не был таким же ротозатыкательным аргументом для Галлагера.
- Господи Иисусе, - выдохнул Микки, поднимаясь, оставляя рыжего на кровати в гордом одиночестве, не желая обычное морозное утро омрачать пидарестическими нежностями, на которые было настроился Йен. – Может, позволишь мне разобраться со всей этой херней, прежде чем я разберусь с твоей херней? – Милкович и сам не понял, что он хотел этим сказать, но продолжать разговор он был не намерен.
Как и видеть Галлагера на крестинах своего сына, на которых должен был появиться Терри, опасаясь возможного срыва отца и нескольких выстрелов в рыжую башку из ствола, всюду таскаемого с собой старшим Милковичем.
Но этим двоим, кажется, было насрать на желания брюнета.
Терри так и не появился в церкви, чего не скажешь о рыжем, нарисовавшимся в дверях в самом разгаре подготовительного процесса, вызывая недовольную гримасу на лице русской шмары и участившееся сердцебиение Микки, озирающегося на вход всю церемонию «омовения младенца».
- Скажи своему парню, чтобы ушел, - приказала Светлана, подходя к мужу в баре, куда было перенесено торжество, укачивая сына на руках, бросив полный ненависти взгляд на рыжего, сидевшего в стороне, развлекаясь с орешками. – Явился, не запылился. Скажи, чтоб валил, или я скажу, - молоток с собой, что ль, прихватила?
- Ладно, ладно, - кивнул Микки, понимая, что скандала избежать не удастся, если он не отправит Галлагера домой. – Светлана хочет, чтобы ты ушел, - проговорил он, подходя к Йену.
- А ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил рыжий, прекрасно зная ответ.
- Нет, не хочу, чтобы ты уходил, - да, хочу, пока ты еще ходить можешь, ведь перспектива переломанных конечностей была уже на подъезде. – Но все станет проще, если ты уйдешь, - осторожно намекая Йену о своих желаниях, добавил Микки.
- Для тебя, может быть, а для меня? – парировал Йен.
Ебаный в рот, тебе что, сука, утра мало?
- Ты именно здесь хочешь провести свой выходной? – последний аргумент был озвучен Милковичем под нервный смешок рыжего.
- Но ты же здесь, - и тут же был отправлен в нокаут безапелляционным собратом в ответ.
- Дай мне пару часов, встретимся у тебя дома, - на смену предложениям пришла просьба.
- Если заставишь меня уйти, не возвращайся, - но и она не смогла пробить стену галлагеровского упрямства.
- Ты хули ведешь себя как баба? – заметно подзаебавшего Милковича за этот день.
- Мне надоело жить во лжи, а тебе нет? – продолжал вещать рыжий, поднимая глаза на Микки, встречая недовольный взгляд голубых глаз своего парня.
- Я не лгу тебе, - ответил тот, теряя терпение.
- А всем остальным? – но рыжего уже понесло.
- А не срать ли на всех остальных? Какая, в пизду, разница, если я им врать буду? – не понимая, к чему клонит Галлагер, начинал заводиться брюнет.
- Потому что… - и рыжий последовал его примеру, - ты не свободен, - прошипел он, поднимаясь со стула, крепко сжав кулаки и поджав губы, прожигая Милковича своими глазами.
- Йен, свободным меня делает то, что происходит между нами, - перед которыми Микки был бессилен. – А не то, что известно этим мудакам.
Галлагер открыл было рот, чтобы ответить, но пошарпаные двери «Алиби» распахнулись, впуская дедушку виновника торжества, вальяжно шествующего вдоль столиков к своему вмиг отскочившему от рыжего сыну, поспешившему схватить кряхтящий сверток из пластмассовой переноски, заканчивая неприятный разговор.
Папаня вернулся, блять.
Велкам, ёпта.
- Пошли, поговорим, - нарисовавшись за спиной Микки, позвал Йен спустя пару часов, врываясь в разговор Милковича с женой, вновь решившей припугнуть брюнета отцом, уже заметно поднабравшимся за соседним столиком, рассказывающим друзьям и родственникам о том, сколько ножевых нанес своему сокамернику, неосмотрительно намекнувшему ему о ректальных стимуляциях.
- Чё такое? – спросил Микки рыжего, допивающегося свою бутылку Егера, подходя к нему сразу после обильно сдобренного угрозами и оскорблениями монолога, протараторенного в лицо советcкой шмаре.
- Хотел сказать, что ухожу, - ответил Галлагер, хватая со стула свою куртку.
- Ладно, дома увидимся, - вздохнул с облегчением Микки, чувствуя, как, наконец, крепко сжимающая его жопу железная рука «наочке» ослабила хватку.
- Нет, не-а, - но, кажется, зря. – Все кончено, - отрезал Йен, обернувшись.
- Ты чё, блин, несешь? – подходя ближе, возмутился Милкович, заглядывая в лицо рыжего, на котором, он готов был поклясться, заметил небольшую блестящую дорожку.
- Мне больше не интересно быть любовницей женатого, - ответил Галлагер, отступая.
- Ты когда в такую истеричку превратился? – Какого хуя тут происходит?
- Когда понял, какое же ты ссыкло.
Чё, бля?
- Повтори, и я тебе такой пизды выпишу, - прорычал Микки, обозлившись от столь хлесткого замечания.
- Давай, давай, здоровяк, - но Йена не смогла остановить эта призрачная угроза. – Думаешь, ты крутой, да? Не-а! Ты трус, - да и что-либо другое не смогло бы сейчас справиться с этой задачей.
- Иди в жопу, ты нихрена не понимаешь, - толкнув Галлагера, прорычал брюнет, крепко сжав зубы.
- Все я понимаю, - не унимался рыжий. – Я куда лучше других понимаю, что ты боишься своего отца, боишься своей жены, боишься быть самим собой, - прошипел Йен, наклоняясь к лицу своего парня, ощутимо надавив на грудную клетку Милковича длинными пальцами, заставляя отступить, но чувствовать отголосок боли даже после потери контакта.
Внутри, под ребрами.
- Ну и ладно, вали, почему меня должно это колыхать, блин, - кинул Микки в спину удаляющегося парня, гадая, почему этот разговор и эта широкая спина, направляющаяся к двери, кажутся такими пиздецки знакомыми.
И последний взгляд, брошенный Галлагером, решившим оглянуться, стоя уже в дверях, ответил Милковичу на мучивший его вопрос.
«Он уходит, снова» - пронеслось в голове брюнета, возвращая горькие воспоминания о побеге рыжего, о времени БЕЗ НЕГО, продолжительных поисках после и по крупицам восстанавливаемом доверии.
«Только теперь навсегда» - подсказали зеленые глаза с противоположного конца зала, боль и разочарование в которых били под дых посильнее любого натренированного кулака, а мелькнувший в них на доли секунды огонек надежды, заставил сделать шаг:
- Эй, простите, - звонко хлопнув ладонью по полированной барной стойке, прокричал Микки, заставляя посмотреть на себя всех собравшихся на крестины. – Можно минутку внимания? – и одного особенного гостя, замершего в дверях, задержав дыхание. – Я хочу, чтобы вы все знали, - прогремел в гробовой тишине дрожащий голос, - я, блять, гей! Старый добрый педераст, - повторил он для особо непонятливых чуть тише. – Подумал, что всем стоит об этом узнать, - уточнил Микки под звук захлопывающейся входной двери. – Теперь доволен? – спросил одного конкретного слушателя с огненной макушкой и блядскими зелеными глазами, в полумраке помещения блестевшими непролитой влагой.
- Значит, признался окончательно? - спросил Галлагер, сидевший на бетонном блоке напротив входа в «Алиби», вытирая кровь с лица, передавая Микки фляжку с горьковатой золотистой жидкостью немалых градусов.
Наверное, только глухонемой не услышал выкрикиваемого на весь район признания Милковича, прижатого к патрульной машине, подробно, в красках и мельчайших деталях описывающего своему отцу, нагнутому у другой, свои сексуальные предпочтения.
С небольшими потерями в виде кусочка зуба брюнета и пары трещин на ребрах рыжего, а также красной вязкой жижи с характерным металлическим привкусом, стекающей по скулам и костяшками пальцев парней после продолжительной драки, развязанной Терри в баре, но Микки, все же, пришлось это сделать.
Признаться в своей ориентации.
Наконец, открыто заявить всем свои права на рыжее недоразумение, ворвавшееся в его жизнь с монтировкой наперевес и лишившее покоя.
Доказать Галлагеру, что он не трус.
Что он достоин этого зеленоглазого мудака, даже с разбитой в кровь мордой продолжающего улыбаться своей гребаной кривоватой улыбкой.
Окончательно изменить свою жизнь, переполненную ложью и неоправданными страхами, русскоговорящими шлюхами и ебанутыми папашами.
Наконец, быть свободным.
- Но это не значит, что я буду носить платья или типа того, - пробубнил Милкович в ответ на вопрос Йена.
- Да никто и не просит, ёпта, - усмехнулся рыжий, - хотя, ножки у тебя и правда ничё, - рассмеялся он громче, тут же хватаясь за ноющие ребра, насчитавшие как минимум три ножки разъебанного о них табурета.
- Вот ты сука, ёбаный в рот, - расхохотался Микки, заражаясь от Галлагера истерическим весельем. – Да, в рот и будем, - наконец, открыто смог заявить он, даже не потрудившись оглянуться на прохожих, потому что больше их мнение для него не значило ничего.
Галлагер поднялся со своего места, подходя к Микки, продолжающему улыбаться только ему одному известным мыслям, опуская широкую ладонь на плечо своего парня, тут же поспешившего поднять голову, чтобы заглянуть в изумрудные глаза Йена.
«Пошли домой, Мик» - беззвучно произнесли разбитые губы рыжего, прижимаясь к перепачканным кровью, растрепанным волосам Милковича.
«Домой» - ответили голубые глаза брюнета до того, как исчезли за нежной кожей век.
========== БОНУС. Предписание врача (NC-17) ==========
Принимать в больших количествах,
желательно, ежедневно.
- Эй, блять! - прокричал Милкович, распахивая входную дверь своего дома, проходя внутрь.
И трудно было сказать, было ли это междометием, часто употребляемым брюнетом для выражения различного рода эмоций, или обращением к своей женушке, свалившей из «Алиби» в неизвестном направлении вместе с ребенком, как только приехала полиция.
В любом случае, ответа не последовало.