– Тогды у путь, а ваш шишуга пускай бежит, коль не желает ехать, ф… р… р, – произнёс раскатисту реченьку Рам, и сделал пару неспешных шагов уперёдь. – А ты, Борил, – дополнил он, – держись руками за мой пояс.
– Добре, – согласно прогутарил мальчишечка и не мешкая схватилси правой рукой за пояс темника.
Промеж того левой рукой он перькинул чрез голову лук поместив его на спину свёрху на котомочку, гдесь пыхтел Ёж и стрекотал ванов-червячок, шоб у тот не мешал во пути. И стоило токмо ему у то действо произвесть, як Рам повелительно скузал:
– Ну-дарх!
Да мощно топнув правым копытом у землицу втак, шо абие с под него у разны сторонушки полетели комья почвы, и будто б подрезанны остовы трав, перьшёл на быстрый шаг тронувшись у направлении града Торонца, аль як вернее бачить Таранца. Борилка крепко держась рукой за пояс темника, всматривалси у лежащи пред ним земли и нонече явственно различал тама, высоки дыбистые взгорья, вытянувшиеся вдоль окоёма и словно подпирающие небесну лазурь. Первый ряд у тех взлобков и впрямь высилси дивной загнутой дугой да имел вид каменный творёный из белого голыша. На нем не зрелось ни деревца, ни травинки, и вон кажись был пониже, у тех рядьев идущих услед за ним. У те ж последующи рядья были покрыты зелёными травами, и, верно, оземью, занеже виделись ихние бока зекрыми… А там… там… дальче за теми зелёными макушками, малость, обозревались почитай серовато-белые вершины можеть покрытые снегами и льдами.
Возвышающийся пред Борюшей Рам загораживал своей дюжей спиной просторы раскинувшихся впреди земель, а висевший на левом плече лук покачивалси и вударял покрытым серебром древком несильно егось по колену. Посему мальцу пришлось положить на колено леву руку, прикрыв его сверху ладонью. Древко нанова качнулось, и, опершись о тыльну сторону длани, васнь прилипло ко нему, а мальчик вощутил легохонько покалывание у пясти. Шоб созерцать приволье полканских земель отроку приходилось глазеть по сторонам, аль наклоняяся у бок, выглядывать из-за Рама. Стоило полканам усем перьйти на быстрый шаг, як темник, оглянувшись, взмахнул правой рукой. И немедленно к нему подъехал молодой да пригожий, вороно-чалый полкан с тёмной, почти чёрно-коричной кожей лица, рдяными губами и чорными жгучими глазьми. Он поравнявшись с Рамом, и заметно склонив пред ним голову, не перьставая бойко шагать, молча ожидал веления.
– Итахуг михок х-лиераб дун сана рутаж сихар Дев Индры, – молвил на полканском говорке Рам, развернув управо свову голову и посотрев на подручника. – Раганат урвара Таранца нарок граса хаж. Ирог храгил джмера наларх айсур.
Вороно-чалый полкан почтительно кивнул в ответ, полыхнул в сторону Борилки своими, точно прогоревшие угольки, чернющими очами, и зычно кликнув: «Ну-дарх!» ретиво снялси с места. Спервоначалу перейдя с шага на конский скок, а засим и вовсе побёг вовсю прыть…
Борила, склонившись, выглянул из-за Рама и принялси наблюдать як скоренько вуменьшаитси образ посланного уперёдь полкана. Опосля ж, кадыличи тот вроде и совершенно затерялси среди пригорков, да токмо иноредь мелькал будто небольшо тёмно-пошенично зёрнышко, забалабонил с темником, каковой усё ищё шёл (хотясь и прытко), верно, давая времечко свому подручнику оторватьси от них.
– Асур Ра, вжесь почитай достиг краю небосклона, – скузал вон старшому из полканов. – Невдолге ночь придёть.
– Мы полканы в ночи хорошо видим, – ответствовал Рам и пошёл живее, перьходя на скороходь.
– А мы не зрим, – тихонько прогутарил Борилка и повертав главу посотрел назадь, на иных полканов везущих егойных соратников и на покидающее Бел Свет красно солнышко.
Мальчуган хотел було чавой-то добавить, эвонто как оченно тревожилси, шо следующий позадь усех Гуша, тоже у ночи не зрить и могёть в чуждом крае затерятьси, но посем не стал у то бачить. Он ужось чуял каку-то неуверенность исходящу от Рама точно тот единожды пужалси и недоверял ему. И ента чуждость, у то малец скумекал сразу, як токмо узрел потомков Китовраса, була оттогось, шо полканы, в отличие от беросов, шли не по Солнечному пути. Одначе овринг их был не Чорным, ни ЧерноБожьим. Вони, у те полканы, шествовали по пути егойного предка Индры, по Лунной торенке. Оттогось одёжи их были сице нежны и гладки, на шеях висели золотые и серебряны цепи, а пояса являли дивно украшенные самоцветные каменья. По-видимому, у то усё и казало довольство да пышность жизни… даровало власть, богатство и золото, як молвил о том Валу.
Борила ву так мерекая, промеже того, лицезрел земли окрестъ собе, инолды поглядываючи назадь на чуть розовату полосу оставленну напоследях светлым солнечным Ра. Смекаючи чё коль ему усё ж удастьси добыть меч, то и эвонтих, ходющих по оврингу Дыя, полканов надоть призвать у свово воинство.
«Добыть меч,» – наново повторил про себе мальчуган таки заветны слова, и широкось вулыбнулси воззрившись на тот бледнеющий розоватый луч, словно живущий последний сиг у Бел Свете.
Евонто благодаря щедрости и доброте Ра, Борюша днесь ведал зачурованно величание меча, каковое по семицветной радуге, райдуге, равдуге, Калинову мосту, аки её кличуть, будто по лесенке, по оной любять хаживать Асуры, поглядываючи, помогаючи аль просто желаючи быть поближей ко своим дитям-людям, спустил ему Бог. Калякають беросы, шо радуга така дивная, семицветная, венчающая у себе имечко Ясуня Ра, эвонто поясок кадый-то оброненный Богиней Ладой, жинкой Сварога, покровительницей усех женщин Бел Света. Енто Ладушке, Богородице светлых Ясуней, сохраняющей и оберегающей браки возносят славления и просьбы бероски матери и жёны, прося о защите их них деток, семей, мужей. И Ладушка слышить усе стенания, хлюпанья и усяк раз откликаетси на них приходя, абы ободрить матушек, придать сил али вутешить жинок. Ибо любовь ейна безмерна да велика як и сама Богиня. Посему засегда осторонь беросов Лада, засегда в реченьке, в словах их языка. Оно как почасту мужи бероски величають ласково своих жинок – ладушками, а те у ответь звали любезных сердцу мужиньков – ладо. Внегда у чё по-доброму решалось промеж людей балякали – лады, ладненько. Обрядь наречения кого-нить женихом и невестой звалси – лады, свадебна песенка – ладканя, уговор о приданном нявесты именовалси – ладником. Да не можно забыть и ладони у коими матушка нежно гладила по волосьям свово дитятко, у то ж несло во себе величание Богини.
Есть така байка у беросов, шо давным давнёхонько Богородица Лада, скинула со небесного купола свой чудной полыхающий семи цветами, плятёный поясок и сошла по нему к болестному ребетёночку. Вжесь истомившийси от трясавицы малец то не спал, то не дышал… вумираючи. Впала та радуга-поясочек прям к баюколке подвешенной у избёнке к потолку. Спустилася по у той радуге Лада-матушка да прикоснулася чудными устами ко лбу младенца, будто свово ребетёночка нежно приняла у рученьки, и на малешенько прижала ко груди. И от той божественной любви покинула дитятко подла, злобна хворь, болесть, Лихорадка.
А Богиня ужось поклала мальчоночку у колыску, убрала пошеничный волосок с лика его и поспешила увыспрь… тудыличи у Небесну Сваргу, шоб не быть замеченной людями. Да поясочек свой от той торопливости и позабыла прибрать. Або може нарочно воставила, шоб вон вроде як был лесенкой меж Богами и людями, меж Сваргой и Бел Светом, меж миром горним и дольним.
Осе с тех пор, кадыкась на небушке появляетси радуга, спешать люди вознести туды свои просьбы, спешать загадать мечтание. Оно как ведають вони, шо энто Боги по равдуге хаживають, желая быть ближее к беросам. Тадысь и кажетси добеги до ентого места да рукой райдугу достанишь, да самих Ясуней увидишь.
Вмале у та сама бледновато-розовая полосонька, како-то времечко осеняющая небушко и оземь, потухла да наступила тёмна ночь. На мрачном, чёрном далёком небе появились и замерцали звёзды, а опосля словно из-за самого краю дыбистых гор, идеже ютилси Торонец, выплыла вобрезанна на половину луна. У Борилки от того заливистого света, шо скинул с собе униз Асур Месяц, чуть колыхающийся у серебристом ушкуйнике, на миг сомкнулись очи. Встряхнувши главой, мальчик резво открыл глаза и вгляделси в залитые лунным сиянием земли полканов, с раскиданными на них низкими курганами, со звенящей справа от едущих реченькой, перьтряхивающей капелью водицы.
Рам маленечко качнул Бореньку из стороны в сторону, будто у тронутой любящей рукой матери колыске, подвешенной к потолку избы заколыхалси отрок. А у месте с ним дрогнули евойны, налитые тяжестью, веки и вдругорядь сомкнулись очи. И чичас же малец заснул… заснул, да вузрел, как выступив из тьмы видений, иде править и вуказываеть Бог Сон, сын Мары, скинулась, вроде свёрху, прямо к его лицу тонка така семицветная, блистающая радуга, а по ней спустилси сам великий Асур Крышня. Таковой як видал его, тадысь, у ночь на Купала Борилка. Высокий, крепкий и ужотко зрелый годками Бог был красив, той мужественной, божественной красой кака свойственна усему светлому и чистому. У Бога була бела кожа лица и рук, светло-пошеничные, почти ковыльного цвета, волосья, озаряющиеся восьмиконечной, солнечной звёздой сверкающей над егось главой да раскидывающей тот свет окрестъ няго. Высокий лоб и малость широковатый, аки усех беросов нос, алые полные губы и тёмно-голубые очи, такие точно сотришь ты удаль на летне высоко небушко любуясь голубизной. Асур был обряжен у белы тонки штаны да лёгку, белу рубаху, расшитую по вороту и низу, таку прозрачну, чё зрелось его налитое мощью тело. Рубаха пущенная на выпуск, опоясывалась свёрху красно-златым плетёным поясом, а на ногах Крышни имелись кумачовые сапоги с тонкими, кручёными снурками упереди, крепко обхватывающими голень. Асур сотрел на отрока и улыбалси, да вулыбались не токмо евось уста, но и тёмно-голубые очи. Крышня легохонько склонилси над мальчишечкой и несильно ткнул его перстом у лоб, тихонько молвив:
– Не спи… Ты, что Борюша, не спи упа… дё… шь…
Да сызнова ткнул у лоб вуказательным перстом. И от эвонтого толчка мальчуган абие пробудилси, ощутив, как тяжело под ним вздрогнуло лошадино тело полкана, а права рука ослабнув, на мгновение, выпустила евойный пояс. Резко подпрыгнув увысь, и по-первому ничавось не скумекав, Борилка, обаче, протянул упередь обе руки, и, обхватив Рама за стан, обнял егось, прижавшись лицом и грудью к мягким, струящимся волосьям темника. Немедля с левой длани сползла удол тряпица, вулетевши кудый-то под ноги полкана, а зачурованна ладонь притянувши пояс, задрала его уверх втак, чё вставленный у него камень прилип к ней.
– Ты, что заснул? – обеспокоенно гикнул Рам и кажись замедлил свой скок, перейдя на шаг.
– Агась… заснул, – робея, ответствовал малец, и, дёрнув леву длань, отровал её от камня, отчавось униз враз съехал пояс полкана.
Строжась вынув руку из лука Рама, висевшего на его плече, у кый вона влетела, кады мальчуган обымал полкана, Борил наново возложил её на колено, правой же дланью схватившись крепенько за пояс, у прежднем месте.
– Не спи Борил ф… р… р.., – прерывисто дохнув произнёс Рам, и прибавивши ходу, вдругорядь поскакал. – А то можешь и упасть.
– Эт, я спонял… чё могу впасть, – откликнулси мальчик и закрутил головой, изгоняючи из очей усякий забежавший тудыличи сон. – Да токмо глаза слипаютси, – чуть тише дополнил вон.
И немешкаючи принялси оглядыватси, моргая веками и стараясь вокончательно пробудитьси. Вкруг него у землях, чрез оные вони скакали, сквозила тьма, низки круганы уступили место широкой равнине и лишь блёклый свет месяца, вже подошедшего к краю небесного купола, озарял просторы края. Обаче там упереди, куды с кажным лошадиным шагом приближались они, стал выделятьси лучистой дугой жёлтого света тот первый рядь взгорья. Казалось энтов свет мельчайшими смаглыми искорками был разбросан по поверхности того ряду. Левее тех самых гор, из оземи и вовсе выбивалси яркой стеной почитай редрый свет. Он проходил не широкой, но длинной таковой полосой, и вупиралси одним краем у дальний стык горной гряды, а эвонтой, ближней стороной обрывалси недалече от скакавших полканов.
Чудилось ащё немногось и вони войдуть у тот веский свет, бьющий точно крыница с под землюшки. Борилка вгляделси у ту саму светлу, брезжащу полосу, коя весьма хорошо зрелась и смекнул, шо енто и есть горящи реки у которых находитси меч Индры. Он долзе всматривалси у ту ослепительность, а посем узрел як от крутых, отвисных скал, по каковым мерцали смаглые искорки, словно перьходящие тем миганием углубь поднебесья, стали отделятьси снопы светозарных капелек. Енти огоньки перьмещаясь по самой оземи у направлении к горящим реченькам, роняючи, оставляли по мере движения за собой те жёлты капли, словно прочерчивая оным светом торенку. Мальчик выглядываючи из-за Рама, молча, наблюдал за тем медленным плясом света, а кадыличи сноп искорок достиг горящей полосы реки, и замер на месте… неподвижно как-то и ажно перьстав мерцать, глаза Борилки сызнова сомкнулись. Вон на немногось погрузилси у сон… такой плотный, густой… ужо точно нырнул у тёмную плотную хмарь али чёрну мару.
– Проснись! – услыхал, он зычный грай Рама.
И молниеносно открыл глаза, закрутил главой, да, испрямившись, выззарилси у едва озаряемую спину темника, стараясь прогнать такой приставучий сон и слабость наваливающуюся на негось, да гнувшу голову к спине полкана.
– Борил! Проснись! – вдругорядь кликнул Рам и сдержавши бег, перьшёл на шаг.
– Не сплю! Я не сплю! – гикнул в ответь мальчонка и шумно захлопал ресницами выдворяючи сон из очей и сердясь на проявленну слабость.
Ищё крохотку пред егось глазьми кружили каки-то кумачные искорки, а посем вони махом остановили свой хоровод. И Борилка сызнова подавшись улево, узрел близёхонько, васнь у нескольких саженях от собе, зачинавшуюся широку пропасть.
Неторопливо подъехав к округло-рванной с уступами и впадинами кромке обрыва, загнутой по коло и медленно обогнув её, повернули улево да тронулись по энтой стороне пропасти. Ярый свет, подымающийся из неё, лучисто освещал усё кругом. Вытянувши шею, мальчик глазел у саму ейну глубину, жёлаючи узреть таковую, но смог увидать лишь ту сторону провалу. Верней её каменисту стену, от которой отражались яркие рдяные языки плящущего у глубинах провалу пламени. Ащё маненько, напрягаючи очи, Борила вглядывалси у то пропасть, но Рам к ней не приближалси и двигалси быстрым шагом далече от её краю. Восклонившись, Борюша перьвёл взор и посотрел управо да при том чермном, ясном свете лицезрел стоящих у ряд иных полканов, сжимающих у руках большие, горящие светочи. Эвонтов ряд потомков Китовраса поместилси не токмо вдоль обрыва, он уходил прямой стёжкой упираясь в высящиеся гряды гор, иде мерцали, як тяперича смог приметить малец, веские костры, разведённые у небольших выемках, крепостной стены, града Таранца.
Глава пятая. Урвара града Таранца
До Таранца было ищё далече, вон восталси, возвышаясь каменной крепостной стеной, по праву руку от Борилки, а Рам подвозил мальца к стоящему упереди полкану, каковой увесь зрилси белым и не токась егойна шерсть на теле жеребца, но и кожа, и длинны волосья на голове усё, усё являло собой чарующую белоснежность. Энтот полкан гляделси туто-ва самым старчим, верно, находилси у главенстве ано над Рамой. Обряженный у ярко-жёлту рубаху, обшиту по вороту и подолу золотыми нитями, вон словно гутарил, своим обликом, о довольстве и пышности собственной жизти… о дарованной ему власти и ниспосланному богатству. По его высокому белому, морщинистому лбу пролегал не снурок, а пальца у два ширшиной златой обод. По коло огибаючи главу, он удерживал долги волосья от растрёпанности, а на его поверхности перьливались три редрых, ноли с четверть длани, яхонта, оные ащё величались лал-камни, полыхающие густо красным с фиолетовым оттенком светом, таким, каким сиял зачур на груди отрока. Полкан держал у руках тонкий посох, изжёлто-белый, будто увитый свёрху нежной, серебристой ветонькой, на которой трепетали искусно выточенные лоптастые листочки, с покоившимися на них капельками голубых, полупрозрачных камушков. У ентого полкана не имелось цепи, пояса, и оружия, як у других потомков Китовраса, судя по сему, вон не был воином. Испестрённый глубокими морщинами, таращившимися с под обода, лоб гутарил, шо белый ужо пожилой, начавший стареть полкан. У тех паутин-морщинок казалось уймища и окрестъ глаз, и бледно-розовых губ, они поместились у негось даже под его горбатым носом и там отвесно спускались, иссекая кожу, от ноздрей к устам. Тёмно-карие очи сотрели на прибывших вельми подозрительно, а губы узрев Раму и выглядывающего из-за евойной спины мальчишечку немедля изогнулись у презрительной вулыбке.