И все же услышанного от бомжа было недостаточно, чтобы делать выводы. Я ведь еще ничего не знала о личности убитого, с его сестрой Любой мы общались совсем недолго. Теперь предстояло восполнить этот пробел. Я вынула из сумки ее визитку: «Любовь Алексеевна Антоненко, косметический салон «Орхидея», улица Петербургская, дом 196». Я позвонила Любе. Мы договорились, что я подъеду к дому Сосновского, а она там меня встретит.
Покойный жил на улице Достоевского, на третьем этаже десятиэтажки. Я заехала во двор и увидела Любу, стоявшую у белой «Ауди».
– Еще раз здравствуйте, Таня. Я, конечно, понимаю, что еще рано говорить о чем-то конкретном, но… Может быть, что-то уже прояснилось? – Она с надеждой посмотрела на меня.
– Да, вы правы, времени с начала расследования прошло еще очень мало. Поэтому я и решила встретиться с вами, чтобы узнать как можно больше о вашем брате.
– Конечно-конечно, – согласилась она. – Идемте.
Мы поднялись на третий этаж, Люба открыла дверь и прошла по длинному коридору.
– Боже мой! Таня! Идите скорее сюда! – раздался ее крик.
Что там такое? Еще один труп, что ли?
Я вошла в комнату, бывшую, по всей видимости, гостиной. Ну и ну! Створки стеллажей и книжного шкафа открыты, одежда и предметы на полу, из них была сооружена целая гора.
– Таня, Таня, – причитала Люба, – прямо как в кино: крупным планом показывают разодранные матрасы, вспоротые подушки, рваные простыни. Везде перья, пух, клочки ваты. Что же это? За что?
– Люба, успокойтесь. Нет никаких вспоротых матрасов и подушек. И пух с перьями нигде не летает. И вообще, это еще не самое страшное, уж поверьте мне.
Я открыла дверь в спальню. Там тоже все перевернуто вверх дном.
Нужно было поднять наклоненное на бок кресло и усадить в него Любу. Потом я отправилась на кухню. Да, работа самая подходящая для Золушки: пол усеян геркулесовыми хлопьями, гречкой, пшеном, рисом вперемешку с кофейными зернами. Я открыла один из кухонных шкафчиков. К счастью, там оказалась бутылка воды «Чистый источник». Захватив ее, я вернулась в гостиную.
– Вот, выпейте. – Я отдала воду Любе, а сама села рядом на диван.
– Люба, когда вы в последний раз были здесь?
– Сейчас вспомню, – ответила она, судорожно сделав несколько глотков из бутылки.
– Вспомнили?
– Да. В тот день, когда все это произошло, я осталась на ночь здесь. Очень устала за день, просто не было сил ехать домой. Я прилегла на диван в гостиной и не заметила, как задремала. Потом проснулась, встала с постели, зажгла торшер и посмотрела на часы: было четверть первого ночи. И тут я услышала какой-то шум у входной двери. Я не стала зажигать верхний свет, а постаралась идти очень осторожно, чтобы ничего не задеть в темноте. Так я подошла к двери. Сомнений не было: в замочной скважине кто-то ковырялся. Меня охватил такой ужас! – Она зябко передернула плечами.
– И что было дальше?
– Я лихорадочно думала, что же делать. И тут вдруг меня осенило. Я щелкнула выключателем, и в прихожей стало светло. Я знала, что через глазок в двери свет виден снаружи, из тамбура. Потом я подтащила к двери табурет, вон он стоит в прихожей, в дальнем углу, села и нарочно громко стала вести воображаемый телефонный разговор. Что-то вроде: «Алло, привет, ничего, что я так поздно, я тебя не разбудила?» И так далее, сейчас уже и не помню, что я говорила. Я решила таким образом дать понять тем, кто за дверью, что я не сплю. Кажется, я еще что-то сказала воображаемому собеседнику. Мол, что слышу какой-то шум, вроде кто-то ходит. Кажется, я их все-таки спугнула, манипуляции с замком прекратились.
– Скажите, ключи от квартиры вам вернули?
Она недоуменно взглянула на меня.
– Ключи должны были вернуть вместе с другими вещами. В карманах вашего брата был паспорт, бумажник, очечник с очками, носовой платок.
– Это все следователь мне отдал. А ключей не было.
– Понятно. Скажите, у Николая были какие-нибудь ценные вещи?
– Да нет, вы же видите, мебель, хоть и добротная, но не современная, еще 1980-х годов.
– Люба, расскажите мне о вашем брате все, до мельчайших подробностей. Кем был по профессии, где работал, чем увлекался. О его друзьях, конечно, тоже.
– Коля окончил наш медицинский и почти сразу стал работать судовым врачом на торговом корабле.
– В каком порту, помните?
– Кажется, порт приписки судна – Архангельск.
– И долго он плавал?
– Лет шесть-семь. Да, именно так. Потом он, как сам сказал, наплавался и вернулся в Тарасов. Здесь он устроился хирургом в Третью клиническую больницу. Коле, я думаю, было интересно попробовать себя в разных видах деятельности. Долго на одном месте он не мог усидеть. И потом, на зарплату врача прожить трудно. Какое-то время он был в геологической партии, в обслуживающем персонале. Когда вернулся, вместе с двумя приятелями заключил договор с «Орион-сетями» на подключение желающих к Интернету. Вскоре эта организация распалась, и Коля стал работать электриком. Он был, что называется, на все руки мастер. Вот только не помню, в какой именно конторе он подвизался. Там он проработал до пенсии, а дальше стал охранником в районной котельной. Говорил, что ездит на работу в Трубный район.
– А семья у вашего брата есть?
– Была. – У Любы упал голос. – Здесь, знаете, тоже трагедия. Сначала умерла Колина жена Поля, это было два года назад. Они поженились еще студентами, Полина училась в экономическом. Она была приятной девочкой, правда, немного не приспособленной к жизни, все-таки единственная дочь в профессорской семье.
– Причина смерти Полины?
– У нее было больное сердце. Она особенно не обращала внимания, а напрасно…
– А дети?
– Была дочка Алена. По стопам родителей не пошла, училась сначала в художественном колледже. Рисовала замечательно и вообще большая умница была. Окончила колледж, потом факультет иностранных языков в университете. Стажировалась в Англии, преподавала. А дальше они с мужем поехали в Мексику и там погибли в автокатастрофе.
– Не заметили вы чего-то необычного в поведении вашего брата в последнее время?
– Нет, хотя… Знаете, где-то с месяц назад он пришел ко мне такой радостный. «Сестренка, – говорит, – скоро ты сможешь открыть второй салон. Я тебе помогу деньгами». А я давно этого хотела, но не было свободных средств. Спрашиваю его: «Ты что, разбогател?» Он говорит: «Пока нет, но все может быть». Я про себя подумала: какое такое богатство у охранника? Это раньше, когда он плавал…
– И больше вы к этой теме не возвращались?
– Больше не говорили. Думаю, он скорее по привычке так сказал. Привык он заботиться обо мне, опекать.
Я окинула взглядом разгромленную комнату, встала с кресла и подошла к стеллажам. Подняла несколько книг и совсем рядом увидела фотоальбом.
– Люба, мне нужна фотография Николая. Самая поздняя найдется?
Она взяла альбом, перелистала.
– Вот, возьмите, – она протянула мне фотокарточку. – Здесь мы встречаем Новый год.
Я взглянула на фото. На фоне наряженной елки на меня смотрел улыбающийся мужчина лет шестидесяти с едва тронутыми сединой висками, аккуратно подстриженными усиками и темными с проседью волосами. Я вспомнила другую фотографию этого же человека, которую видела сегодня в отделении.
– А здесь Аленка. – Люба протянула мне еще один снимок.
Девушка лет восемнадцати кокетливо и загадочно смотрела в объектив. Приятное открытое лицо, выразительный взгляд.
– Люба, а когда была сделана фотография Алены?
– Тогда она еще училась в художественном колледже. Здесь ей шестнадцать лет.
– Да? А выглядит она старше, я бы дала ей не меньше восемнадцати.
– Да, – как-то неопределенно протянула Люба. – Она вообще выглядела гораздо старше. То есть я хотела сказать, это не старило ее, но… – Она несколько замялась.
– Но что?
– Вводило в заблуждение, что ли. Отсюда все. – Она не окончила и махнула рукой.
Видно было, что ей неприятно говорить на эту тему. Ладно, к этому можно будет вернуться, если возникнет необходимость. А пока нужно узнать как можно больше о Николае.
– Люба, а что, у Николая была привычка гулять рано утром в парке?
– Да нет. То есть, может быть, он иногда и ходил туда, я точно не знаю. Но так, чтобы регулярно, скорее всего, нет.
– И еще, Люба, у вас есть координаты его друзей?
– Я помню адрес только одного из них, Виталия. Они вместе работали в «Орион-сети».
– Давайте. И вот что, если что-нибудь вспомните, пусть даже незначительную деталь, обязательно звоните мне.
– Обязательно.
Мы распрощались. Я спустилась вниз и села в свою «девятку». Теперь можно отправляться домой. Тарасов уже был окутан сентябрьскими сумерками. На фасадах зажглись мигающие огоньки рекламных вывесок, в окнах домов тоже появился свет. По пути домой я решила, что надо наведаться в супермаркет: мои съестные припасы подходили к концу. Я остановилась у супермаркета «Домашний», выбрала филе цыплят на подложке, несколько упаковок сосисок, сыр, груши и гроздь бананов. Еще решила прикупить что-нибудь для салата. Взяла огурцы, помидоры, пучок укропа. Теперь голодная смерть мне не грозит.
Дома я первым делом соорудила легкий ужин. Хотела было отварить сосиски, но потом решила, что сыр и груши подойдут лучше, и возиться с готовкой не надо. После ужина я приняла душ и нырнула под простыню. Все, спать. Перед тем как я окончательно заснула, в голове мелькнули имена Аристарха Поликарповича и Венедикта Никодимовича. Или наоборот?
Глава 2
Утром я проснулась от стука капель. Дождь, наверное, шел и ночью, потому что периодически я просыпалась и слышала все ту же заунывную капель. Терпеть не могу дождливую погоду. Сыро, промозгло, грязь и лужи – бррр! Да еще у нас в Тарасове из-за отсутствия мало-мальски приличных ливневок даже небольшой дождик превращается в настоящее стихийное бедствие.
Я полежала еще немного, потом решила, что хватит, пора приниматься за дела. Сначала в душ. Из душа в махровом халате прошествовала на кухню. Сделала пару бутербродов, приготовила кофе и принялась рассуждать.
С чего же начать расследование? Подумав, я решила, что для начала стоит наведаться в больницу, где работал Сосновский, когда вернулся из плавания. Порасспросить врачей, медсестер. Может быть, кто-то из тех, кто знал Николая Петровича, еще и работает. Мне нужно знать, как складывались его отношения с коллегами, обслуживающим персоналом, пациентами. Вот Люба сказала, что Николай был и добрым, и отзывчивым, и бескорыстным, в общем, замечательным. Но это все характеризует его как брата, как родственника. А с коллегами он мог и конфликтовать. Возможно, были какие-то проколы с больными. Вот один из таких залеченных пациентов или его родные и стали шантажировать Сосновского…
Я вошла на территорию больницы и осмотрелась. Корпуса по правую руку, в центре часовня, потом аллея, ведущая прямо. А мне куда?
– Вам в какой корпус нужно? – спросила меня проходившая мимо женщина средних лет.
– Для начала, думаю, в административный.
– А-а, вы, значит, не к больному.
– Я вообще-то журналистка.
– Да? – оживилась она. – О чем-то будете писать? – И, не дожидаясь моего ответа, взволнованно попросила: – Пожалуйста, напишите о том, как с нами поступили. В приемное отделение по «Скорой» привезли мою маму, Картузову Викторию Евгеньевну, ей 75 лет. Состояние тяжелое, температура высокая. У нас были все необходимые документы и анализы для госпитализации. Диагноз – левосторонняя пневмония. В приемном покое врач без бейджика, кстати, разговаривала со мной очень грубо и на повышенных тонах. «У вас нет никакой пневмонии, только ОРВИ, – говорит. – А его можно и дома лечить». В общем, отправила домой с диагнозом ОРВИ и рекомендовала принимать кагоцел или ингаверин. А сама даже не осмотрела больную как следует. Я спрашиваю: «А как же мы ее обратно повезем?» Она опять грубит: «Как хотите, так и везите. Это ваша проблема». И вот сейчас человек дома в тяжелом состоянии.
– Как фамилия, вы говорите? – переспросила я, вытаскивая блокнот. Раз уж назвалась журналисткой, надо соответствовать профессии.
– Картузова Виктория Евгеньевна. Вы уж напишите в газете о таком отношении к людям.
– Да, конечно. Вы не переживайте, я обязательно все проверю.
– Да уж, пожалуйста. Если молчать, так оно и будет. А если печать возьмется за дело… Вот моя сноха – лежала после операции в отдельной палате и не могла дозваться медсестер. Никого на посту не было! Она еще полностью и от наркоза-то не отошла. Позвонила мужу, тот примчался, дошел до заведующей. Так сразу и диванчик поставили, чтобы на нем медсестры спали. И они после этого случая стали чаще заходить в палаты и проверять состояние прооперированных.
– Я вас поняла. Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где административный корпус?
– Конечно, знаю. Сейчас пойдете прямо и выйдете прямо на него.
Я поблагодарила ее и пошла вперед. Интересно, однако, складывается визит. Прямо передо мной был двухэтажный административный корпус современной постройки. У входа лежал аккуратно расстеленный коврик. Слева красовался каменный вазон с цветами, справа припарковались три машины. Я открыла дверь и вошла. Здесь, наверно, недавно был ремонт. Свежая штукатурка на стенах, в углу мешки со строительным мусором.
Мимо проходила уборщица с ведром и шваброй. Довольно молодая, хотя большую часть лица скрывали темные очки. Из-под короткого халата виднелись спортивные штаны с лампасами.
– Здравствуйте, не подскажете, где кабинет главврача?
– Чего прешься под ноги? Не видишь, мою я!
Явное хамство.
– Во-первых, вы еще не начали мыть. А во-вторых, – я вынула из сумки прокурорские «корочки» и сунула ей под нос, – я из прокуратуры.
– Так бы сразу и сказали. – Чувствовалось, что она нисколько не испугалась. Оно и понятно: уборщицы сейчас на вес золота, попробуй найди адекватного сотрудника на символическую зарплату.
– Не вы одна здесь ходите. Моешь, моешь, а они все снова ходят и ходят, – опять завела она. – Еще и ремонтники эти все изгваздали, оттирай тут за ними.
Я пожала плечами. Да, действительно, мы ходим и ходим. А уборщицы моют и моют. Но это еще не повод вести себя как цепная собака.
– Вы извините меня, – напоследок сказала она. – Поднимайтесь на второй этаж и по коридору направо.
Когда я уже поднималась по лестнице, сзади раздался резкий и высокий женский голос. Так обычно в деревнях выгоняют коров на выпас.
– Светлан Влади-имировна, как закончишь здесь мыть, срочно беги в третий корпус, там некому убирать. Слыхала?
– Да чего это вы, Ольга Петровна, указываете мне? Я в третьем корпусе не работаю! Не хватало еще чужую работу выполнять!
– Не будете убирать, так я докладную на вас напишу!
– Пишите!
Как же хорошо, что надо мной нет никаких начальников.
На втором этаже я сначала попала в небольшой холл с диваном, креслами и раскидистой пальмой. Я свернула направо и прошла по коридору мимо дверей, выкрашенных в цвет парижской зелени. На мой взгляд, не очень-то гармонирует со светло-серыми стенами. Табличек на дверях не было, видимо, после ремонта еще не успели прикрепить. Что же мне делать, стучать в каждую? Наверное, придется. Я постучала в одну. Безрезультатно. Подергала за ручку – заперто. То же самое с соседней дверью. Наконец в самом конце коридора мне повезло. На мой стук по ту сторону двери послышалось: «Войдите».
Я вошла. Прямо напротив меня в офисном кресле за большим столом сидела представительная женщина. На вид ей можно было дать лет пятьдесят с хвостиком. Ухоженное лицо, стильная укладка. Я оглядела кабинет. Довольно просторный, с большим черным диваном, стульями, рабочим секретером с книгами, журналами и какими-то документами в файловых папках.
– Здравствуйте, – сказала я. – Я ищу кабинет главврача.
– Вы его нашли. Проходите, – пригласила она.
Я подошла к столу.
«Эльвира Станиславовна», – прочла я на бейдже, прикрепленном к белому халату.
– Я Татьяна Иванова, частный детектив.