Не кажется ли вам в этой связи, что «евроинтеграционные грабли», на которые сейчас наступила Украина и чуть было не наступила Россия, достаточно стары, хорошо известны и чересчур кровавы?
С одной стороны, это показывает, что власовская РОА была только сохранившейся к началу войны верхушкой айсберга, а с другой – что период поражений 1941–1942 годов «выжег» любые иллюзии насчёт Третьего рейха и у военных, и у гражданского населения СССР. Вследствие чего был достигнут такой уровень единения власти и народа, который до недавнего времени мог показаться просто фантастическим.
Впрочем, конкретные: идеологические, управленческие, технологические, научные и т. д., – аспекты того, как СССР, уступая Третьему рейху практически по всем экономическим показателям, тем не менее, смог нанести ему решающие поражения, достаточно хорошо изложены в опубликованных материалах участников Изборского клуба, и на них нет необходимости еще раз подробно останавливаться.
Единственным моментом, на котором стоит специально заострить внимание, на наш взгляд, является следующий.
Если рассматривать Вторую мировую и Великую Отечественную войны с точки зрения всё более популярной теории глобальных технологических укладов (ГТУ) Сергея Глазьева, то, безусловно, она была «войной четвертого ГТУ», или, как с гениальной простотой и точностью определил И.В. Сталин, «войной моторов» – войной, в которой победила та сторона, которая смогла обеспечить оптимальный моторесурс своим танкам, кораблям, самолётам, автомобилям, поездам и так далее. Оптимальный – значит, мощный, дешевый и надежный, то есть способный работать долго, в широком диапазоне погодных условий и режимов эксплуатации. Именно на моторы «навешивалось» всё остальное: от брони и орудий до подшипников, – именно качеством моторов определялись масса, скорость и дальность действия, а также прочие технико-тактические характеристики всех боевых машин Второй мировой.
Можно сказать, что моторы были высшим материальным выражением «цивилизации металлов и нефти», свойственной человечеству 30-х – 50-х годов XX столетия.
Разумеется, эти машины нужно было уметь использовать: от непосредственного управления в бою до планирования стратегических операций с их участием, – но даже странно было бы предположить, что социальные системы, способные разрабатывать и производить моторы нужного количества и качества в нужном ассортименте, оказались бы при этом категорически несостоятельными в сфере образования (подготовки рабочей силы и кадров массовой армии), в сфере идеологической мотивации фронта и тыла или в сфере организации экономики.
Насколько известно авторам, подсчеты по странам и по годам величин моторесурса, использованного во Второй мировой войне, до сих пор вообще не проводились, хотя такие цифры намного лучше цифр численности вооруженных сил и боевых потерь могли бы раз и навсегда определить, кто чего стоил в то время. Однако существует почти полная уверенность, что Советский Союз занял бы безусловное первое место по этому показателю и суммарно, и в период 1942–1945 годов – точно так же, как Третий рейх безусловно лидировал в 1939–1941 годах.
Если же продлить эти, пока гипотетические, подсчёты и на военные конфликты после капитуляции императорской Японии, формально завершившей Вторую мировую, то есть прежде всего на Китай 1945–1949 гг. и Корею 1950–1953 гг., мы наверняка увидим нарастающую доминацию США, экономика которых после Великой Депрессии пережила в 40-е годы реиндустриализацию, аналогичную индустриализации СССР в 30-е годы, но куда более масштабную и, если можно так выразиться, «гармоничную», то есть не сконцентрированную на тяжелой промышленности, энергетике, инфраструктуре и прочих проектах «сектора А» в ущерб «сектору Б», производству товаров и услуг для потребительского рынка. Добавим, что в «зону влияния» США после войны попали Великобритания, Франция, большая часть Германии, Япония, Италия, государства Бенилюкса – иными словами, практически вся «элита» предшествующих ГТУ, обладавшая примерно 80 % тогдашнего технологического и ресурсного (с учетом колоний и подмандатных территорий) мирового потенциала.
Приобретения «большой России» в лице Советского Союза оказались намного более скромными: по сути, технологическую ценность представляли подконтрольная часть Германии (будущая ГДР) и отчасти Чехословакия (с месторождениями урановых руд), а ресурсную (демографическую и потенциально сырьевую) – красный Китай. Советско-китайский союз, возникший после того, как КПК одержала победу на территории всего материкового Китая, сегодня можно считать величайшим достижением «коллективного Сталина» – достижением, всё истинное и многообразное значение которого раскрывается только последующим ходом истории. Одним из проявлений чего стало формирование российско-китайского стратегического союза в его нынешней, принципиально новой конфигурации. Впрочем, это тема для отдельного доклада.
Тем не менее, в целом итоги Второй мировой войны и в Европе, и в Азии оказались исключительно позитивными для Советского Союза. Речь идет даже не столько о территориальных приобретениях или о создании собственной обширной «зоны влияния» в Европе, сколько о высочайшей привлекательности советской идеологии, на основе которой не только был побежден мировой фашизм и создана новая, более справедливая система международных отношений, но и сформулирован общечеловеческий «образ будущего», в котором научно-технический прогресс сочетался с широкими гарантиями прав человека (на жизнь, на труд, на образование, здравоохранение), без расового и социального неравенства. Альтернативой такому «обществу справедливости» могло стать (и стало) только «общество свободы», которое, как уже достигнутый и существующий в англоязычных странах идеал, обозначил Черчилль в своей «фултонской речи». Исход противостояния решало, какое из них одновременно окажется и «обществом прогресса», то есть «обществом будущего». И здесь уже с середины 60-х годов наблюдается всё большее торможение и отставание советского проекта даже там, где этого просто не могло быть – типичным примером является «лунная гонка», в ходе которой Соединенные Штаты, презрев все законы физики и биологии, заявили о триумфальной высадке своих «астронавтов» на Луну Правда, впоследствии выяснилось, что эпохальные кадры режиссер «Космической одиссеи» Стэнли Кубрик снимал в специально подготовленном голливудском павильоне, но тогда ни этого, ни других вероятных подлогов предпочли не замечать, а научно-техническую революцию в СССР – признать несостоявшейся и рассматривать только как задачу на неопределенное будущее.
5. СССР после Сталина: от Победы – к поражениям (причины и следствия краха «советского проекта»)
Вся приведенная выше историческая информация и связанные с ней оценки, казалось бы, имеют весьма отдаленное отношение к заявленной данным докладом теме Победы 1945 года и последующих поражений, приведших к уничтожению СССР. Однако они совершенно необходимы для указания на существование третьего глобального актора, без участия которого данный сценарий не мог быть осуществлен, – актора, условно говоря, «коммунистического». Полагать, будто он мог бесследно «исчезнуть» или «раствориться» в истории всего за неполные полвека – не только странно и наивно, но даже алогично.
Деятельность «прорабов перестройки» во главе с Михаилом Горбачевым, которых «либеральная» часть современного российского общества рассматривает как героев, освободивших страну от «коммунистического совка», а «патриотическая» – как предателей, разрушивших великую державу и поправших все нормы социальной справедливости, – наглядное свидетельство того, что не было также ни «деградации», ни «деквалификации» данного актора – напротив, поставленные им перед собой задачи были выполнены чрезвычайно быстро и в полном объёме. Даже в самые сложные 80-е гг. темпы прироста ВВП в нашей стране не падали ниже 4 %, что является почти недостижимой отметкой для нынешней РФ и ее руководителей.
Точно так же с данной точки зрения не выглядит сверхъестественным чудом и «путинский ренессанс» современной России, со всеми его видимыми противоречиями и парадоксами.
Если мы посмотрим на послевоенную историю СССР, то увидим, что его прорыв к вершинам мирового военно-политического могущества продолжался вплоть до Карибского кризиса 1962 года, включая в себя формирование Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, послевоенное восстановление экономики, создание атомной и водородной бомбы, овладение ядерной энергетикой, Суэцкий кризис, запуск первого искусственного спутника Земли и полёт Юрия Гагарина.
В этот же период шёл активный демонтаж колониальной системы, которую европейские метрополии создавали и использовали на протяжении более чем четырех с половиной веков. «Национальноосвободительные» движения в колониях активно поддерживали как Советский Союз, так и Соединенные Штаты, за счет обретения колониями независимости всё новыми и новыми государствами-членами пополнялась созданная в 1945 году Организация Объединенных Наций (ООН): тогда в её состав входили 52 государства, сегодня – 193. Нередко эти государства становились зоной острых политических и даже открытых вооруженных конфликтов с участием СССР и США. «Старые» колониальные империи, в том числе Великобритания и Франция, играли при этом всё менее самостоятельную и всё более зависимую от Соединенных Штатов роль. Что наглядно проявилось, например, в ходе Суэцкого кризиса 1956 года, когда «самодеятельность» Лондона и Парижа была пресечена совместными усилиями Москвы и Вашингтона. Попытки Франции при де Голле уменьшить зависимость от американской гегемонии завершились «парижской весной» 1968 года и вынужденной отставкой самого «коннетабля» с поста президента Пятой республики. Впрочем, параллельно в Чехословакии разгоралась «пражская весна», а формальное руководство СССР было в тот момент озабочено проблемами «конвергенции», поданной как «мирное сосуществование» двух социально-политических систем, она же «разрядка», она же «детант».
Развернутая в Советском Союзе после доклада Н.С.Хрущева XX съезду КПСС (февраль 1956 года) критика «культа личности» И.В.Сталина вызвала не только идеологический и организационный кризис мирового коммунистического движения, но и привела к разрыву советско-китайского сотрудничества, окончательно закрепленному в ходе «культурной революции», начатой в КНР в 1966 году под руководством Мао Цзэдуна. Параллельно начались контакты между Пекином и Вашингтоном, которые привели к передаче китайского места в ООН КНР в 1971 году.
В феврале 1972 года президент США Ричард Никсон встретился в Пекине с Мао Цзэдуном, а в мае того же года он посетил Москву для переговоров с Л.И. Брежневым. Оба визита носили беспрецедентный характер: до того ни «красную Россию», ни «красный Китай» американские президенты в течение двух десятилетий «холодной войны» не посещали.
Эвакуация войск США из Вьетнама, разгром правительства Сальвадора Альенде в Чили и «Война Судного дня» в 1973 году, «нефтяное эмбарго» арабских стран и отказ того же Никсона от золотого обеспечения доллара подвели окончательную черту под новым балансом мировых сил. Который юридически был зафиксирован целым пакетом двухсторонних советско-американских отношений (ОСВ-1, ПРО, ОСВ-2 и т. д.), а также Хельсинкскими соглашениями о мире и безопасности в Европе 1975 года, Ямайскими соглашениями 1976 года, и продержался вплоть до уничтожения Советского Союза.
Конечно, замечательный отечественный мыслитель Александр Зиновьев был абсолютно прав, когда писал, что «холодная война не ограничивалась сдерживанием советского проникновения в Европу. Целью её стало вообще полное разрушение Советского Союза и всего блока коммунистических стран. И этому служила «разрядка» и не в последнюю очередь Хельсинкские договоренности как и многие другие соглашения, которые проталкивались в СССР группой высокопоставленных аналитиков во главе с шефом КГБ Ю.В. Андроповым. Их мотивировки облекались в псевдогуманистические задачи такие как спасение земного шара от ядерного уничтожения, продвижения идей социализма в капиталистический мир, создание условий для базовой конвергенции, при которой силы социализма «возобладают».
В свою очередь, Запад во главе с США делал ставку на многовекторное наступление на идеологическом фронте по всем возможным азимутам. Конечно, замечательный отечественный мыслитель Александр Зиновьев был абсолютно прав, когда писал, что «холодная война не ограничивалась сдерживанием советского проникновения в Европу. Целью её стало вообще полное разрушение Советского Союза и всего блока коммунистических стран. Это облекалось в идеологическую фразеологию освобождения народов от ига коммунизма, помощи в овладении западными (в первую очередь американскими) ценностями, борьбы за мир и дружбу между народами, за демократические свободы и права человека… Организаторами и исполнителями холодной войны ставилась задача атомизировать советское общество идейно, морально и психологически, лишить массы способности к сопротивлению… В эту работу были вовлечены многие десятки (если не сотни) тысяч специалистов и добровольцев, включая агентов секретных служб, университетских профессоров, журналистов, туристов. Работа велась с учетом опыта прошлого – особенно геббельсовской пропагандистской машины, а также достижений психологии и медицины, особенно психоанализа».
Но успеха вся эта активность могла достичь только при отсутствии адекватного ответа со стороны «стратегического противника», в условиях «игры в одни ворота». То, что именно такая игра шла и всё более усиливалась, начиная с эпохи правления Н.С.Хрущева, сегодня сомнений практически не вызывает.
«Косыгинская» реформа 1965 года, она же «реформа Либермана» (по имени истинного её автора, профессора Евсея Либермана), стала в определенной мере экономическим аналогом антисталинского доклада Хрущева XX съезду КПСС, поскольку лишь запутывала систему показателей для предприятий и влекла за собой хаотизацию народнохозяйственного процесса вместо того, чтобы сделать ставку на применение рыночных механизмов в определенных отраслях – таких, например, как сельское хозяйство и легкая промышленность. Всё это привело к откату назад, к усилению централизованного планирования, которое чем дальше, тем больше не справлялось с целым рядом экономических проблем. Внутри Советского Союза это впоследствии подавалось как «брежневский застой» и «неэффективность плановой экономики».
При этом альтернативные «косыгинским» реформам разработки советских экономистов, впоследствии использованные группой Дэн Сяопина для реализации «китайского экономического чуда», были отвергнуты, а их авторы – подвергнуты различным формам давления.
Одновременно высшая народнохозяйственная номенклатура уже в середине 60-х гг. стала входить в прямое взаимодействие с истеблишментом Запада. В частности, зять Косыгина академик Джермен Гвишиани, потомственный чекист, инициировал вместе с академиками Арбатовым и Иноземцевым участие СССР в работе Римского клуба с момента его основания, а также в ряде других совместных системных проектов. Именно эта группа, которой из-за кулис руководил Андропов, стала в лице Гвишиани соучредителем Международного института прикладного системного анализа (МИПСА) в Лаксенбурге (Австрия), вместе с британским лордом Солли Цукерманом (в багаже которого – расчетное обоснование массированных бомбардировок городов в годы Второй мировой войны) и американским политологом Макджорджем Банди (выпускником Йельского университета, который в 1964–1966 гг. возглавлял 303 Committee, отвечая за координацию государственных тайных операций США). Гвишиани был не только председателем научного совета МИПСА, но и «пробій» создание в 1976 году Всесоюзного НИИ системного анализа ГКНТ и АН СССР (ВНИИСИ), который был задуман как советский филиал МИПСА и который Гвишиани возглавил в качестве директора. Кстати, через ВНИИСИ и МИПСА прошли все члены команды «молодых реформаторов», включая Егора Гайдара, Петра Авена и Анатолия Чубайса. Таким образом формировалось взаимодействие и сотрудничество отечественной элиты с высшими кругами Запада. В кругу западных контрагентов находились семья итальянских миллиардеров Аньелли, американские фонды Карнеги и Форда, а также многие другие лица и структуры Запада, перечислять которые здесь нет никакой необходимости.