— Ну и ну! — Она вытаращила глаза. — Он что, собирается выкупить её или как?
— Выторговать, — сказал Николет. — Он положит на одну чашу весов страдания двухсот лет рабства, а на другую — ту землю, на которой мучили рабов. Кроме того, он бросит на неё те тысячи домов с белыми обитателями, которые, как он надеется, будут под прицелами ружей чёрных воинов.
— Гамал, — прошептала Джинни. Вцепившись в подлокотники кресла-качалки, она смотрела на Николета, не видя его; взор её был устремлён далеко вдаль, за пределы этой комнаты в выцветших облупившихся обоях. Под шапочкой её причёски в стиле «афро-америкен» — она была такой аккуратной, что Николет принял её за парик — покачивались две золотые серёжки, напоминавшие формой ятаганы. Тусклый свет занимающегося дня пробивался сквозь немытые окна.
— Вы не разыгрываете меня, Ал?
— Я в жизни не был настолько серьёзен, — сказал он. Прикрытые стёклами очков карие глаза собеседника настойчиво искали её ответного взгляда.
— Но почему… — Она замялась в поисках точного слова. — Как же так получилось, что я не услышала ни слова ни от одного члена совета?.. Гамал. Четыре штата. И всё во славу чёрных. Я думаю, это просто прекрасно.
— Вам нравится эта идея? — Он растерялся.
— Господи, конечно. А разве кому-то она может не нравиться? Годами шли только разговоры о чёрной нации, о чёрном президенте и о столице. Мне всегда нравились эти мысли, но я воспринимала их только лишь как горячечные мечтания. А теперь Данни Смит решил воплотить их в жизнь. Да пребудет Божье благословение на этом человеке!
Преисполненная мечтами, она раскачивалась на кресле, чувствуя, как ею постепенно овладевает мечтательное восторженное настроение. Николет наблюдал за ней, за этой богиней «соула», песни которой воспламеняли сердца десятков миллионов чернокожих мужчин и женщин. С внезапным разочарованием он подумал, что, наверно, она каждый день изучает свой гороскоп. Он предпочёл бы иметь дело с практичной, твёрдо стоящей на земле женщиной. Он не был готов к встрече с пророчицей.
Николет нетерпеливо откашлялся. Она продолжала раскачиваться, видя перед собой загадочное сияние завтрашнего дня.
— Джинни!
Её взгляд снова обрёл осмысленность.
— Да.
Наклонившись, он взял её за руку.
— Джинни, Гамал существует лишь в видениях Смита — и стремясь к нему, он прямиком попадёт в ад. Поверьте мне, в данный момент попытка осуществить этот замысел уничтожит всех нас.
— Ну и что? — Она отдёрнула руку. — Мы так и так погибнем.
— Вы ошибаетесь, — возразил он. — Мы только начинаем жить. — В мягком карибском произношении появились звенящие нотки. — Власть чёрных почти у нас в руках. И она может вот-вот достаться нам — если мы будем действовать спокойно и выдержанно, и не будем допускать ошибок… Джинни, кто я такой?
— Вы очень милый чёрный мужчина, — смущённо улыбнулась она, окончательно возвращаясь в этот дешёвый, ободранный гостиничный номер.
— Спасибо. Я имею в виду мою профессию? Я экономист? Верно?
— Да, дорогой? Не человек, а золото, только у девушек головы раскалываются.
— Тогда послушайте меня внимательно. — Он снова склонился к ней. — Дан Смит — человек, одержимый видениями, он не расстаётся с тогой пророка? Как и все мессии, он считает, что наделён даром предсказывать будущее. Его Святой Грааль, его Камелот, если хотите, это Республика Гамал. Вся красота его замыслов заключается в том, что идея Гамала обретёт смысл лет через пятьдесят. Смит, наверно, сам того не понимая, провидит истину. Эти четыре штата с преимущественно чёрным населением, возглавляемые мудрыми прогрессивными лидерами, могут стать могущественным государством, гордой и богатой страной.
Джинни, замерев, внимала мерному ритму его слов. Она чувствовала себя деревенской девчонкой у ног деревенского колдуна, повествующего о древних деяниях.
— Джорджия, — сказал он, — это богатая плодородная земля, позволяет выращивать табак, арахис, хлопок. Леса дадут нам строительную древесину, сырьё для производства бумаги, смолу и скипидар. К тому же прекрасные ископаемые — бокситы, слюда, циркон. Обратимся к Алабаме. Ещё больше хлопка, целлюлозы, обилие крупного рогатого скота. Мощная металлургическая промышленность в Бирмингеме, обильные запасы каменного угля. В долине Миссисипи возделывается соя, сахарный тростник, орехи, опять-таки хлопок и тысячи квадратных миль заняты строевым лесом. Но главным образом привлекать нефть и газ, которых тут производят на 250 миллионов долларов в год. Наконец Луизиана, в недрах которой кроются запасы нефти и газа на миллиарды долларов, не говоря уж о залежах серы: тут растёт сахарный тростник, рис, высятся густые леса. В прилежащих водах в изобилии вылавливают разнообразную рыбу и креветки.
Джинни зачарованно слушала эти гимны в честь экономики, которые обычно утомляли её до зевоты.
— В Новом Орлеане расположен один из самых больших портов мира, — продолжал Николет, блестя глазами за стёклами очков. — Почти такие же — в Мобиле и Галфпорте. Прекрасные города и посёлки к западу и востоку от Лейк-Чарльз, начиная с Огусты. И над величественной столицей в Монтгомери когда-нибудь взовьётся чёрный флаг с пурпурно-красным сжатым кулаком, сменив звёзды и полосы Конфедерации белого человека. Гамал, богатое государство с развитой промышленностью, будет торговать со всем светом, посылая свои корабли за семь морей. Данни Смит предвидит будущее, и когда-нибудь Гамал прославит его.
Джинни склонила голову набок, и один из золотых полумесяцев серёжки коснулся плеча.
— Да, о Гамале вы рассказываете куда как красноречиво. В ваших речах ангельские нотки.
Пожав плечами, он покачал головой.
— Но, Джинни, до всего этого ещё не менее полустолетия. Сегодня мы не в состоянии создать и сплотить такую нацию. Десятилетиями мы могли только поднимать бунты и проливать кровь. Джинни, пока ещё у нас, чёрных, нет столько знаний и умений. Нам нужны администраторы купцы, финансисты, капитаны индустрии, предприниматели и учёные, инженеры и техники, которые могут управлять этим механизмом, Да во всей Америке сегодня не наберётся и тысячи чёрных, которые способны управлять хоть одной областью промышленности. Например, нефтяной. А нам нужны миллионы специалистов.
Помрачнев, Джинни укоризненно посмотрела на него.
— Вас снова понесло в сторону. Почему вы не можете придерживаться одной и той же точки зрения?
— Потому что я говорю о фактах, — ответил Николет. — Я слушал вас вчера по телевизору и согласен с каждым вашим словом. И сегодня Ч. Ф. имеет право взывать к справедливости для чёрных, требовать возмещения за прошлые страдания и заметного участия в управлении промышленностью. Мы хотим, чтобы в правление «Эмпайр» вошли два наших человека, и чтобы в пенсионном фонде профсоюза водителей начал работать чёрный экономист. Мы должны осваивать эту науку. — Он стукнул кулаком по ладони. — Нам необходимо получать образование. Мы должны становиться менеджерами, банкирами, специалистами по работе корпораций, учёными. В игры белого человека мы должны играть лучше, чем он сам. А потом, когда мы будем готовы…
Николет вскочил со стула, 140 фунтов страсти и горения, и ткнул в неё указательным пальцем.
— А когда чёрные будут готовы, они не станут ни просить, ни торговаться из-за Гамала. Они просто пойдут и возьмут его. У них будет оружие. И мозги. — Он сделал театральную паузу и вскинул руки, давая понять, что готов принести себя в жертву. — Но всё это достанется нашим внукам. Мы должны тщательно и продуманно подготовить их будущее. А сегодня мы не имеем права думать о себе — включая желание напугать белых до полусмерти, чем мы сейчас и занимаемся.
Джинни не сводила с него глаз, пока Николет продолжал.
— Сегодня же стремление Данни Смита к Гамалу самоубийственно. Мы не сможем управлять им, пусть даже он нам достанется, но этого не произойдёт. План Смита предполагает захват тысяч домов в белых пригородах — под аккомпанемент требований о Гамале. Джинни, это повлечёт за собой груды чёрных трупов. Приверженцы Дана говорят «возьми десять», но за каждую такую десятку мы расплатимся сотнями жизней. И чёрным суждено будет и дальше гнить в своих гетто — со своими мозгами, с их смелостью и отвагой. Чернокожих будут убивать тысячами. Оставшихся в живых загонят за колючую проволоку концентрационных лагерей. Взгляните правде в лицо, Джинни. Путь, по которому ведёт Данни Смит, продиктован сумасшествием. Он отбросит нас, как минимум, на сто лет назад, пока мы будем приходить в себя.
— Вы экономист, — мягко возразила Джинни, — а не военный человек. И похоже, вас главным образом волнует Уолл-стрит.
— Перефразируя старое изречение, скажу, что будущее чёрной Америки слишком важно, чтобы им занимались генералы, — ответил он. — И кстати, даже генералов у Ч. Ф. нет. У нас есть несколько толковых офицеров, включая лучшего из них, майора Говарда Андервуда, который в данный момент рядом со Смитом. Но Андервуд — не гений. Он решителен и умён, это да, но его нельзя считать великим стратегом. Кроме того, он находится под буквально гипнотическим воздействием Данни. И на этом критическом этапе я бы не полагался на его суждения.
Джинни сложила руки на коленях. Плечи её опустились, и теперь во взгляде было какое-то отстранённое грустное выражение.
— Так что вы хотите от меня, Ал? Почему вы попросили этого мальчика привести меня к вам?
— Я убеждён, что Смит вот-вот оповестит о начале сражения за Гамал, — ответил он. — Доказать свои слова я не могу. Но уверен в этом до мозга костей. А когда он сделает это, члены Ч. Ф. побегут за ним как лемминги, которые прыгают в море с вершины скалы — пока кто-то не придёт в себя и не остановит их. Нам нужно телевидение. В рядах Ч. Ф. есть всего несколько человек, обладающих такой репутацией, что им могут предоставить эфирное время и таким авторитетом, что, обратившись к чёрной аудитории, они могут рассчитывать на её внимание. Вы — одна из них. А другой — это я.
— Вас никто не поддерживает? — спросила она.
— Не совсем так. Командиры пяти из шести групп, захвативших дома, придерживаются таких же убеждений, как и я. На совете мы одержали верх.
— Дом Кроуфорда захватил Бен Стил?
— Да, и сейчас с ним Джексон Дилл. Я получил сообщение, что Диллу удалось проникнуть туда до подхода войск.
— Да, ему это удалось. — Она не сводила с него глаз. — Вы поручили ему какое-то задание, Ал?
— В определённом смысле. Я подумал, что если Дан Смит объявит о Гамале, Бену Стилу понадобится там помощь. Его заместитель Чили Амброс — законченный фанатик. Он смел и честен, но умеет только стрелять.
— Значит, Джексон Дилл обманул меня, — сказала Джинни. — Он спросил меня, имеет ли он право от моего имени обратиться к Тиму Кроуфорду и сказать, что ему, Джексону, можно доверять. Я усомнилась в его успехе, но Джексон заверил меня, что знает, как добраться до дома. Видите ли, в своё время я была знакома с Кроуфордом.
— Да, я знаю. — Осведомлённость Николета можно было отнести на счёт слухов, которые, скорее всего, могли просочиться за эти годы. — Джинни, так вы поможете мне? Не торопитесь с ответом. Но подумайте о последствиях — ведь речь может идти буквально о десятках тысячах жизней.
Она снова стала раскачиваться в кресле, и серёжки беспорядочно болтались по плечам не в такт движениям, словно отказываясь подчиняться ей. Она пристально изучала лицо своего собеседника, и от её взгляда не могло укрыться, насколько не сочетаются друг с другом его глаза и руки. Он был блистательным представителем чёрных интеллектуалов, перед которыми она буквально преклонялась, чьи знания позволили им занять столь высокое место в мире белых — но души которых были столь же нежны и уязвимы, как и их руки, никогда не знавшие мозолей. В нём была та же мягкость, которая привлекала её в Тиме Кроуфорде до того, как он захлопнул створки, вернувшись в своё белое окружение.
— Вы хороший человек, Ал, — сказала она.
— Мне близки мечты Данни, — застенчиво сказал он, — и я разделяю их. Но кроме того, я знаю и факты. Вы верите мне, Джинни?
— Ага, — выдохнула она. — Но революция не для таких добрых людей, как вы. Пришло время Данни Смита и Чили Амброса.
— Это лишь подобие революции, Джинни. Если мы ограничимся лишь этими шестью домами, мы победим, можете мне верить. Оставим Гамал на долю наших внуков.
— Я не вхожу в число мыслителей, Альфред. Но мне нравится, когда меня пытаются убеждать, как это делаете вы.
— Откровение было неожиданным для неё самой, словно она обнажила грудь перед слушателем. — И всё-таки, если бы тут был Данни, я бы, скорее всего, взяла оружие и последовала за ним.
— Значит, мне повезло. — Он взял её за руки. — Я могу говорить только о том, в чём я сам убеждён, и я не сомневаюсь, что сейчас мы должны соблюдать благоразумие, чтобы мечта о Гамале не была потоплена в реках нашей крови.
— Ладно, — в голосе её скользнула нотка грусти. — Чего конкретно вы от меня хотите, Ал?
— Когда вы выйдете отсюда, — сказал он, — я хочу, чтобы вы позвонили Гарольду Осборну. Он будет в Белом Доме, и стоит вам только позвонить, он выслушает вас.
— Осборну? Да он же тот ниггер, который чистит ботинки Рэндаллу!
— Нет. Это неверно и несправедливо. Осборн с давних времён вписался в систему и хранит ей верность. Ведь нечто подобное можно сказать и о вас, Джинни. Вступив в ряды Ч. Ф., вы тоже взяли на себя обязательство хранить верность идее чёрной власти. Оно предъявляет к вам определённые требования, хотя какой-то частью сознания вы сопротивляетесь, когда то и дело оказываетесь в тупике. Вы убеждаете себя, что необходимо идти на компромиссы с соратниками. У них чёрная кожа, но сплошь и рядом они действуют, как белые политики.
— Ни в коем случае! — с жаром возразила она.
— О, ещё как. Дан Смит отлично знает, как использовать вас, как заставить вас играть по его правилам, в чём он не уступает Президенту Рэндаллу. И более того, милая моя, — ради своей мечты Данни, ни секунды не колеблясь, пожертвует вашей жизнью.
— Я дала вам обещание, Ал, — с трудом расставаясь со своими обетами, сказала она.
— Хорошо. Итак, вы звоните Осборну. Теперь он знает, что вы член Ч. Ф. — Она чувствовала мягкое прикосновение его ладоней, сжимавших её кисти. — Расскажите Гарольду, что мы переговорили и что оба мы хотим получить выгодное телевизионное время в том случае, если командир Смит оповестит о революции. Скажите ему, что мы обо всём договорились. Объясните ему, что мы обратимся ко всей чёрной Америке с призывом не следовать за Данни.
— Почему бы вам самому не позвонить ему?
Он покачал головой.
— Отсюда звонить я не могу. Я зарегистрировался как Билл Пирсон. И не могу рисковать, что диспетчер услышит… Конечно, не упоминайте Осборну о Гамале. Не будьте излишне откровенной. Просто дайте ему знать, чтобы он тут же связался с вами, как только Данни выйдет в эфир.
— О’кей. Но у меня ощущение, будто я в грязи с головы до ног. Я не привыкла предавать людей. — При этих словах она резко отдёрнула руки.
— Я знаю. — Николет понимал, что это признание в бесчестии нелегко далось ей. Отступничество считалось гнусным предательством ещё с мрачных дней рабства, столетиями оно было проклятием чёрного народа.
— После разговора с Осборном позвоните мне сюда в 308‑й номер и попросите Билла Пирсона. — Оторвав уголок от карты, он черкнул на нём номер «Гейлорда» и протянул ей. — У нас нет выбора, Джинни. Путь, который выбрал Смит, означает штыки, обагрённые кровью чёрных и колючая проволока для оставшихся в живых.
— Выбора у нас никогда не было, — мрачно сказала она. В комнату сквозь мутные стёкла пробились непрошенные лучи утреннего солнца, омывая дешёвую мебель и истёртое ковровое покрытие.
Николет откашлялся. У него уже не было силы переубеждать её. Медленно начинался день, которого он предпочёл бы не видеть; душа была изодрана в клочья. Джинни продолжала раскачиваться в кресле и в её взгляде, устремлённом на Николета, было что-то близкое к отвращению. Обоих их жёг стыд, словно они застали друг друга за занятием онанизмом и каждый понимал, как неприглядно он выглядит в чужих глазах. Им не придётся сопутствовать Дэниелу Смиту, когда он войдёт в историю.
— Да, это не самый приятный мир, — сказал Николет.
— О, Господи! — В такие минуты уклончивая неопределённость этого уроженца Вест-Индии не могла не вывести её из себя. Так в полной тишине они посидели несколько минут и наконец он переместился к маленькому столику, чтобы приготовить ещё пару чашек растворимого кофе. Кто-то постучал в двери — три коротких отрывистых удара. Николет повернулся к ней, и оба они застыли в молчаливом отчаянии.