Антология современной швейцарской драматургии - Коллектив авторов 4 стр.


30

МИША. Смари!

ЛОРЕНЦ. Чо?

МИША. Смари, ща забьет!

ЛОРЕНЦ. Если не просрет опять.

МИША (кричит). Мочи, Хригель, мочи уже!

ЛОРЕНЦ. Ща посморишь, опять протелится, пока не просрет.

МИША (вскакивает). Бей, Хригель, бей!

ЛОРЕНЦ (с трудом сдерживая эмоции). Ну вишь, вишь! Щас ототрут его.

Миша застывает в напряжении.

Если повезет, то угловой заработает. В лучшем случае.

МИША (собирается снова сесть). Терь уже поздно. Жалко, Хригель, было б клево.

ЛОРЕНЦ. Я ж сказал. Я ж сказал / опять…

МИША (неожиданно подпрыгивает). Гооол!!!

ЛОРЕНЦ (не удержавшись). Вот так!

ХРИГЕЛЬ (ликуя, подбегает к скамейке). Да! Да! Да! Дааааааааа! (Обнимает Мишу.)

Миша обнимает Хригеля.

ЛОРЕНЦ (снисходительно хлопает Хригеля по плечу). Неплохо, Хригель. Серьезно. Совсем неплохо. Хоть гол престижа.

Игра третья

1

Хригель и Миша снова вместе сидят на скамейке.

ХРИГЕЛЬ. Я в самой жопе нашего клуба.

2

МИША. А чо ты тада еще в клубе?

ХРИГЕЛЬ. Чо?

МИША. Ну, если те тут так паршиво, можешь завязать.

ХРИГЕЛЬ. А ты?

МИША. Чо я?

ХРИГЕЛЬ. Те-то не лучше тут.

3

ХРИГЕЛЬ. В кои-то веки он наконец-то дает шанс; наконец-то играешь, причем неплохо, очень даже неплохо, я считаю, правда? Ты видел кого-нить, кто отдал игре больше, а? Я — нет. Носишься, как мустанг, борешься, как чемпион, пасуешь, как бог… Тока остановил чужую атаку, сразу начинаешь свою. И там, и тут, и ваше везде… Легкие, как паровоз, ноги чугунные, и техника как… ну, как у Пеле!

Короткая пауза.

Ну ладно, неточная передача, но, блин, всего одна. С кем не бывает.

МИША. Холодно седня, да?

ХРИГЕЛЬ. Ну да, стремно вышло, но я ж думал, сзади Мозер стоит.

М И ША. Щас точно дождь пойдет.

ХРИГЕЛЬ. Просто стремно получилось, што они как раз после этого гол забили.

МИША. А то мож даже и град.

ХРИГЕЛЬ. Пипец как стремно, што они именно тада гол забили.

МИША. Я бы не удивился.

ХРИГЕЛЬ. Ладно, мож, зря я на Пфойти наорал. Он правда ничо не мог сделать.

МИША. Здесь, на скамейке, жопу отморозить можно.

ХРИГЕЛЬ. Чо?

МИША. Чо?

ХРИГЕЛЬ. Холодно пипец, да?

МИША. Угу. (Двигается ближе к Хригелю.)

4

МИША. Новые бутсы?

ХРИГЕЛЬ. Батя подарил.

МИША. Неслабо.

ХРИГЕЛЬ. Нравятся?

МИША. Угу. Они такие… (Пожимает плечами.) новые как бы.

ХРИГЕЛЬ. Натуральная кожа.

МИША. Да лан?

ХРИГЕЛЬ. Я их еще намазал. (Протягивает Мише ногу в бутсе.) Потрогай.

Миша касается бутсы Хригеля.

Качество супер, да?

МИША. Угу. Клевые.

ХРИГЕЛЬ. А шипы какие.

МИША. Шипы?

ХРИГЕЛЬ. Видал? Алюминий.

МИША. Мм. Алюминий.

ХРИГЕЛЬ. Самый лучший алюминий, какой тока бывает.

МИША. Наверняка дорогие.

ХРИГЕЛЬ. Наверняка.

МИША. Представляю.

ХРИГЕЛЬ. Но мой батя сказал, терь, када я играю с самого начала, мне нужны настоящие бутсы.

МИША. Хм.

ХРИГЕЛЬ. Потому што я играю с самого начала.

МИША. По-моему, и тут не так уж плохо.

ХРИГЕЛЬ. Он понятия не имеет.

МИША. Серьезно.

ХРИГЕЛЬ. Ваще никакого понятия.

МИША. Мне кажется…

ХРИГЕЛЬ. С самого начала на скамейке, блин.

МИША. Но нам же тут нормально, нет?

ХРИГЕЛЬ. Все время тока на скамейке, сраноежболотосука!

МИША. Мне нормально тут.

ХРИГЕЛЬ. Чо?

МИША. Чо?

5

ХРИГЕЛЬ (сует бутсы Мише под нос). Они те нужны?

МИША. Чо?

ХРИГЕЛЬ. Да-да, можешь взять.

6

ХРИГЕЛЬ. Я пошел, меня это достало, я сваливаю. (Встает.)

МИША. Ты ж не можешь просто взять и уйти.

ХРИГЕЛЬ. Еще как могу, все равно у меня еще встреча.

МИША. Встреча?

ХРИГЕЛЬ. Кино.

МИША. А.

7

ХРИГЕЛЬ. Можешь мне потом рассказать, чем все кончится.

МИША. Можешь и остаться.

ХРИГЕЛЬ. Как вас разделают под орех.

МИША. В смысле, «вас»?

ХРИГЕЛЬ. В прямом, ты слышал.

8

МИША. Передавай привет Барби.

ХРИГЕЛЬ. Передам.

МИША. Хригель?

ХРИГЕЛЬ. Пока. (Уходит.)

9

ХРИГЕЛЬ (за сценой). Винфрид, старый хрен, я сваливаю.

Короткая пауза.

И еще я давно хотел те сказать.

МИША. Козел вонючий.

ХРИГЕЛЬ. Вот чо я давно хотел те сказать.

10

ЛОРЕНЦ (приходит). Ага. Хригель. Ему опять дали попробовать, Хригелю нашему. (Смотрит на поле; наконец слегка удивленно.) А Хригель…

МИША. Нету. Все. Тю-тю.

ЛОРЕНЦ. Нету? Все? Тю-тю?

МИША. Свалил он, дошло?

ЛОРЕНЦ. Чо, Хригель, што ли?

11

ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Да, уважаемые телезрители. За время моего отсутствия на скамейке запасных, кажется, разыгрались нешуточные страсти.

МИША. Перестань.

ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Как мне только что стало / известно.

МИША (настойчиво). Пожалуйста.

12

ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). И до сих пор на скамейке ощущается некоторая нерво/зность.

МИША. Да заткнись ты уже.

13

ЛОРЕНЦ (осматривается несколько смущенно; рад, когда наконец находит взглядом Мишину маму). По-моему, твоя мама молодец, што и в такую погоду приходит, правда, она тут почти одна. То, што Барби и остальные не пришли в такую погоду, неудивительно, но раз уж даже старик Пфойти остался дома, то это сильно.

14

МИША. А ты? Те седня не надо отцу помогать?

ЛОРЕНЦ. Нет, мне седня не надо отцу помогать.

ХРИГЕЛЬ. Почему нет?

ЛОРЕНЦ. А почему да?

МИША. Да мне пофиг ваще-то.

15

ЛОРЕНЦ. А эта фигня с группой, ничо не получится. Я уже предложил одному-другому, так ни одной сволочи неинтересно.

16

ЛОРЕНЦ. И ваще. Штоб футболист или поп-звезда, представь се, обязательно, штоб поп-звезда или футболист. Если она так хочет, то пожалста, тока это не ко мне, я пас.

17

Миша встает.

ЛОРЕНЦ. Ты чо, тоже уходишь или чо?

МИША. Я за пивом.

ЛОРЕНЦ. Чо?

МИША. Те принести?

ЛОРЕНЦ. Чо за дела?

МИША. Принести те или нет?

ЛОРЕНЦ. Да чо за фигня-то ваще?

МИША. Да ну тя. (Собирается уходить.)

ЛОРЕНЦ. Миша!

МИША (останавливается). Водки лучше?

ЛОРЕНЦ. Какой водки?

МИША. Коньяку? Ладно, коньячку.

ЛОРЕНЦ. По-моему, у тя реально крутая мамка, / што она…

МИША. Знаешь чо? Иди-ка ты в пень. Два раза и крест-накрест. (Уходит.)

ЛОРЕНЦ (кричит ему вслед). Вы чо тут все двиганулись, што ли?

Пауза.

Больные, они больные на всю голову.

18

ЛОРЕНЦ (кричит). Эй, Пфойти! (Думает, что же ему крикнуть; тихо.) Забудь.

Пауза.

(Подражая комментатору.) Да, уважаемые телезрители, кажется, немножечко выдохлось. Я имею в виду, игра выдохлась.

Короткая пауза.

Мяч-то круглый, и я… (сбивается) я… (Умолкает.)

Начинает падать снег. Лоренц некоторое время сидит, потом встает, берет мяч и пытается «чеканить», у него получается только два-три раза. Свет медленно гаснет.

КОНЕЦ.

Лукас Берфус

«Автобус»

(Зелье праведной странницы)

And now I am learning bit by bit
about the make and model shit
the muddy bowl I live in it
and all the mucks that tire us
And I am feared if I don’t have
a piglet lamb or little calve
I’ll chop my human-ness in half
and be as worm or virus
Will Oldham

Каа, навсегда

__________________

© Copyright by HARTMANN & STAUFFACHER GmbH.

Verlag für Bühne, Film, Funk und Fernsehen, Köln.

(Перевод с немецкого А. Егоршева).

__________________

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЭРИКА, паломница на пути в Ченстохову.

ГЕРМАН, водитель.

ЖАСМИН.

ТОЛСТУХА.

КАРЛ.

АНТОН, хозяин бензоколонки.

ГОСПОДИН КРАМЕР, голос.

СТАРУХА ПАЛОМНИЦА.

СТАРИК ПАЛОМНИК.

__________________

Среди леса в горах, возле дороги; позже около бензоколонки Антона; затем на высокогорном плато; наконец в месте, похожем на ночлежку рядом с Главным рынком в польском городе Ченстохове.

Во-первых

Возле дороги. В лесу. Темной ночью. На обочине туристический автобус с надписью «Путешествия Германа». Из его окон падает свет. Фары разрезают мрак клиньями. Эрика, девушка лет двадцати, стоит на ветру, бледная, заспанная, с всклокоченными волосами и помятым лицом. Герман, водитель, большой, нескладный, в рубахе поверх потертых штанов, смотрит на девушку с подозрением, не скрывая своего возмущения.

ЭРИКА. Стало быть, этот автобус вообще не идет в Ченстохову.

ГЕРМАН. Нет, не идет.

ЭРИКА. Значит, я села не в тот автобус.

ГЕРМАН. Именно так.

ЭРИКА. О Боже.

ГЕРМАН. Не притворяйся святошей. Ты отлично знаешь, в каком автобусе едешь.

ЭРИКА. Это неправда.

ГЕРМАН. Я что, дурак. Мы в пути восемь часов. Пересекли полконтинента. Ты видела, в каком направлении шел автобус. Ты что, дура.

ЭРИКА. Я спала.

ГЕРМАН. И вот изволила проснуться. С добрым утром. Теперь ты снова среди тех, кто полон жизни. Спала. Все восемь часов. И я должен в это поверить.

ЭРИКА. Ну конечно. Прошу вас.

ГЕРМАН. Мы стояли в пробке. И я пел. (Громко поет.) «Еще хоть раз увидеть бы тебя, о Розалина». Не слышала.

ЭРИКА. Нет, не слышала, честное слово.

ГЕРМАН. Нам пришлось слушать эту мерзкую музыку, скрипка сверлила уши. Господин Крамер под эту музыку орал, часа три, не меньше, три часа из восьми, а дитятко спало и ничего не слышало.

ЭРИКА. Прошлой ночью я глаз не сомкнула. Вот и отрубилась.

ГЕРМАН. Прошлой ночью, говоришь. Так. Но ночка-то была, уж конечно, приятная.

ЭРИКА. Только не для меня.

ГЕРМАН. Не будем об этом. Сейчас уже другая ночь. Недобрая. Даже очень не добрая.

ЭРИКА. Может, скажете, почему.

ГЕРМАН. Не знаю почему. Она недобрая, потому что недобрая. И точка.

ЭРИКА. И где же мы.

ГЕРМАН. Где же мы. Где же мы. Посмотрим. Тут сыро и прохладно. И не видно огней. Если б не свет из автобуса, не видать бы ни зги. Похоже, это вот елка. За ней еще одна. И еще. И там. Что это там. Тоже елка, если я не слепой. Так что можно.

ЭРИКА. Что можно.

ГЕРМАН. Можно предположить, что мы остановились в лесу.

ЭРИКА. В лесу.

ГЕРМАН. Таково мое предположение.

* * *

ЭРИКА. Восемь часов в пути. Мы хотя бы ехали в направлении Ченстоховы.

ГЕРМАН. Отроду не слыхал ни о какой Ченстохове. Где она хоть находится, твоя Ченстохова.

ЭРИКА. В Польше.

ГЕРМАН. Кто-нибудь из тех, что в автобусе, едет в Польшу. Здесь никто не едет в Польшу. Сейчас будет большой переполох. По твоей милости. Мы приедем с опозданием, а я зарабатываю себе на хлеб пунктуальностью.

ЭРИКА. Мы сейчас где-то на востоке.

ГЕРМАН. Мы в горах. Господа едут подлечиться и отдохнуть.

ЭРИКА. Им это нужно.

ГЕРМАН. Подойди-ка поближе. У тебя нездоровый цвет лица, и это не от лунного света. Леченье хоть и мученье, я вижу это по людям, когда забираю их через неделю, но, в сущности, они здоровы. Тебе бы это пошло на пользу: поплескаться в бассейне со льдом, полежать в пещере с грязями, окунуться разок-другой в серу. Ведь выглядишь ты неважнецки.

ЭРИКА. Если к утру я не доберусь до Ченстоховы, то быть большой беде.

ГЕРМАН. В санатории тебя помассируют так, что ты станешь мягкой как воск, будут класть тебя в грязевые ванны, пропарят до последней косточки, а под конец заставят хлебать серную воду. Одни оздоровительные процедуры. От людей потом дурно пахнет. Ты знаешь чем. Тухлыми яйцами. Серная вода, говоришь. Это как раз для тебя. Ты же принимаешь наркотики.

ЭРИКА. Сдались они мне.

ГЕРМАН. По тебе видно.

ЭРИКА. Я просто очень устала.

ГЕРМАН. Ты лечишься от зависимости. Можешь спокойно признаться. Ничего постыдного в этом нет.

ЭРИКА. Я не принимаю наркотиков.

ГЕРМАН. Меня не проведешь. Кого угодно, только не Германа. Достаешь травку в Польше. Там она дешевле. Незаметно забираешься в чей-нибудь автобус и притворяешься спящей. Как это называется. Как.

ЭРИКА. Как.

ГЕРМАН. Отвечай по-хорошему. Как это называется.

ЭРИКА. Зайцем я не езжу.

ГЕРМАН. Зайцем. Вот именно что зайцем. Не брать билета, это во-первых, а во-вторых, прошмыгнуть мимо таможенников, чтоб не дергаться у них на крючке. Все это мне известно. Таких, как ты, я часто вижу в автопарке. Но на этот раз тебе не повезло, детка. В Польшу мы не едем. Мы едем в горы. Там адского зелья нет.

* * *

Назад Дальше