Монстр живет внутри - Борис Хантаев


Посвящается Марии Филькиной, девушке благодаря которой, я пишу сказки

Истинные мудрецы говорят, что монстр живет в каждом из нас.

Тяжелые оковы сковывали руки Генриха, его вели на площадь, где сегодня должна была состояться казнь, его казнь. Палач уже заточил топор, и сейчас с ухмылкой взирал на обреченного парня, которому не было и тридцати. Люди вокруг плевали в его лицо, они с ненавистью кричали: — Убийца.

Кто–то даже взял камень и запустил им в молодого паренька, оставив на его лице отметину, и это было нормально, такова процедура. Сначала тебя ждет публичный позор, а потом смерть у всех на виду. Одна старушка, присев на корточки, стала справлять нужду прямо в сторону осужденного парня. Ее старческая моча, аккуратно, по земле спускалась к ногам Генриха, а старуха смеялась, словно мочиться на людях, это так весело. Глаза смертника были опущены, он шел, молча, стараясь не обращать внимания на толпу. Боялся ли он умереть? Конечно! Лишь самоубийцы способны достойно встретить собственную смерть. Поднимаясь по деревянной лестнице, которая вела на эшафот с палачом, Генрих дрожал, пот покрыл все его лицо, когда–то очень симпатичный молодой человек превратился в урода, которого не полюбит даже самая одичалая вдова.

— Я бы убил тебя прямо сейчас, уж больно тешутся мои руки — произнес палач, с так и не поникшей на его лице дьявольской улыбкой. — Но проклятая процедура, дает тебе право голоса. Так что говори убийца, говори Генрих сын Ричарда, и пусть твои слова будут краткими, ибо я очень устал и хочу отправиться спать.

Слова палача вызвали смех, сейчас для толпы он был как шут, а еще как король, почему король, да потому, что все короли несут с собой смерть. Генрих, что все еще стоял с опущенной головой молчал, его грязные патлы закрывали практически все лицо, люди вокруг даже не знали, улыбается он или плачет, он плакал.

— Ты что оглох убийца, или тебе нечего сказать? Если так, то моя подруга Луиза — палач взял в руки топор, и толпа стала скандировать, свистеть и визжать, предвкушая публичную смерть. — С радостью возьмется за твою голову.

Генрих поднял голову, его заплаканные глаза оглядели собравшихся людей. Многие пришли на казнь целыми семьями, с детьми и своими престарелыми родителями. Среди собравшихся были и друзья осужденного. Ведь лучше чем просто публичная смерть, может быть только публичная смерть того, кого вы лично знаете, это позволяет вам с гордостью говорить: — Я был знаком с этим ублюдком.

Возможно, его друзья еще добавляли: — Он чуть и меня не убил.

Эти слова еще больше придавали им гордости.

Генрих смотрел на толпу, с целью понять, как достучаться до этих людей, а толпа … Она просто хотела увидеть пущенную кровь, услышать предсмертный крик и почувствовать, как кишечник покойного освобождается и все содержимое падает рядом с палачом. Те немногие кто стояли ближе всех к эшафоту могли даже увидеть сегодня, последний ужин убийцы. Если не в этом, то в чем тогда счастье?

— Мои слова не могут быть краткими. Ведь они крик души. Так что я прошу вас потерпеть, и внимательно послушать то, что я скажу. Уважаемая публика, мои когда–то близкие друзья, вы палач, простите, не знаю вашего имени, услышьте мою историю, ведь если я умру, она станет последней историей из моих уст. И вы все сможете говорить. Мы слышали историю убийцы, того самого, что так жестоко убил свою жену.

Палач взглянул на Генриха, взглянул с неодобрением, но с любопытством, а потом обратился к толпе:

— Ну что вы скажите? Решать вам, лично я, убил бы этого членоса.

На секунду все затихло, больше сотни человек замолчали, они лишь переглядывались, не в силах принять какое либо решение. Это продолжалось, пока один старик в соломенной шляпе, громко, во всеуслышание ни произнес:

— Пусть говорит. Если его история будет скучной, я сам занесу топор над его головой.

Слова старика вызвали такой смех, что даже сам палач, сам временный король сложился пополам.

— Да будет так — сказал он, отложив свой топор в сторону.

А Генрих, он тяжело вздохнул, а затем начал свой длинный рассказ.

Она была прекрасна, лучше, чем солнце днем, и лучше чем луна поздней ночью. Никто не мог сравниться с ее красотой. Ее звали Виктория, и мы познакомились на рынке, где я выбирал себе коня, а она, она выбирала картину. Мы разговорились и уже тогда, при нашей первой встрече, я понял, что она будет моей женой. В это трудно поверить, но лишь потому, что мне не дано, ее описать. Я не могу вам рассказать, какими были ее глаза, могу лишь сказать, что смотря в них мне было не страшно умереть. Не могу передать я и описание ее золотых локонов, как и описание ее фигуры, ее груди. Она была ангелом, спустившимся на землю, не удивительно, что я потерял голову, и был готов на все.

Но эта девушка была непокорна, она даже не давала себя поцеловать, не давала взять ее за руку. Словно от одного моего прикосновения могла случиться большая беда. Виктория, если бы она сама не испытывала ко мне любви, то я возможно и понял бы ее поведение, но она испытывала. Она говорила:

— Ты мой Генрих, ты создан лишь для меня. И возможно, когда–нибудь мы будем вместе.

Но на мои вопросы, когда это когда–нибудь наступит, она замолкала, лишь игриво смеялась и подмигивала мне, мол, додумайся сам. И я додумался, вернее мне помогли. Мой отец сказал, что если девушка не отдается тебе на первом, втором или третьем свидании, это может означать лишь две вещи. Первое: — Это вовсе не девушка, а переодетый мужик с очень волосатой спиной.

Второе: — Она хочет тебя окольцевать, ждет свадьбы, чтобы в первую ночь, полностью отдаться своему рыцарю, своему первому и последнему мужчине.

И я сделал ей предложение, это случилось на аллеи роз, когда небо освещала полная луна. Мы были совершенно одни, если не считать моих друзей, что спрятались на крышах соседних замков, и ждали полночи. Ровно в полночь они запустили фейерверки, что в небе превратился в слова:

«ТЫ СТАНЕШЬ МОЕЙ …»

Должно было быть еще одно слово «ЖЕНОЙ», но мои друзья купили фейерверки по дешевки и они оказались бракованными. Так что это слово мне пришлось произносить вслух. Наверное, Виктория подумала, что все так и задумано, ведь я встал на одно колено, протянул ей кольцо, а затем в такт ветру произнес:

— Женой.

В моих фантазиях ее ответ был другим, ее реакция была иной, но в жизни, все оказывается совсем не так, как это представляем мы. Жизнь, это противоположность всем нашим ожиданиям.

— Нет — спокойно ответила она, и я без преувеличения вам скажу, мое сердце было разбито. Тогда мне было хуже, чем сейчас, а ведь я стою на эшафоте, и в любой момент моя голова может покинуть это бренное тело.

— Ты не доказал мне своей любви — вот что она произнесла, когда слова на небе стали рассыпаться, превращаться в мелкие осколки, новые звездочки, которые скоро падут.

— Как? Как мне доказать, что ты для меня лучше всех, дороже всех и важнее всех. Ради тебя я готов на все.

— Не уж то прямо на все? — с игривой улыбкой произнесла она. Вот тогда, под светом новых звезд я и получил свое задание, которое бы доказало мою любовь к Виктории, мою преданность и верность на века.

Она сказала мне придти в одну пещеру, сказала, что там будет спать мужчина и женщина, сказала, что они будут абсолютно голые, и что они вовсе не люди. Виктория попросила принести ей их головы, моя любовь сказала, что как только я их разбужу, то тут же увижу их истинные лица, и что их смерть станет моим новым подвигом. В жизни мне довелось поведать многое, и я верил в то, что наш мир наполняют монстры, чудовища, которых нужно истреблять. Если бы эти люди оказались просто людьми, я бы никогда не причинил им вреда.

И я прискакал в эту пещеру, в эту обитель спокойствия, ведь она совсем не походила на логово монстра. На одной из стен пещеры даже была картина, с изображением великого короля Артура. Вся эта обитель была увешана свечами и украшена различными растениями, в ней даже приятно пахло, было видно, что кто–то об этой пещере очень заботится. В самом ее конце я увидел огромную кровать, на которой действительно спало два человека, мужчина и женщина, причем абсолютно голые. Жизнь меня многому научила, поэтому я знал, чудовище не может спать как человек, монстры вообще не спят. Я даже спрятал свой меч, и без особого страха подошел к этой паре. Тогда мне казалось, что Виктория ошиблась, когда дала мне такое задание, но это было не так.

— Просыпайтесь. Хватит спать. Мне очень нужно с вами поговорить — кричал я, но все без толку. Тогда я прикоснулся к мужчине, хотел того просто потрясти, наконец–то разбудить, и мне это удалось.

Мужчина резко вскочил, его рука ударила по лицу женщину и та вскочила следом за ним. То, что происходило потом, останется у меня в памяти, пока моя голова не полетит с плеч. Это был настоящих кошмар, их тела, начали разрываться, кожа трескалась на лице и груди, на руках и ногах. Из трещин, что появлялись на теле начал литься зеленый гной, который заполнял пол пещеры. Когда–то спящие люди увеличились в размере, их руки превратились в щупальца, их ноги в лапки паука. Вместо лица стал появляться огромный рот, с гигантскими зелеными губами и мерзким желтым языком. Эти существа не были похожи ни на одного из монстров, что мне доводилось видеть или о которых приходилось читать. Эти чудовища были чем–то новым, чем–то без названия. Они стояли на четвереньках, у них было около восьми черных тонких мерзких лапок и двое щупалец с присосками. Гигантское тело этих существ было выгнуто вниз и тащилось по земле, оставляя отвратительный зеленый след.

Я достал меч, и приготовился к нападению. Не знаю, кто именно напал на меня первым, мужчина или женщина, но я проткнул его пуза своим лезвием, и оттуда тут же полилась черная кровь. Кишки, что вывались из живота чудища, начали ползать вокруг меня, они как мерзкие черные змеи окружили мою ногу, а затем словно пиявки всосались нее. Эти чертовы живые кишки повалили меня на спину. В это время второй монстр в упор подошел к моему лицу. Его мерзкие губы были в паре сантиметров от меня, это существо своим гигантским ртом, просто могло меня проглотить, но вместо этого, оно стало говорить:

— Зачем? Почему ты пришел?

Оно говорило человеческим голосом, я уже не помню, мужским этот голос был или женским, что я помню, так это как своим мечом, я отрезал, эти чертовы губы, как они полетели и ударились об одну из стен проклятой пещеры. Затем я мечом полоснул себя по ноге, да так, что кровь с силой стала ее покидать, но не только кровь. Кишки в ужасе разбежались в стороны, и я встал. Хромая я подошел к монстру с разорванным животом, внутри которого все жило своей жизнью, все его органы внутри были маленькими чудовищами. Все кроме гигантского каменного сердца, оно дышало, но не двигалось и не хотело меня убить. Я проткнул это сердце, последним, что издал монстр, были слова:

— За что?

То, что произошло потом, сложно описать, но этот монстр вновь стал человеком, этот процесс был не реальным, ведь его огромное туловище вновь уменьшилось, на нем опять появились кожа и волосы. Тоже стало и со вторым существом, когда его дышащее сердце было вспорото. Я отрезал этим монстрам головы, вполне человеческие головы и затолкал их в свой рюкзак.

Вернувшись к Виктории и показав ей свой трофей, она наконец–то ответила: — Да.

Уже на следующий день мы сыграли свадьбу, ведь я не мог больше ждать. Наша церемония не была такой пышной, как свадьбы королей, но и в ней был свой шарм. Наше бракосочетание проходило на той самой аллеи роз, где я сделал Виктории свое предложение. Было много людей, мои родители, мои друзья, со стороны девушки не было никого, тогда мне это совсем не казалось странным. Когда священник, что вел церемонию, объявил нас мужем и женой, и сказал, что теперь мы можем поцеловаться, Виктория запротестовала. Она сказала, что наш первый поцелуй произойдет в полночь, когда мы останемся совершенно одни. И вот гости начали расходиться, все уже изрядно подвыпившие, все в хорошем настроении. А я вместе со своей женой отправился в наши покои, где кровать была уже усыпана лепестками роз, где ароматические свечи создавали нужную обстановку и придавали этому моменту величия. Это, наверное, смешно, но на тот момент я так ни разу и не дотронулся до своей леди, до девушки которую так безумно любил.

— Давай потушим все свечи — произнесла она. — Пусть тьма скроет тот грех, что нам предстоит совершить.

И я повиновался. Тьма захлестнула мою комнату, и я ели нашел кровать. Я больше не видел Викторию, лишь слышал ее нежный голос.

— О, Генрих — говорила она. — Ты не представляешь, как же я благодарна тебе. Ведь ты освободил меня — с каждым новым словом, ее голос становился громче, она приближалась ко мне. Я слышал, как застежки на ее платье трещат, как они освобождают ее тело, и как платье падает на пол.

— Теперь пришла моя очередь освободить тебя — девушка уже была на кровати, мое сердце ускорило ритм, мои зрачки расширились, я был готов к ночи любви, но никак ни к этому.

— Завтра я убью твоих родителей, и ты будешь моим, только моим.

Виктория вцепилась в мою руку, не дав, мне даже опомнится.

— А теперь поцелуй меня и ты станешь таким же, как я — это говорила уже не девушка, которую я любил, это говорил монстр, что все это время жил внутри нее. Чудовище, которое проснулось от человеческого прикосновения. И тут все встало на свои места. Я вспомнил картину, что увидел в той уютной пещере, с изображением великого короля, эту же картину покупала и Виктория на рынке, когда мы только познакомились. Тогда она еще сказала, что это подарок ее родителям, ЕЕ РОДИТЕЛЯМ!

Тело девушки начало менять свой прежний вид, я ничего не видел, но все чувствовал, ведь ее кожа трескалась, зеленый гной брызгал в мою сторону. Я хотел выбраться, но не мог, ее рука, что держала меня, превратилась в гигантскую щупальцу, и сейчас высасывала мою кровь. Тело Виктории увеличилось в размере, и заняло почти всю кровать, ее паучью лапки, что появились из пуза, протыкали матрас, а гигантские губы вместо лица шептали:

— Ну, давай же Генрих, поцелуй меня. Давай сольемся в грехе.

Когда ее желтый язык начал прикасаться к моему лицу, меня кинула в жар, температура в моем теле стала критической, этот монстр кипятил мою кровь, а потом с помощью своего щупальца пил ее. Меча рядом не было, он был в шкафу в конце комнаты, поэтому мне пришлось импровизировать. Я зубами воткнулся в когда–то прелестную руку Виктории, а затем стал грызть ее мерзкое щупальце. Оттуда тут же брызнула черная кровь, она попадала мне на лицо, она жгла его, как жжет огонь, но в тот момент я не чувствовал боли. Я грыз скользкую и склизкую конечность Виктории, пока та, не отцепилась от моей руки. Тогда вскочив с кровати и помчавшись к шкафу, во тьме, я нашел свой меч.

— Что ты делаешь Генрих? Разве не этого ты хотел? Да, сейчас я кажусь тебе монстром, но когда ты поцелуешь меня, все изменится, для тебя я снова буду той прекрасной леди, что ты так любил.

Голос Виктории оставался прежним, и мне даже на секунду захотелось поцеловать эту тварь со щупальцами, с животом, тянувшимся по комнате, с паучьими лапками и гигантскими губами. Поцеловать во имя любви, которая сильнее всего.

— Зачем ты заставила меня убить собственных родителей — с мечом наперевес спросил я.

— Они бы не одобрили наш брак. Как и твои не одобрят, когда узнают кто я. Именно поэтому я их убью, чтобы ты наконец–то обрел свободу, был волен делать все, что вздумается, не думая о том, как к этому отнесутся твои родители.

— Но я не хочу, чтобы они умирали — запротестовал тогда я.

— Ты обманываешь сам себя, все дети этого хотят — после этих слов Виктория уже стояла в нескольких сантиметрах от меня, ее дыхание било мне в лицо, а она продолжала шептать свои слова.

— Сделай это сам, не хочу целовать тебя с силой.

В тот момент, я забыл, что этот монстр, на самом деле девушка, которая стала моей женой. Зловонное дыхание чудище помутило мой рассудок, а быть может наоборот, разбудило его. Я не знаю, единственное, что знаю наверняка, так это то, что мне совсем не хотелось ползать на четвереньках и иметь жуткие зеленые губы.

Мой меч легко проткнул ее туловище, откуда тут же поползли живые черные органы, но на этот раз к такому сюрпризы я был готов. Мой кулак с легкостью, даже в полной темноте, поймал летучую печень, что пыталась вцепиться мне в горло. Огнедышащие легкие были быстро насажены на мое лезвие, а уже так знакомые змеи–кишки были просто раздавлены моей ногой, которая на мгновения потеряло всякую чувствительность к боли. Когда со всеми тварями из живота Виктории было покончено, я взялся за сердце.

Дальше