— Ну, сыновья мои, видно, помирать мне пришла пора, не поправлюсь уже. Похороните меня, а потом три ночи навещайте могилу. В первую ночь пусть Василей придет, во вторую — Педор, а после и ты приходи, Седун.
Так простился отец с сыновьями, да тут же и отошел. Похоронили они его честь по чести. Наступил вечер, пора идти на могилу старшему сыну. Василей и говорит:
— Не сходишь ли ты, Седун, на могилу отца вместо меня? Я куплю тебе за то красную рубаху.
— Ладно, схожу, — согласился Седун.
Давно он заглядывался на красную рубаху. Собрался не мешкая и пошел.
Проспал ночку на могиле отца Седун, а утром отец подарил ему красного красавца коня. Доволен Седун. Отвел скорей коня к ручью, сам же как ни в чем не бывало пошел домой.
Вот вторая ночь приближается, надо идти на кладбище среднему брату — Педору. Вечером просит Педор Седуна:
— Не сходишь ли ты, Иван, вместо меня на могилу? Я справлю тебе за это пару сапог.
— Схожу, — опять согласился Седун.
И на что ему вроде сапоги? Никуда ведь не ходит. Да, видно, надо и ему покрасоваться — пошел.
Проспал Седун вторую ночь на могиле отца, утром получил в подарок серого коня. Седун рад, отвел и этого коня к ручью.
Когда приблизилась третья ночь и настал черед самого Седуна идти на кладбище, он подумал, что теперь уж никто ему за это не заплатит. Поплелся, однако, проспал на могиле отца и третью ночь. Утром отец подарил младшему сыну вороного коня. Отвел Седун и воронка к тому же ручью.
А той стороной правил царь, и было у царя три дочери: Марья, Василиса и Марпида. И пришла им пора выбирать себе женихов. Царь дал девицам по шелковому платку: одной красивый-прекрасивый платок, другой еще краше, а младшей, Марпиде-царевне, самый красивый, весь огнем горит.
Утром вывесила на балкон свой платок старшая дочь.
— Кто достанет платок, — объявили по всему царству, — тому и быть женихом!
Услыхал это народ — со всех сторон ко дворцу потянулся. Братья Седуна тоже засобирались.
«Может, и нам счастье улыбнется!» — думают про себя.
Увидел их сборы Седун, запросился:
— Братья, не возьмете ли и меня с собой?
Те только смеются:
— Куда тебе, дураку! Сидел бы уж на печи.
Запрягли они в сани старую отцовскую клячу и поехали.
А Седун пошел к ручью, кликнул там красного коня и влез ему в ухо.
В одном ухе попарился-помылся, в другом — оделся-обулся и вышел такой красивый да сильный — молодец молодцом!
Вскочил молодец на коня и вскоре догнал своих братьев — они на кляче-то недалеко и уехали. Догнал и, не останавливаясь, только наклонившись, ударил на скаку по уху одного брата, ударил другого и просвистел мимо. Повалились братья на колени.
— Свят, свят, — говорят, — никак, Илья-пророк промчался!
А Седун промчался к цареву дворцу, выше балкона подпрыгнул, но платок оставил, не взял.
Дивится народ:
— Вот ведь может, а не берет!
Наверно, какой-нибудь счастливец и достал потом этот платок, но Седун не видел. На обратном пути он еще раз повстречал своих братьев, опять дал по уху одному и другому. Повалились братья на колени.
— Свят, свят, — говорят, — и верно Илья-пророк, как застращал!
Когда братья домой воротились, Седун на печи лежал — он давно уж прискакал, коня к ручью отпустил, а сам на свое место влез.
— Ну, братцы, что видели-слышали? — спрашивает.
— Ничего не видели, — говорят. — Кто-то снял уж платок, не про нас он, видно… Только Илья-пророк по дороге проскакал мимо, застращал нас сильно.
— А я так никакого грома не слышал. Сидели бы и вы дома — лучше было бы, — говорит Седун.
На другой день средняя дочь вывесила платок.
Братья опять собрались — может, на этот раз повезет. Попросился было Седун:
— Возьмите и меня!
Да они только рассмеялись:
— Молчи уж, дурак, куда ты пойдешь! Лежи себе на печи.
Запрягли свою клячу и поехали.
Слез Седун с печи, пошел к ручью, кликнул другого коня, серого. В одно ухо влез — помылся-попарился, в другом оделся-обулся, опять сильным да красивым молодцом явился. Вскочил на серого коня и поскакал. Как догнал братьев, опять, не слезая с седла, одному дал раз, другому, повалились они на колени.
— Свят, свят! — крестятся. — Илья-пророк промчался, совсем застращал нас!
А Седун подъехал к балкону, подпрыгнул и опять, как в прошлый раз, не взял платок, только глянул.
Подивились люди:
— Вот ведь каков: мог взять платок, а не снял!
Поскакал Седун обратно. Глядит: братья его все еще к цареву дворцу едут. Опять почтил их Седун затрещинами, повалились они на колени, шепчут:
— Свят, свят! Да ведь в самом деле Илья-пророк!
Скоро ли, не скоро, воротились братья домой. Седун спрашивает с печки:
— Ну, братья, достался ли сегодня платок?
— Не достался нам, кто-то снял уже, — отвечают братья. — Только Илья-пророк скакал мимо, опять нас стращал…
— А я так ничего не слышал, — говорит Седун. — Сидели бы оба дома, никаких страстей не видали бы.
На третий день младшая из сестер Марпида-
царевна вывесила платок. Народ собрался со всего царства — кто только не хотел достать тот платок!
Завидно братьям, говорят:
— Сходим и мы, может, достанется напоследок.
Седун тоже не смолчал на печи:
— Сегодня и я не останусь дома, поеду с вами!
Потом вышел и первый сел в сани. Посмеялись братья, поругали и отговаривать принялись — не вылез Седун из саней.
— Ну, будь по-твоему, — согласились наконец.
Довезли Седуна до ручья и вытолкнули его из саней. Вытолкнули и, посмеявшись, уехали, а Седун остался.
— И то хорошо, что до ручья довезли, самому не тащиться, — улыбнулся вслед Седун.
Кликнул третьего — вороного коня, в одно ухо влез — попарился-помылся, в другом — оделся-обулся, такой молодец стал, статный да красивый. Вскочил на коня и помчался. Ох и досталось от него братьям! Оглянулся, отъехав, — они все еще на коленях стоят, подняться не смеют…
— Свят, свят! — шепчут. — Илья-пророк проскакал, страху нагнал…
Подъехал Седун ко дворцу, разогнал коня, тот прыгнул выше крыши, и только когда опускался, снял Седун платок у Марпиды-царевны.
— Ой, ловите, ловите! — кричат люди. — Кто это? Кто такой?
А как его изловишь, если он верхом пошел, над головами?
На обратном пути вновь встретил Седун братьев — те все еще ко дворцу ехали — и опять хорошенько отколотил их. Повалились те на колени.
— Свят, свят! — крестятся. — Опять Илья-пророк страху на нас нагоняет…
Приехали они домой, а Седун уже на печи.
— Завтра, Седун, и ты с нами поедешь, — говорят.
— Ну, — удивился Седун, — неужто и меня приглашают?
— Завтра все должны быть, даже безногие и слепые, со всего царства. Царские дочери будут искать в толпе своих женихов.
— Ладно, поеду, — согласился Седун, — если только не станете выкидывать меня из саней. А платок не достали?
— Не достали, — отвечают. — Только Илья-пророк вновь такого страху на нас нагнал, о каком мы и слыхом не слыхивали.
— А сидели бы дома, как я, лучше бы дело было.
Улеглись братья спать с вечера, а на рассвете проснулся один и глазам не верит:
— Что такое? Горим, что ли? Не пожар ли в избе?
А это кончик красного платка высунулся во сне из-за пазухи Седуна.
— Брат, брат, — стал будить другого, — никак, Седун избу поджег, огонь на печи вон!
Услышал это Седун, спрятал кончик платка под рубаху, огня-то и не видать стало. Повскакивали братья, а никакого пожару нет.
Как совсем рассвело, запрягли братья клячу, кликнули с собой Седуна к царевым хоромам. Глядят, а люди со всех сторон идут и едут — кто может и кто нет, слепой и безногий, бедный и богатый. К полудню все собрались, никого по домам не осталось. Седун тоже со всеми торопится.
— Этого-то зачем привели? — смеются кругом. — Ведь он — сразу видно — не жених.
— Нет, — отвечает царь людям, — все должны быть сегодня здесь!
Когда народ собрался, царь поднес старшей дочери кубок вина, велел обойти с ним всех людей:
— У кого увидишь свой платок, тому поднеси вино, а потом сядь на его колени — он и будет твоим женихом.
Только пошла старшая дочь обходить гостей, тут же и увидела свой платок — кто достал, тот ведь прятать не будет.
— Батюшка, — говорит девушка, — нашла я своего жениха!
Угостила она суженого вином и села на его колени.
Подал отец кубок вина второй, средней дочери:
— Теперь ты обойди гостей, найди, угости своего суженого и сядь к нему на колени.
Наконец настал черед обходить гостей Марпиде-царевне. Подал ей царь кубок вина, наставил, как прежде ее сестер. Стала Марпида-царевна обходить ряды гостей, а платок-то ее немного — самый уголок — высунулся из-за пазухи Седуна. Глянула на суженого Марпида, так сердце у нее и упало. Прошла она мимо Седуна, будто ничего и не заметила, и ни с чем вернулась к отцу.
— Не сыскала я, батюшка, платка, — говорит.
— Обойди в другой раз, — отвечает царь. — Все равно где-нибудь свой платок увидишь. Здесь он должен быть, в стороне людей не осталось!
Царевна опять обошла всех и мимо Седуна прошла, только опять будто и не заметила платка, хотя он теперь наполовину высунулся. Принесла она кубок вина, поставила на стол.
— Не нашла, — говорит, — батюшка, платка. Даже и знать не знаю, где бы он мог быть…
Нахмурился царь.
— Так и не сыскала? — спрашивает. — Или плох на вид жених, стыдишься, должно? Пойди да гляди лучше.
На этот раз не стала царевна обходить гостей, пошла прямо к Седуну, угостила вином, вытерла ему платком под носом и села рядом. Увидели это люди, что рядом-то села, хихикать стали.
— Нашла? — спросил царь, услышав смешки.
— Нашла, батюшка, — проговорила Марпида-царевна, а сама и голову от стыда не поднимает.
Тут увидел царь ее суженого, огорчился.
— Тьфу! — говорит. — Ну и сыскала себе жениха, мне зятя…
Да что делать — не откажешься от царского слова. Отправил их царь в какой-то хлев, в котором то ли свиней, то ли коров прежде держали. Без пира и почестей отправил.
— Уходите, — говорит, — с моих глаз!..
А с двумя другими зятьями пировать остался. И мы там были — ели-пили…
Вот зашел я как-то к царю и рассказал, что, мол, далеко-далеко водится златорогий олень. В поле пасется, бегает быстро, да если кто поймает, тот уж, конечно, самого первого места в царстве…
Понял царь, к чему все это рассказано, говорит зятьям:
— Покажите-ка свое уменье — изловите того оленя и приведите сюда.
Ну, засобирались зятья, взяли веревки, кожаные вожжи и отправились в степь. А Седун говорит жене:
— Выйди к отцу, попроси водовозную клячу, я тоже хочу оленя ловить, я тоже царский зять.
Царевна Марпида пошла к отцу просить клячу для Седуна.
— Какую еще клячу нужно этому Седуну? — отмахнулся царь. — Пусть лучше сидит дома, не смешит людей.
А Марпида-царевна опять просит отца:
— Жалко, что ли, клячу-то? Дай ему.
Тут уж и матушка-царица слово замолвила за свою дочь. Отдал царь водовозную кобылу. Худая та была — кожа да кости. Приполз Седун и сел на нее не как все, а задом наперед. Конец хвоста в зубы взял, ладонями по бокам хлопает — едет!
— Смотрите, смотрите! — кричат кругом люди. — Седун-то, третий царев зять, тоже поехал оленя ловить!
— Задом наперед уселся! Не иначе как он и изловит златорогого оленя!
А Седун знай себе едет да едет, будто и не слышит эти насмешки. Добрался до своего ручья, схватил за хвост кобылу да как встряхнул — туша разом отлетела, а в руках только шкура осталась! Повесил он эту шкуру на изгородь и кликнул своего коня. Прискакал первый, гнедой. Вошел Седун в одно ухо, помылся-попарился, в другом оделся-обулся и таким молодцом опять стал — заглядишься! Вскочил на коня, догнал свояков, одного ударил по уху, другого и полетел дальше. А те повалились на колени, крестятся:
— Свят, свят! Илья-пророк страху нагоняет.
А Седун тем временем изловил в поле златорогого оленя, обратно едет. Увидели Седуна свояки, удивились:
— Ты уже обратно едешь, оленя везешь, а мы только на охоту собираемся!
— Поздно, — говорит Седун, — я уже изловил златорогого.
Принялись свояки уговаривать Седуна, чтобы он продал им этого оленя.
— Ну, ладно, — ответил Седун. — Только плата за него особая. Отрежьте с ноги по большому пальцу и дайте мне, иначе не получите оленя.
Подумали свояки, да как иначе быть? Отрезали по большому пальцу с ноги, отдали молодцу. Отдал им Седун златорогого оленя и умчался.
Приехали, привезли зятья оленя царю, любо тому стало, еще радушней их угощает.
— Вот зятья какую добычу привезли, — хвалит. — Этакого зверя поймать сумели! Седун вон тоже на охоту отправился, да все нет его. Не видали ли где?
— Не видали, — говорят зятья и опять наперебой рассказывают, как ловили златорогого красавца.
Немало прошло времени, пока Седун вернулся. До ручья скоро доскакал, да от ручья плестись пришлось долго. Да еще на лошадиной туше поймал с десяток ворон-сорок и потащил царю.
— Нате, — говорит, — тесть-теща, добычу вам принес!
— Тьфу! — только и сказал царь и приказал слугам выбросить птиц куда-нибудь подальше.
Вот хохоту-то было!
Приковылял Седун в хлев, на кухоньку теперешнюю, к суженой своей — к столу даже не пригласили…
Пошел я опять к царю и рассказал, что где-то в дальнем краю, слышно, водится свинка — золотая щетинка. Выслушал царь, говорит:
— Ну, зятья, поймайте мне ту свинку — золотую щетинку. Привезете ее — любимыми зятьями будете.
Ноги хоть и болят у зятьев после недавней охоты на златорогого оленя, да царю не откажешь. К тому же и любимыми зятьями хочется быть.
— Ладно, — говорят, — поймаем.
Взяли сыромятные вожжи и поехали.
А Седун опять свою Марпиду к царю-батюшке посылает:
— Сходи, Марпида-царевна, попроси у отца другую клячу, я тоже поеду за свинкой — золотой щетинкой. Зять ведь я ему!
Пошла Марпида-царевна к отцу, стала просить клячу, а отец стоит на своем:
— Не дам! Хватит того, что один раз уже осрамил перед всем честным народом.
Тут царица-матушка опять за дочку заступилась, жалко, видать, стало царевну, ну, вдвоем и уговорили царя.
Сел Седун на клячу боком и поехал себе потихонечку.
— Глядите, глядите, — кричат и хохочут кругом, — Седун опять на охоту отправился!
— Да сидит как, уж научился! Глядишь, и поймает свинку.
А Седун будто и не видит, не слышит ничего, едет да едет. Доехал до ручья, схватил кобылу за хвост, дернул — туша отлетела, а шкуру повесил на изгородь. Кликнул своего второго, серого коня, опять вошел в одно ухо — попарился-помылся, в другом оделся-обулся, вновь стал статным да красивым. Вскочил на коня, догнал свояков, дал каждому по уху. Повалились они на колени, глядят вслед, бормочут:
— Свят, свят! Опять Илья-пророк страху нагоняет.
Поймал Седун свинку — золотую щетинку, на обратном пути встречает свояков.
— Да ты, кажись, уже с охоты возвращаешься, добрый молодец, а мы все-то на лов едем! Не продашь ли нам свинку? — спрашивают Седуна.
— Продам, — отвечает молодец.
— А дорого ли возьмешь?
— А сни́мете со своих спин кожи с ремень шириной, так ваша свинка будет.
Призадумались было свояки, да куда деваться — согласились: сняли один у другого по полоске кожи и отдали молодцу. Отдал им за то Седун золотую щетинку и ускакал.
Привезли зятья во дворец небывалую свинку — золотую щетинку, царь пуще прежнего доволен: выхваляется перед гостями, поит всех, любимых зятьев угощает!
Сидят так, пируют все, Седуна, конечно, и не ждет никто, тут он и возвращается — втрое больше прежнего принес ворон да сорок! Узнал про то царь, нахмурился:
— Опять Седун срамит нас!..
Теперь Седуна не допустили к пирующим, хотя он даже теще гостинец принес. Повернулся и заковылял в хлев к своей Марпиде…