Я прошел в заботливо раскрытые двери, даже не удостоив взглядом ораву с проводками в ушах, и оказался в коридоре из спин, который заканчивался открытой задней правой дверцей лимузина.
Забрался внутрь. На заднем сиденье уже расположился очень пожилой мужчина.
– Здравствуйте, Владимир Рудольфович, очень рад вас видеть, Засекин Виктор Львович, посол России в Италии. Я, знаете ли, ваш давний поклонник.
Разрешите по-отечески вас пожурить. Что же вы не предупредили нас о своем визите? Мы бы встретили, помогли чем можем… А то ведь ТАМ волнуются… Меня, старика, расспрашивают, а я и не знаю… Вы уж там намекните, что все прошло на высшем идейном уровне. Я понимаю, что у вас времени тут почти не было… Мы с ребятами собрали гостинец, так сказать, памятный набор. Вы уж не обессудьте, чем могли… Что-то я болтаю и болтаю, соскучился по новым лицам. К нам, конечно, часто прилетают, но чтобы такие люди – это событие…
– Виктор Львович, да побойтесь бога, я же не Алла Пугачева!
– Да, но за нее сам Александр Стальевич не стал бы просить, да и столько орлов бы не прилетело. Вы что думаете, в гостинице посольские были? Да у меня столько народу крепкого и не наберется. Это раньше в загранкомандировку стремились, а на нынешнюю зарплату желающих нет. Так, в основном мы, старики, свой век доживаем…
Виктор Львович приумолк, вспоминая партийно-правительственное прошлое, при котором ни за какие коврижки его бы не вытащили вечером из дома, оторвав от ужина, чтобы ублажать какого-то журналистишку. Да и не прилетел бы по мою продажную телевизионно-радийную душу борт из Москвы с группой сопровождения, достаточной для взятия приступом дворца Амина.
Погоревав, Виктор Львович продолжил:
– Вы о формальностях не беспокойтесь, мы вас доставим прямо к трапу самолета.
Бедный обломок старого режима! Что меня совсем не волновало, так это формальности. Пройдет не так много времени, и все формальности канут в прошлое. Дождитесь, дорогой Виктор Львович, может быть, сегодняшний вечер перетянет на весах все ваши подлости и только благодаря нашей нынешней встрече вы соскочите с острых вил, уже готовых подцепить ваш перестроившийся, но все же очень коммунистический зад.
Приехали. Дверца, трап, стюардесса, улыбка.
– Добро пожаловать на борт самолета «Ильюшин» президентского отряда «Русь». Ваше место в первом салоне.
– Какое?
– Любое, в этом салоне летите вы один.
Свои вещи я из машины не забрал. Был уверен, что погрузят и без меня.
Удобно расположился, закрыл глаза и приказал себе отключиться. Судя по скорости, с какой разворачиваются события, в Москве поспать не дадут, так что не надо терять времени.
Навалился тяжелый сон.
Я видел старика Еноха, которого уже стал забывать. Он был не один. Рядом стоял похожий на Еноха старец с суровым лицом. Они оба смотрели на меня, и их голоса набатом звучали в голове. Они были недовольны мною. Кажется, костерили на чем свет стоит, причем делали это на иврите. К сожалению, я понимал.
Требовали, чтобы я остановился и задумался. Конечно, в очередной раз предупреждали, что вначале должно прийти царствие антихриста. Из чего следовало, что Даниил совсем не тот, за кого себя выдает, а враг человеческий. Патриархи жалели Папу, меня, себя, человечество.
Устав от всеобщего страдания, я проснулся разбитым и в слезах.
– Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту «Шереметьево» города Москвы, просим вас…
«Это не иврит», – подумал я, снова закрыл глаза и очнулся на земле, когда почувствовал, как кто-то трогает меня за плечо.
Все повторяется. Сейчас я открою глаза и увижу негритянку из «Дельты». Окажется, что я лечу из Детройта в Атланту. И вообще мне все приснилось…
Открыл. Белая. Русская. Не путать с белорусской. Симпатичная. Точнее, была такой лет сто назад.
– Пора, прилетели.
– Спасибо.
Глава 24
У трапа самолета встречали. Нет, толпы религиозных фанатов отсутствовали. Страна скромно принимала своего героя, делегировав эту почетную миссию все тем же плохо слышащим парням, говорящим себе в манжеты, и маленькой горстке сравнительно молодых людей с печатью власти на челе, стоявших на ковровой дорожке между трапом и уже приевшимися лимузинами. Хорошо хоть обошлись без военного караула. Совсем с ума посходили.
Было, кстати, холодно и ветрено. Зима. Это вам не Атланта и не Италия, можно и уши потерять. Курточка спасает да ботиночки. Все же похудание на размер обуви значительно не влияет, так что свое на меху работает. Извините, товарищи первоапостолы, что я тут буду не босиком.
Встречающий народ мне не понравился. Власть сказывается на характерах. Появляется плохо скрываемое пренебрежение к людям. Ну ничего, детишки, кое-чем мы с вами мериться не будем, нам, чудотворцам, ни к чему. Тем более что там, где у вас гулькин сами знаете что, у нас шлагбаум. Нескромно, скабрезно, но правдиво. Почти.
– Владимир Рудольфович, здравствуйте, меня зовут Эдуард. Александр Стальевич ждет вас в Кремле.
– А его не смущает, что я с самолета и дурно пахну? Можем ли мы заставить ждать Его Сиятельство?
На лице Эдуарда мелькнула улыбка.
– Думаю, разберемся по дороге. У нас есть где принять душ, минут пятнадцать у вас будет. По опыту знаю, что и на Страшный суд босс опоздает, такой у него характер.
Эдик, Эдик, знал бы ты, насколько в масть пошутил!
Москва. Вечные пробки, которые сегодня меня не касались. Правительственный эскорт под ненавидящими взорами остановленных автолюбителей летел по Ленинградке.
Хороший город, только заблудился в климатических поясах. Почти девять веков к москвичам приходят снежные зимы – и все внезапно, все некстати. И уж сколько лет чем-то дороги обрабатывают, даже по теории вероятности должны были бы хоть раз угадать, так нет. Поправ науку, гордо скажем: все мимо. Заколдованный город, своей задачей считающий не допустить существования чистых машин.
Феномен. Грязь жуткая, а город красивый. Богатый, хлебосольный, разухабистый, город свой в рубаху и сноб, город-мечта и вечный праздник, заканчивающийся горьким похмельем. Столица мира – чего скромничать.
Я бывал в Кремле – причем зимой. Не понравилось. Совсем. Я не пытаюсь показаться борцом с режимом. Я лишь журналист. Судя по востребованности, неплохой. Но иногда желание пообщаться с власть имущими играет злую шутку.
Первый поход в Кремль я отметил поисками туалета. Москва не любит думать о низменном, так что туалетов раз, два и обчелся. Припарковав машину у моста, метрах в трехстах от Спасских ворот, где находился пропускной пункт, обозначенный как место сбора, я уже собирался забежать в жуткую синюю будку, при одном виде которой закладывало ноздри. Однако был остановлен коллегой по цеху, направлявшимся на ту же встречу.
Коллега оделся по сезону: дубленка, теплые ботинки на толстой подошве, всем своим видом кричавшие, что и они на меху, и в прекрасной меховой шапке-ушанке. Коллега был кремлевским старожилом, и на его лице, расчерченном контурной картой склеротических жилок, отражалось искреннее сочувствие ко мне. Он искренне не понимал ни моих зимних итальянских туфель, идеальных для московского сентября, ни тоненькой курточки, и, уж конечно, бейсболка без ушей наводила на него тоску.
– Куда ты в таком виде?
– В Кремль. Что, не пустят?
– Нет. Точнее, пропустят, но вносить твой хладный труп будут товарищи, ты заиндевеешь.
– Да ладно пугать! Идти-то всего триста метров.
– Угу, и на ветру ждать час, а потом по территории Кремля, как в аэродинамической трубе, еще неизвестно сколько упираться перебежками…
– Ну, значит, такова моя судьба, – сказал я и сделал шаг в сторону туалета, так как промедление могло стать роковым.
– Ты что делаешь?
– Собираюсь, уединившись в общественном туалете типа пластмассовый сортир, выдавливать из себя по капле раба.
– Ты с ума сошел, провоняешь!
– Извини… А что, лучше выглядеть сумасшедшим чечеточником, отставшим от труппы?
– Да нет, просто самый теплый и чистый туалет как раз под Кремлевской стеной, у пропускного пункта.
– Спасибо, век живи – век учись…
– Да ладно, салага, стакан нальешь – и в расчете.
– Размечтался, – последнюю фразу я уже произносил, семимильными шагами отмеривая расстояние до храма Василия Блаженного.
Опыт, знаете ли, штука незаменимая – прав был коллега во всем.
Триста метров отзывались хрустальным звоном моих ушей, и чистый подземный туалет радовал теплом. Выходить на улицу не хотелось, но пришлось.
Саму встречу я запомнил плохо. Необязательная болтовня с небольшим чиновником президентской администрации. Говорил нескладно. На сувениры тырить было нечего – только карандаши с надписью «Кремль». Удивило, что даже бутербродов не поставили и что, несмотря на роскошь помещений, креслица были потертые.
Но вот чего не забыть никогда, так это контрольные проверки через каждые сто метров и внимательные лица прапорщиков и сержантов. Они как будто учились читать по нашим паспортам. И процедура эта доставляла им несказанную радость. Каждую страничку они изучали минут по десять, и под конец некогда полноцветные лица приобретали под воздействием мороза монохромное изображение паспортной фотографии. Тогда лица стражей озарялись пониманием, и испытуемый отправлялся к следующему КПП.
Ветер рвал лицо в клочья и пригибал уши к загривку. На третьем из постов мне уже было все равно. Я понимал, что в Кремле живет Снежная королева и попасть к ней на прием в сознании могут только пингвины. Жуткое ощущение холода я и вынес из кремлевского визита.
Но сегодня все было по-другому.
Эскорт машин прокатил мимо отдавших честь кремлевских стражей и остановился на внутренней территории Кремля у одного из служебных зданий. Дверца машины распахнулась, и Эдуард, очутившийся у меня перед глазами, принялся уговаривать:
– Владимир Рудольфович, прошу вас, только смотрите поаккуратней! Здесь скользко, брусчатка, да и ветрище жуткий!
– Помню, – ответил я и прошел внутрь помещения мимо охраны, любовно пожирающей меня глазами.
Был бы сахар, скормил с руки. Почитать бы для забавы их мысли… Но внутри стражних голов пустынно и гулко.
Зато в голове Эдуарда кипела жизнь, как в редакции желтой газетенки. Я приятно удивился отсутствию негатива ко мне и сложной комбинаторике взаимных обязательств, вызванных подписанием незначительного указа.
– Прошу вас следовать за мной, – произнес Эдуард и устремился в глубь помещений. Я еле успевал держаться у него на хвосте.
В процессе движения мой провожатый поворковал с кем-то по сотовому. Потом, не скрывая саркастической улыбки, произнес:
– Александр Стальевич примет нас через полчасика, так что успеете принять душ. Ваши вещи доставят, не волнуйтесь.
Мы остановились в коридоре у одной из высоких белых дверей.
– Ленин жил здесь?
– Практически. Но его тень вам не помешает. Я зайду за вами минут через двадцать.
Глава 25
Квартира вождя не впечатлила, разве что вафельное полотенце тронуло. А так – гостиничный номер как номер. Сантехника могла бы быть и поприличней.
Быстро приняв душ и переодевшись, я решил воспользоваться гостеприимством хозяев и поставил телефон на подзарядку. Последний раз заряжал в Америке. Да и друзьям для смеха славно будет рассказывать, как в Кремле помылся да подзарядился. Особенно если учесть, что сюда сотовые и проносить-то нельзя.
Ровно через двадцать минут раздался негромкий стук в дверь. Я был полностью готов к встрече с высшим руководством страны и, на всякий случай перекрестившись, решительно распахнул дверь.
На пороге стоял сам Александр Стальевич. Моего роста или чуть выше, но сутулящийся, в темном костюме, который вполне могли носить и во времена большевистских обитателей. Взгляд пристальный, но не злой, во многом благодаря очень пушистым детским ресницам. Сначала я подумал, что они выгорели на солнце, но, сравнив с остатками растительности, аккуратно уложенными вокруг гигантской лысины, понял, что это такой необычный пыльный цвет волос. Александр Стальевич походил на Ленина, засушенного и выцветшего, у которого от долгого хранения заострился носик, но умище и взор остались орлиными.
– Рад вас видеть, м-м-м-м-м, Владимир Рудольфович. Может, если вы не возражаете, пройдем ко мне, кабинет в двух шагах. Там и потолкуем за чаем.
– К вашим услугам, – неожиданно серьезно даже для себя ответил я.
Кабинет был действительно в двух шагах и стоической обстановкой вызывал уважение. Гигантский стол, зеленая лампа, компьютер, батарея телефонов, кресла, на стене фотография президента. Перед самим кабинетом находилась сторожевая секретарши, в которой обычно, конечно, толпился народ. Но сейчас всех куда-то передислоцировали. И только немолодая дама, должно быть, помощник, с готовностью принялась активничать, услышав команду босса.
– Будьте любезны, Нелли Петровна, нам заказать пару чая.
За большим длинным столом мы сели друг напротив друга вдали от главного места, которое обычно хозяин кабинета занимал на совещаниях. Волошин помолчал, видно сосредоточиваясь.
Он и так-то говорил очень тихо, но уверенно, а тут и вовсе перешел на леденящий шепот.
– Дорогой Владимир Рудольфович, что происходит? Мы очень волнуемся и не знаем, как реагировать…
Он не закончил фразу, но я не дал договорить:
– Смиренно, Александр Стальевич, смиренно. Это, пожалуй, единственная возможность.
– Забавно. – Волошин пожевал бледные губы и очень внимательно посмотрел на меня. – Что вы имеете в виду?
– Необходимо смириться с тем, что далеко не все зависит от вас и совсем не все можно разрулить.
– Хорошо, давайте зайдем с другого конца. Зачем вы были в Ватикане в компании с Биллом Гейтсом?
– Александр Стальевич, у нас так беседы не получится. Спасибо за чай и до свидания.
Было любопытно читать происходящее в голове у функционера. Он был взбешен и растерян. Впервые за последние годы ситуация выходила из-под контроля. Магия должности не действовала. Общаясь не с просителем, он даже не понимал, как завоевать расположение. Такая задача не ставилась никогда. Многие были готовы отдать все лишь за возможность побывать в этом кабинете… А тут какой-то писака-говорун взбесился… «Может, вызвать охрану?» На этой мысли я улыбнулся. «Или лучше позвонить, и парень окажется безработным. А потом у него начнутся проблемы с милицией. А там ему намекнут – и пороги будет обивать, умолять о прощении, гнида», – вертелось в голове у Волошина.
– Саша, может, тебе очки круглые прикупить?
– Зачем?
– А с очками да разожравшись, ты с такими мыслями – вылитый Берия. Ну так вот, никакой охране ты не позвонишь, ниоткуда меня не уволишь, ибо мой работодатель от тебя не зависит. Я не обещаю тебе, Саша, что ты вылетишь со своей работы, но вот что поручение своего работодателя ты не выполнил – точно. Так что зови своего холуя, пусть выводит из хором.
– Вы никуда не пойдете, это абсурд. – Волошин вдруг улыбнулся. – Хотя почему же абсурд?.. Так вы, оказывается, читаете мысли… Занятно…
Он успокоился, прикрыл глаза и пару минут сидел, застыв как статуя. Вернувшись к жизни, снял очки, сильно растер ладонями лицо, попытался улыбнуться. Ему это удалось.
– Извините, вспылил, хе-хе, хотя и мысленно… Как-то привык к тому, что мысли здесь угадываю я. Об этом мне ничего не докладывали. Впрочем, у них и не было возможности удостовериться. А еще что умеете?
– Билет на Соловьева брали? А то начинаю ощущать себя конкурентом Дэвида Копперфилда. Не получается у нас разговор, хотя удар вы держите.
– Большой опыт – многие били. Шучу. Проблема, уважаемый Владимир Рудольфович, отнюдь не в наших взаимоотношениях. А в том, что я, как ко мне ни относиться, представляю в данный момент интересы вашей Родины. Причем не исторической, хотелось бы отметить, а самой что ни на есть большой и малой. И это придает мне силы, простите за пафос. Президенту доложили о некоторых событиях источники, к которым он привык прислушиваться, и мне было поручено с вами связаться.