Путешествие по штормящей Ладоге и без авиационного прикрытия — весьма рискованное дело. К счастью, все обошлось благополучно. Однако нас ждал неприятный сюрприз другого рода. Когда мы подошли к бухте Морье, я убедился в том, что из-за своей осадки наши нагруженные корабли и баржи пройти в бухту не смогут. Сразу же пришлось связаться с командующим морской обороной Ленинграда и озерных районов контр-адмиралом Ф. И. Челпановым. Доложив обстановку, я попросил разрешения произвести выгрузку войск в другом, более подходящем месте. Челпанов ответил:
— Вам на месте виднее, где лучше произвести высадку. Действуйте!
Посоветовавшись, мы приняли решение следовать в Шереметьевку, что на правом берегу реки Невы — напротив Шлиссельбурга. Так как в Шереметьевке не было пирса, то пришлось одну из барж посадить на мель у берега, сделать на ней настил и сходни, а потом подводить к ней другие баржи для разгрузки. Опыт удался. Части быстро разгрузились и начали движение согласно полученному приказу.
Когда выгрузка заканчивалась, мы получили радиограмму от Хорошхина. Он сообщал, что весь личный состав и материальная часть дивизии Бондарева погружены на 11 барж и следуют к Неве. Поскольку караван Хорошхина не имел воздушного прикрытия, мы выслали для его охраны несколько катеров типа МО-4. Вскоре весь конвой прибыл к нам и тоже быстро выгрузился.
По-братски распрощались мы с командирами и бойцами 168-й стрелковой дивизии, вскоре прославившейся на Ленинградском фронте своими боевыми делами.
Эвакуация частей 19-го стрелкового корпуса была успешно завершена. Корабли флотилии продолжали поддерживать фланги наших армий. С помощью кораблей флотилии и судов Северо-Западного речного пароходства производилась эвакуация населения Ленинграда и его промышленных предприятий.
Трудная военная ситуация сложилась в конце августа 1941 года. Немецко-фашистские войска, располагая большим перевесом сил, захватили станцию Мга. Передовые бронетанковые части противника 30 августа вышли на левый берег Невы в районе села Ивановское. Командование Ленинградского фронта отдало приказ: срочно занять оборону на правом берегу Невы. Эта задача была возложена на Военно-морское пограничное училище НКВД и на истребительные отряды, сформированные из числа студентов и рабочих фабрик и заводов. На оборонительные рубежи были направлены также воинские подразделения и корабли Краснознаменного Балтийского флота.
Во что бы то ни стало не допустить форсирования Невы гитлеровцами — так ставился вопрос. Флотилия получила приказ: поддерживать огнем своих орудий части дивизии полковника С. И. Донскова, которые вели ожесточенные бои против численно превосходящих сил противника, стремившегося захватить Шлиссельбург. Канонерская лодка «Селемджа» и бронекатера под командованием капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, вошедшие в Неву, оказывали всемерную огневую помощь войскам Донскова. Огонь кораблей флотилии был настолько интенсивным, что время от времени приходилось прекращать стрельбу из-за сильного перегрева стволов орудий.
В ночь с 6 на 7 сентября 1941 года враг усилил удары своей авиации по кораблям и базе флотилии — Шлиссельбургу. Отражая эти налеты, вопреки противодействию противника, корабли флотилии перебросили части Донскова с левого берега Невы на правый, где они прочно заняли оборону на участке поселок Морозовский — Дубровка. Все же через сутки нашим кораблям пришлось покинуть Неву. Они направились к Осиновецкому маяку и в Новую Ладогу. Подразделение флотилии — батарея № 409, расположенная в крепости Орешек, оставалась на месте.
Мы знали, что фашисты предпримут попытку захватить Орешек и сдержать их натиск будет трудно малочисленному гарнизону крепости. Терять же такую выгодную позицию, которая позволяла нам контролировать действия противника, нельзя было ни в коем случае.
Что же делать?
Этот вопрос мы обсудили в штабе флотилии, и в тот же день, т. е. 8 сентября, Хорошхин и я прибыли на командный пункт дивизии Донскова, чтобы договориться об усилении гарнизона Орешка. Семен Иванович Донсков выслушал наши доводы и заявил:
— Крепость оставлять нам никак нельзя, это глаза моей дивизии. Сегодня же под покровом ночи переправим на остров хотя бы один взвод красноармейцев, а завтра постараемся переправить еще два взвода, чтобы был настоящий «орешек» для немцев.
Полковник Донсков свои слова подтвердил делом — рота красноармейцев была переправлена в Орешек. Оставалась еще одна проблема: как наладить связь с крепостью, так как постоянного кабеля связи с правым и левым берегом Невы остров не имел.
Потребовалось срочное вмешательство заместителя наркома ВМФ адмирала И. С. Исакова. 10 сентября к Осиновецкому маяку доставили из Ленинграда бобину бронированного кабеля, весившую примерно около трех тонн.
Увы! По ряду причин от такого ценного подарка нам пришлось отказаться. Решено было использовать обычный полевой телефонный кабель. Средство хоть и не абсолютно надежное, но все же дававшее возможность обмениваться информацией с крепостью. После выхода немецко-фашистских войск на южное побережье Ладожского озера положение Ленинграда чрезвычайно усложнилось. Ладога стала единственным путем, связывавшим город-фронт со страной. Надо было обеспечить непрерывные перевозки, с по мощью кораблей флотилии и судов Северо-Западного речного пароходства доставлять продовольственные грузы, боеприпасы, а также воинские части для Ленинграда и Ленинградского фронта, а из Ленинграда — эвакуировать гражданское население и оборудование промышленных предприятий. Такую задачу поставил Военный совет Ленфронта перед Ладожской флотилией. Кроме того, она выполняла и другую роль, оказывая активную огневую помощь флангам наших армий.
И вот первые две баржи с драгоценным грузом для ленинградцев 12 сентября 1941 года прибыли к Осиновецкому маяку. Политработники флотилии мобилизовали личный состав кораблей на немедленную разгрузку муки с этих барж.
Много раз перед флотилией вставали, казалось бы, непреодолимые трудности. И неизменно личный состав кораблей во главе с коммунистами находил выход. Моряки флотилии верили коммунистам и всемерно поддерживали любое их начинание. В борьбе с врагом коммунисты всегда были впереди. Особую любовь и уважение среди личного состава завоевали политработники — полковой комиссар Л. Т. Караваев, батальонный комиссар А. И. Федотов, батальонный комиссар М. С. Орлов и многие другие. Благодаря их энергии и мужеству, непримиримости к ненавистному врагу цементировались ряды моряков флотилии.
Контр-адмирал В. П. БЕЛЯКОВ
Владимир Павлович Беляков начал войну старшим лейтенантом. Участвовал в первых десантах на острова Ладожского озера и в эвакуации окруженных 168-й, 142-й и 198-й дивизий из района Сортавальских шхер. Являлся последним комендантом Шлиссельбурга, затем командовал отрядом военных транспортов Ладожской флотилии.
Во второй половине августа 1941 года корабли Ладожской военной флотилии в основном базировались на Шлиссельбург, расположенный у истоков Невы, на левом ее берегу. Позади остались напряженные двухнедельные бои по эвакуации прижатых к северо-западному берегу озера трех дивизий 23-й армии, и они теперь включились в оборону Ленинграда.
На Карельском перешейке наши части отошли на линию границы 1939 года. У озера фланг 23-й армии проходил по реке Авлоге (Никулясы). На восточном берегу озера части Красной Армии с боями медленно отходили к реке Свири.
Батальоны морской пехоты после кровопролитных рукопашных боев оставили острова Лункулансари, Мантсинсари, Рахмасари. Пришлось эвакуировать маневренную базу флотилии в Сортанлахти (бухта Владимировка) и гарнизон прикрывающего ее острова Коневиц. Только на севере озера три батальона бригады морской пехоты удерживали еще остров Валаам и прилегающие к нему Байевые, Крестовые острова и остров Ханхипаси.
Меня вызвал к себе начальник штаба флотилии капитан 1-го ранга В. П. Боголепов. Разговор был короткий.
— Есть сведения, что враг в районе Ивановских порогов вышел частью сил на левый берег Невы, — сказал он. — Командующий флотилией назначил вас, по совместительству, комендантом Шлиссельбурга… Организуйте оборону города, свяжитесь с городскими властями, уточните количество жителей, учтите запасы продовольствия, плавсредства, материальные ценности, наладьте эвакуацию населения в короткие сроки… Вопросы есть?..
Только после аудиенции у начальника штаба флотилии я понял, как много вопросов нужно одновременно решать коменданту прифронтового города.
В Шлиссельбурге дислоцировалась сводная рота, насчитывавшая 160 человек. В нее входил взвод охраны штаба, а остальные подразделения состояли из бойцов-одиночек, отбившихся от своих частей. Рота была хорошо вооружена и экипирована. Командир роты капитан (фамилию память не сохранила) вопросов не задавал. Необходимые указания он уже получил от сухопутного командования. Его бойцы окапывались на городском кладбище, к югу от города, на Преображенской горе. Окопы в сыпучем песке отрывали в полный рост. Особенно старательно маскировали позиции 120-миллиметровых минометов и станковых пулеметов. Бойцы, в большинстве своем уже повидавшие врага, были сосредоточенны, молчаливы, но работали энергично. «Здесь враг просто так, без боя, не пройдет!» — подумал я.
Утром 39 августа два сторожевых катера отправились из Шлиссельбурга на разведку, чтобы уточнить, вышел враг на берег Невы или нет. На головном МО-202 находился начальник оперативного отделения штаба флотилии капитан 3-го ранга Лопухин, бывший тихоокеанский подводник. Навстречу «морским охотникам» из Ленинграда двигался бронекатер под командованием старшего лейтенанта Евгения Щеголева (ранее он командовал эсминцем «Отличный»).
Катера сближались. Казалось, слухи о выходе врага на Неву ложны… Но вдруг в районе устья Тосны с левого берега на катера обрушился шквал губительного пушечно-пулеметного огня…
На правый берег выплыл только старший лейтенант Щеголев, вытащив из воды старшину комендоров мичмана Данильченко, которому оторвало ноги выше колен. А труп Лопухина прибило к правому берегу через несколько дней. Дорого обошлась нам эта, с позволения сказать, разведка боем!
В тот же день враг обстрелял Шлиссельбург из тяжелых орудий. Восьмидюймовые снаряды ложились вдоль набережной и в районе пристаней, начиная от Преображенской горы на южной окраине города до городской водокачки на северной окраине. Среди гражданского населения были жертвы. Один снаряд попал в большую крытую баржу, на которую грузились женщины с детьми. За несколько дней до этого вражеские истребители обстреляли в Новоладожском канале баржу с эвакуируемыми семьями шлиссельбуржцев. Погибло 102 человека, преимущественно женщины и дети.
Пришлось отправку барж перенести на темное время суток. Теперь, после артиллерийского обстрела, шлиссельбуржцы днем укрывались на огородах и в ближних лесах, появляясь на квартирах только ночью.
Через Шлиссельбург непрерывным потоком, с правого берега на левый, тянулись люди. Из Ленинграда в глубь страны эвакуировались военные академии, училища, гражданские учебные заведения, учреждения, просто жители города и пригородов. Всем им нужно было предоставить баржи и буксиры. В то же время часть плавсредств речного пароходства комендант выделял для эвакуации людей и оборудования промышленных предприятий Шлиссельбурга.
Рабочий день загружен до предела. Комендант должен следить за всем, что происходит в черте города.
Мне доложили, что командир катера «Рыбинец» лейтенант Воробьев курит на катере. Катер перевозил авиационный бензин с берега на берег. Такая преступная беспечность чревата тяжелыми последствиями. С Воробьевым серьезно разговаривал комиссар Благов. Решил поговорить и я.
И вот предо мною в каюте лебезит юркий, с бегающими черными глазками, лейтенант. Черная строчка усиков на верхней губе, фуражечка «итальянка», прорезиненный легкий плащ с узким бархатным воротником. Перед ним на столе пачка папирос. В помещении терпкий запах бензина, попахивает и папиросным дымком. Обнаруживаю на катере два-три раздавленных окурка. Матросы на палубе смотрят как-то выжидательно.
— Если хоть еще один раз услышу о том, что вы курите на катере, не проверяя, отстраню! — говорю на прощанье.
1 сентября, часов в 11 утра, я находился у начальника штаба флотилии. Через окно его кабинета хорошо просматривался город, Нева. Вдруг неожиданно чуть выше Преображенской горы в небо взметнулся столб желто-белого пламени. Пламя поднялось метров на полтораста, затем сменилось густым, смолисто-черным дымом, а по реке побежал огонь, охватывая все большую поверхность.