— Рассказывал ли вам Владимир Семенович о своих друзьях?
— Не только рассказывал, многих я видела у нас дома и на 1-й Мещанской, и в Черемушках, и на Матвеевской, и, конечно, на Грузинской. Прежде всего, я должна сказать, что никогда не слышала, чтобы Володя плохо отзывался о людях. Когда Володя познакомился с Вадимом Ивановичем Тумановым, то сказал мне: «Ты знаешь, мама, какой это интересный человек!» Вадим Иванович был, пожалуй, единственным человеком, который по-отечески заботился о Володе, глубоко любил его.
Валерий Золотухин долгое время был рядом. Володя поддерживал его в трудные моменты, и Валера в сложных для Володи жизненных ситуациях вел себя благородно. О Ване Бортнике говорил, что ему с ним всегда интересно. Ваня часто бывал здесь, на Грузинской.
Костя Мустафиди. Я его знаю очень давно, он приходил к нам, когда мы жили в Черемушках. Костя первым привел в порядок Володины записи. Знаю, что он часто ходил к Володе в театр, Володю интересовала тема, над которой работал Мустяфиди. А тема была сложной — видеосвязь. Костя поражался, как быстро Володя схватывал суть, буквально через полчаса они разговаривали «на равных». Диссертация Мустафиди — здесь, на Володиной книжной полке, с трогательной дарственной надписью. Я не берусь судить, кто был его истинным другом, а кто — нет… Думаю, что это знал только сам Володя.
— Нина Максимовна, в эту кооперативную квартиру ваш сын вселился лишь в 1975 году, а где он жил раньше?
— Вначале мы жили на 1-й Мещанской улице, дом 126. Во время войны два года были в эвакуации, вернулись в 1943 году в этот же дом и жили там до начала 1947 года. Потом — Германия, где Володя жил в семье отца. С 1949 года — в Москве, на Большом Каретном. А с весны 1955 до 1963 года — снова со мной, на той же 1-й Мещанской, но уже переименованной в 1957 году в проспект Мира. В 1963 году мы переехали в Черемушки на улицу Телевидения (позднее она стала улицей Шверника).
В 1970 году Володя женился на Марине Влади, и первые годы, когда Марина приезжала в Москву, она останавливалась у нас, в нашей маленькой квартирке. Когда они возвращались поздно вечером после спектаклей или после встреч с друзьями, то входили в дом тихо, как мышки, чтобы не разбудить меня (мне утром нужно было рано вставать, я работала очень далеко от дома). Они не хотели меня стеснять, поэтому стали снимать квартиры — на Большой Садовой, на Фрунзенской, на Матвеевской. Так складывалось, что два раза пришлось мне перевозить их вещи в мою маленькую квартирку, которая на некоторое время превратилась в склад.
Сюда же приезжали трое детей Марины. Можете себе представить, как непривычно было им после просторного дома под Парижем! Но они бегали, играли, дурачились, и мне кажется, что им все нравилось.
В 1975 году Володя и Марина надолго уехали за границу. А в этот год сдавался дом на Малой Грузинской. Володя очень хотел иметь квартиру на высоком этаже. В жеребьевке участвовала я, «выиграла» восьмой этаж, о чем немедленно сообщила по телефону в Париж. Я первой вошла в дом по русскому обычаю с хлебом и солью, поставила в бутылку с водой ветку березы, но счастье в этой квартире было недолгим…
Устройством дома занималась Марина. Она измеряла, планировала, покупала мебель. Эти простые книжные полки в кабинете спроектировал Володя, они ему нравились: «Главное, что они не прогибаются!» Еще до въезда сюда они переделали буквально все: заново белили стены, меняли кафель, перестраивали ванную — все сделали по своему вкусу. Марина пригласила меня: «Приезжайте, я уже кое-что сделала!» А раньше из Парижа на легковой машине они привезли громадный матрац. На пограничных пунктах Марине приходилось объяснять, что она вышла замуж и везет приданое… Матрац был такой большой, что не помещался в моих маленьких комнатках, и до получения квартиры он лежал у Вани Дыховичного.
Марина очень хотела обставить квартиру старинной мебелью. Какие-то вещи она приобрела в комиссионных магазинах, а несколько предметов купили у родственников знаменитого режиссера Таирова. А потом злые люди распускали слухи, что Высоцкий скупает музейную мебель и отправляет ее в Париж…
Первое время эта большая квартира в центре города нравилась Володе. Его радовало, что здесь он мог принять сразу много друзей и знакомых. Но последнее время он стал поговаривать об обмене на какой-то более тихий район.
— Как работал Владимир Семенович?
— Я здесь не жила, а только приходила повидаться с Володей и что-нибудь поделать по дому. В отсутствие Марины все хозяйственные дела лежали на мне. Работал Володя, как правило, ночами. Конечно, эти ночные бдения сказывались на его здоровье, он постоянно недосыпал. Иногда вечером перед спектаклем расслаблялся и полчасика-час «прихватывал» на диване. В доме почти всегда работал телевизор, Володя смотрел все подряд: вероятно, ему нужна была разнообразная информация.
— Гитару, которая висит в кабинете, многие знают по фотографиям. А какова судьба знаменитой гитары князей Гагариных?
— Гитара принадлежала народному артисту СССР Алексею Денисовичу Дикому. А Володе ее подарила вдова Дикого Александра Александровна. Я знаю, что актеры цыганского театра «Роман» в шутку говорили Володе: «Скажи, где лежит твоя гитара, — украдем». К сожалению, дальнейшая судьба этой гитары мне точно не известна. Возможно, он подарил ее сыну Марины Влади — Пьеру, который тогда учился в консерватории по классу гитары.
— Владел ли Владимир Семенович французским языком?
— В последние годы достаточно свободно. Существует запись интервью на французском языке. А заговорил он на языке, можно сказать, «вынужденно». Марина однажды уехала из Парижа, а Володя остался один. А ведь нужно было общаться — поневоле заговоришь!
— Нина Максимовна, я знаю, что вы собирали значки. Как к этому относился Владимир Семенович?
— Володя пополнял мою коллекцию. Однажды привез с Урала необычные значки, сделанные из камня. Много привозил из Прибалтики. Иногда Володя шутливо спрашивал: «А ну-ка покажи значки, которые я тебе подарил…»
Провожая меня домой, давал мне деньги на такси, я отказывалась, а он подшучивал: «A-а, знаю, на значки экономишь! Не бойся, я тебе на это дело подкину!»
— Вы не помните реакцию Высоцкого на отказы редакций, на отсутствие официального признания?
— Мне пришлось слышать его телефонный разговор с кем-то «от печати». Володя повесил трубку и сказал: «Вот, мамочка, не хотят меня печатать, но я знаю — пусть после смерти, но меня печатать будут!» Конечно, он хотел видеть свои стихи напечатанными.
Как-то вечером пришел из театра, вижу — настроение не очень… «Мама, поставь чайку». Сидел вот здесь, где вы сейчас сидите… «А у нас Шаповалову заслуженного дали. Он очень хороший актер…» Сказал так по-доброму, но глаза были грустные…
— О Владимире Высоцком сейчас много пишут. Ваше отношение к этим публикациям?
— К сожалению, о Володе иногда пишут люди, которые его не знали или знали очень плохо. Много искажений, и вы понимаете, как переживают родные… Мы очень благодарны всем, кто дорожит памятью о Володе, — вот только поменьше бы небылиц…
Январь 1987 г.
СЕМЕН ВЛАДИМИРОВИЧ ВЫСОЦКИЙ
И ЕВГЕНИЯ СТЕПАНОВНА ВЫСОЦКАЯ
Улица Кирова, 35а. Здесь, в небольшой квартире, с 1960 года живет Семен Владимирович Высоцкий со своей женой Евгенией Степановной. Наш разговор начался с того, что Семен Владимирович довольно строго меня «отчитал»: «Все журналисты ради сенсации готовы на все! А нужна правда, и только правда!»
Но постепенно атмосфера потеплела, а начали мы издалека…
— Семен Владимирович, я знаю, что вашего сына очень любила его бабушка.
Семен Владимирович. Да, моя мать Дарья Алексеевна Семененко-Высоцкая очень любила своего первого внука. Мама была очень интересным человеком, театралка — она ни одной интересной премьеры в Киеве не пропускала. Бывала и на Володиных спектаклях в Театре имени Пушкина. И самое удивительное— бабуля очень любила Володины песни. В последний свой приезд в Киев, перед ее смертью, я видел пленки с записями Володиных песен.
У бабушки в Киеве часто бывала первая жена Володи — Иза Жукова. После окончания Школы-студии МХАТ она была распределена в Киевский драматический театр. Иза была старше Володи на один год, а Школу-студию окончила раньше на два года.
Евгения Степановна. Однажды летом мы снимали дачу под Киевом, и там были сразу две бабушки. И когда Володя говорил «бабушка», то откликались обе. И он стал мою маму называть «бабиля»… Очень любил играть с ней в домино. И всегда ставил одну кость неправильно. И когда «бабиля» замечала, что Володя смошенничал, и прекращала игру, Володя просто умирал от хохота.
— Семен Владимирович, вы уже рассказывали о трех годах жизни в Германии, в городе Эберсвальде. А мог ли ваш, сын общаться там с простыми солдатами?
С. В. Вполне мог… Рядом был военный городок, Володя забегал в казарму, мог и попробовать солдатской каши из котелка. Ведь Володя был очень общительным мальчиком!
Учился Володя в русской школе вместе с детьми советских военнослужащих. Но на улицах он общался также и с немецкими мальчишками и девчонками, потому что дом, в котором мы жили, находился на обычной улице, где жили немцы. Мы занимали весь второй этаж двухэтажного дома, квартира состояла из трех комнат, одна из которых была Володина.
— Во что играли ребята?
С. В. Володька очень много гонял на велосипеде. После школы пропадал в лесу, они с ребятами взрывали там патроны и порох. Однажды прибежал с обожженными бровями и коленками.
— На одной из детских фотографий, теперь уже довольно известной, маленький Володя Высоцкий стоит в «полной военной форме…»
С. В. Это Евгения Степановна «по приказанию» Володи— «чтобы все было, как у папы!» — сшила ему эту форму. Сшила из нового, настоящего «военного» материала. А сапоги — такие же «бульдоги», как у меня, — она заказала в Берлине у немецкого мастера. За эти поездки, кстати, ей могло нагореть.
— Вы мне показывали несколько фотографий, сделанных в Эберсвальде, где Володя катается на велосипеде…
Е. С. Не просто катался — такие трюки выделывал! А еще он меня на работу возил на раме, а вечером снова приезжал за мной, чтобы велосипед на весь день был в его распоряжении.
С. В. А перед нашим отъездом этот велосипед он подарил немецкому мальчику — своему знакомому.
— Евгения Степановна, вы не помните возвращения из Германии в Москву?
Е. С. Из Германии мы ехали эшелоном, нам выделили отдельный товарный вагон. Ехали целую неделю! Можно сказать, больше стояли, чем ехали. У Володи была постель — на кровати из ящиков. Была свеча, был примус, на котором готовили. Я однажды бегала за кипятком и отстала. Успела вскочить в тамбур соседнего вагона. Володя высовывал голову и, чуть не плача, кричал: «Мамочка! Ой, что же мы будем делать…»
А когда мы вернулись домой, в Москву, я объяснила Володе: «У тебя, Володя, одна мама, а я жена твоего папы». На что он ответил: «У меня ведь три бабушки, почему же не может быть две мамы?»
Однажды из Германии мы приехали в отпуск в Баку. Я вышла во двор и вижу: Володя собрал вокруг себя ребят и рассказывает, что он сам видел фашистов и даже одного фашиста убил. Я отозвала его и говорю; «Володя, что это такое ты рассказываешь?» А он отвечает: «А ты видишь, как внимательно они меня слушают!» После Баку вторую часть отпуска мы провели в Москве.
— Семен Владимирович, как выглядела ваша квартира на Большом Каретном?
С. В. Это была четырехкомнатная коммунальная квартира. У Евгении Степановны была всего одна комната. Но когда мы вернулись из Германии, наши соседи — Северина Викторовна и дядя Саша, для которых Женя была как дочь, — отдали нам одну из своих комнат: «Вас трое, вам тесно теперь в одной комнате, а вот нам и одной будет достаточно». И никаких документов, никаких денег — вот такие были люди!
— После возвращения в Москву где учился ваш сын?
С. В. Мы вернулись в Москву в октябре 1949 года. Володя начал учиться в пятом классе 186-й мужской школы, которая находилась рядом с нашим домом, в Большом Каретном.
— Евгения Степановна, насколько серьезным было у него заболевание ревмокардитом, который обнаружил школьный врач?
Е. С. Был консилиум, и врачи посоветовали нам, чтобы Володя пропустил один учебный год. Но один из врачей не согласился с этим. Он сказал: «У вас очень живой, подвижный мальчик. Пусть ходит в школу, но вы следите, чтобы он особенно не прыгал и не бегал». Действительно, Володя был такой непоседливый… Но все-таки несколько лет он был на учете в детской поликлинике. В 16 лет шумы в сердце исчезли, и Володю сняли с кардиологического учета.
— Владимир Семенович часто вспоминал двор и дом на Большом Каретном, а во что тогда играли дети в московских дворах?
Е. С. Во что только они не играли… Прыгал, бегал, случалось, что и дрался. Помню, как одного пацана вели «вешать, как фашиста». В воспитании Володи мне очень помогала моя племянница Лида. Володя называл ее сестричкой, или так — Лидик. Он очень переживал, когда Лида выходила замуж… Говорил: «Лидик от нас уйдет».
— Как учился ваш сын?
С. В. Володя был очень способным, обладал феноменальной памятью. Учился хорошо именно за счет способностей, но неровно. Случались и двойки, в основном по поведению. Школу закончил без троек.
— Почти рядом с вашим домом был старый московский сад «Эрмитаж»…
С. В. В этот сад ходил и я, когда был молодым… А ребята — они просто пропадали там. Володя, Володя Акимов, Гарик Кохановский…
— А с кем еще дружил Владимир Семенович, когда жил на Большом Каретном?
С. В. С Толей Утевским, он жил в этом же доме, на пятом этаже. Толя был старше Володи года на четыре, но Володька в то время тянулся к старшим по возрасту. Ведь и старшим тоже было интересно с ним.
На четвертом этаже этого же дома жил Левон Кочарян, в его квартире Володя встречался с Шукшиным, Тарковским и другими друзьями.
После окончания десятого класса Володя вместе с матерью получил новую квартиру на проспекте Мира, куда и переехал в конце 55-го года. Но на Большом Каретном продолжал часто бывать и после того, как переехал жить к Нине Максимовне. Володька — хитрый: матери говорил, что он у нас, а нам говорил, что пошел к матери.
А после нашего переезда на улицу Кирова Володя также приходил к нам со своими друзьями. Здесь бывали Золотухин, Смехов, Абдулов, Хмельницкий… Приходили обычно после спектаклей, ужинали, разговаривали…
— Вы, конечно, помните знаменитый буклетистый пиджак Высоцкого, который Кочарян называл «единственным и неповторимым»?
С. В. Буклетистых пиджаков было три. Тогда в Киеве продавали австрийский материал букле. Володе сшили такой пиджак, потом он носил мой — из этого же материала. А еще один такой же пиджак был сшит для мужа Лиды. Свой пиджак он начал носить в конце десятого класса, бегал в нем на первые свидания. Всю Школу-студию МХАТ отучился в этих пиджаках, да и первые годы работы в театре ходил в таком же.
— Марина Влади бывала здесь, на Кирова?
Е. С. В 1975 году, когда они переезжали на Малую Грузинскую, мне позвонил Володя: «Тетя Женя, у нас покрывают полы лаком, — сильный запах, а Марина взяла с собой детей — Петю и Володю… Что делать?»— «Что делать, приезжайте к нам». Семен Владимирович был в отпуске, я уехала к Лиде, и целую неделю Марина, Володя и дети жили у нас. Потом соседи спрашивали: кто это у вас играл на трубе? А это занимался Петя.
— А какова история этих больших часов?
Е. С. В Германии мы пошли покупать пианино. В квартире был инструмент, но он был пробит пулей. Зашли в магазин, и тут послышался бой часов, очень красивый бой. Володя услыхал… «Тетя Женечка! Ну, тетя Женечка, купи, пожалуйста, часы». Пришлось купить. В 60-м году, когда мы переезжали сюда, то хотели эти часы продать. Володя не дал. Мы предлагали: «Тогда забирай себе». — «Нет, мы им здесь найдем место». И нашел, сам установил часы между двумя книжными полками.