Еще один миг, в котором, казалось, весь мир замер, не в силах пошевелиться... и Аномандер снял кинжал с пояса и провел по левой ладони. Кровь потекла, капая на почву. - Над камнем очага? - спросил он.
Однако Каменщик покачал головой. - Не обязательно, Первый Сын Матери Тьмы.
Камень медленно лег на предназначенное место.
Спаро прерывисто вздохнул, чуть не согнувшись - ведь мир снова стал правильным. Оглянулся на господина: Андарист был бледен, потрясен и, кажется, даже испуган.
Братья не ожидали момента столь опасного, столь отягощенного смыслом. Нечто покинуло их, словно сбежал ребенок; глаза Аномандера стали суровее и взрослее, твердые как камень, и встретились с глазами Каменщика-Азатеная. - Готово?
- Готово, - подтвердил Азатенай.
Голос Аномандера стал резче. - Тогда я должен выразить нежданную тревогу, ибо вынужден был вложить веру в целостность Азатеная, ведомого мне лишь по репутации - по талантам работы с камнем и силе, которой он, как говорят, наделен. Господин, вы слишком далеко зашли в вопросах веры.
Глаза Азатеная сузились, он неспешно выпрямился. - Чего же попросите у меня вы, Первый Сын?
- Связи кровью и клятвой, - ответил Аномандер. - Будьте достойным моей веры. Этого и только этого.
- Мою кровь вы уже получили, - сказал Азатенай, указав на камень очага. - Что до клятвы... ваша просьба не имеет прецедентов. Дела Тисте мне не важны, еще менее желаю я заключать союзы со знатью Премудрого Харкенаса. Похоже, такая клятва втянет меня в кровавую резню.
- Мир царит во владениях Тисте, - отозвался Аномандер, - и так будет и далее. - Миг спустя, едва стало ясно, что Азатенай непреклонен, он добавил: - Вера не станет требовать вашего союзничества, Великий Каменщик. Клятва не обяжет вас проливать кровь на моей стороне.
Андарист повернулся к брату. - Аномандер, прошу. Не нужно...
- Наш Каменщик вырвал клятву у Первого Сына Тьмы, брат. Он думает, что это маловажная вещь? Если монета для него не ценна, я потребую расплатиться иначе.
- Он Азатенай...
- Азатенаи не связаны честью?
- Аномандер, не в том дело. Ты сам сказал: кровная связь действует на обе стороны. Как оказалось, ты связал себя с камнем моего очага. Поклялся хранить брата и любимую им женщину, а тем самым и брачный союз. Если не такие чувства двигали тобой с самого начала - не лучше ли нам всё узнать, как намекает Великий Каменщик?
Аномандер отступил, словно его сотряс удар. Поднял окровавленную руку.
- Я не сомневаюсь в тебе, - настойчиво продолжал Андарист. - Скорее настаиваю, чтобы ты пересмотрел требования к Азатенаю. Мы о нем не знаем ничего, кроме репутации - однако репутация его чести безупречна.
- Именно. Однако же он колеблется.
Великий Каменщик резко вздохнул. - Первый Сын Тьмы, слушайте мои слова. Если вы вырвете у меня клятву, я буду держаться ее. Эта истина будет бессмертной, пока будем живы мы двое. Но вы можете пожалеть.
Андарист подступил к брату. Глаза стали умоляющими. - Аномандер... неужели ты не видишь? Ты просишь большего, нежели может понять любой из нас!
- Я получу его клятву, - сказал Аномандер, вперив взор в Каменщика.
- Ради чего? - воскликнул Андарист.
- Великий Каменщик, - попросил Аномандер, - поведайте нам о ваших непонятных ограничениях.
- Не могу. Я уже сказал, Первый Сын: это беспрецедентное дело. Буду ли я связан вашим зовом? Наверное. Но и вы вынуждены будете откликаться на мой. Пропадут ли между нами всякие секреты? Будем ли мы вечно противоборствовать или встанем заодно? Слишком многое неведомо. Обдумайте тщательно, ибо кажется мне, вы говорите из уязвленной гордости. Я не тот, кто меряет ценности монетой, но мои сокровища нельзя ухватить рукой.
Аномандер безмолвствовал.
Азатенай поднял руку и Спаро с изумлением увидел кровь, текущую из глубокой раны на ладони. - Тогда сделано.
Едва он повернулся в сторону, Аномандер воскликнул: - Погодите немного. Мне известен лишь титул. Я хочу знать ваше имя.
Здоровяк чуть повернул голову и всмотрелся в Аномандера. - Меня зовут Каладан Бруд.
- Хорошо, - кивнул Аномандер. - Если нам предстоит стать союзниками...
- Это, - прервал его Каменщик, - мы еще посмотрим.
- Не проливая крови ради моего имени и за мое дело...
Каладан Бруд оскалил зубы, и зубы его оказались острыми и длинными, как у волка. - И это еще посмотрим.
ТРИ
Не так уж много лет назад, совсем немного - хотя ей и на ум не приходило считать годы - Кория Делат жила в иной эпохе. Солнце было ярче и теплее; неся дюжину или еще больше кукол по узким и опасным каменным ступеням на платформу Аэрии, выставляя под суровые лучи света, она задыхалась от восторга. Ибо это был их мир, чисто очерченный низкими, едва отбрасывавшими тень стенками, и жар камня взлетал с летним ветром, словно нашептывая обещания.
Там, наверху, в затерянной эпохе, всегда казалось - у нее есть крылья и остался один миг до полета в бескрайнее небо. Для кукол она была великаншей, богиней, рукой творения; даже без крыльев она стояла, глядя на них сверху вниз, наклонялась, меняя неудачное расположение, поднимая головы и видя стежки улыбок и делающие удивленные "О" ротики, сверкающие круглые глаза из полудрагоценных камней - гранат, агат, янтарь - что блестели и мерцали, словно впитывая яростный свет.
Лето тогда было дольше, а дождей она не сумеет даже припомнить. С Аэрии можно было озирать обширный мир за пределами себя и кукол, мелких своих заложниц. Север окаймляли Арудинские Холмы, за лигу от крепости. По картам, которые давал ей От, она узнала, что холмы идут более-менее с востока на запад, на востоке прерываясь на самых границах подвластных Тисте земель, а на западе чуть уходя к северу, формируя южный край долины - обиталища Тел Акаев. Поглядев же прямо за восток, она увидела бы плоские степи Джеларканского Удела, так называемой Спорной Территории. Память намекала на темные стада, пятнавшие землю - или эти образы пришли от древних гобеленов в студии Ота? Так или иначе, громадные существа шествовали ныне лишь в воспоминаниях, не наяву. На юге же имелись две насыпные дороги, уже тогда почти заросшие; одна уходила на юго-запад, вторая на юго-восток. Одна ведет, знала она, к Омтозе Феллаку, Пустому Городу. Вторая протянулась до восточных границ, и по ней она странствовала в первый раз - из мира девочки Младшего Дома Делак, из селения Абара сюда, в самую северную крепость Джагутов, в королевство, которое они уже не называли своим, но по-прежнему населяли.
Поэтому От и высмеивал частенько идею "спорных территорий", намекая на нежелание или неспособность (учитывая неудачи в войнах с Тисте) Джеларканов взять под контроль новые земли. К тому же означенные земли стали бесплодными, мало подходя даже под пастбища, а образ жизни Джеларканов не предусматривал разведения скота. Не за что спорить. Похоже, это всего лишь пример бессмысленных соседских ссор: топающие ноги, сдавленные вздохи, ярость, готовность пролить кровь.
От был прав, высмеивая такое.
Она не могла припомнить, видела ли Джелеков хоть раз. Территория к востоку казалась страной торжествующих сорняков и кустов под владычеством полирующего выступы скал ветра. Те места ей запрещалось исследовать, разве только с вершины Аэрии, напрягая глаза и видя лишь то, что породит к жизни воображение. Но так она "исследовала" все, что находилось вне крепости. От держал ее внутри, едва получил под покровительство, изолировав, сделав заложницей всего и ничего.
Сейчас она понимала, что Джагуты не вполне поняли традицию обмена заложниками; разумеется, никогда не посылали они на восток хотя бы одного из своих сыновей, особенно если учесть, сколь редки были эти сыновья. Что же, От называл ее суровое заключение - обучением; он принял обязанность учить ее, и если был очень суровым наставником... ну, он ведь Джагут.
Нынче куклы остаются в комнате. Уже годы не смотрели они в небо, делая "О" ротиками и бесконечно улыбаясь. Каким-то образом удивление и наслаждение пропали. Каким-то образом мир съежился до размеров крошечной платформы на вершине башни, а богиня сбежала, не трудясь, чтобы поправить положение бесчувственных детей. Каким-то образом заложницы умерли от небрежения, а власть над трупами - и не власть вовсе.
Но сегодня она стала богиней, захваченной непонятным страхом или тревогой, и сердце сильно стучало в хрупкой груди. Она стояла на платформе одна, следя, как десятки Джелеков подбираются к крепости. Несомненно, они готовятся навестить Ота - с насилием или угрозами. Никаких иных причин нарушить запрет на пересечение границы Джагутов придумать нельзя. Хотя никто более не удерживает территорию. Не пришли ли старые враги объявить ее своей?
Не было ни одного изображения этих тварей на гобеленах, среди статуй и фризов крепости, но кем еще они могут быть? Пришли с востока, от Джеларканского Удела, и это не травоядные звери из прошлого - она видела на длинных тощих телах черные кожаные перевязи; видела отсветы железного оружия на передних лапах, зубчатые диски блещут на покатых плечах. Они шагают, словно откормленные псы, шкуры черные или пестрые, длинные морды едва различимы под кожаными наголовниками - как собаки на охоте, но они сами себе хозяева.
Ей сказали, что эта северная порода была родственна южным Жеккам, только значительно больше. Кория была рада мысли, что превзойти размерами здоровенных как боевые кони тварей некому. Они походят на собак, но, как утверждается, наделены разумом и обладают неким волшебством Солтейкенов - хотя это слово не несло для нее особого смысла, как и многие слова, вымолвленные Отом за годы несвободы.
Она понимала, что наставник не остался слеп к вторжению. Никто не появится на этой земле незамеченным, сколь тихо ни ступали бы ноги, сколь слабо ни шуршал бы воздух. Да, он недавно отослал ее наверх тоном резким и грубым. Она даже заподозрила какую-то свою вину: оставленная открытой книга, незаконченная работа - но давно научилась не задавать вопросов. Словами От умеет ранить глубоко, и если у него есть чувство юмора, девушка такового не обнаружила. И все же Кория ощутила потрясение, когда загрохотали массивные железные ворота крепости, когда От показался на вид уже не в грязной, поеденной молью робе, но в черной кольчуге ниже колен, наползающие одна на другую железные пластины защищают голени и стопы, другие висят на широких плечах. Кольчужная сетка повисла и на ободе черненого шлема. Когда От повернулся, глядя на Корию, она увидела, что сетка скрывает лицо, есть лишь прорези для глаз да толстые тусклые клыки поднимают обтрепанный край.
К поясу был привешен меч, однако Джагут не пытался ухватиться за длинную обернутую кожей рукоять - руки висели по бокам, когда он повернулся к Джелекам.
От был ученым. Вечно жаловался на хрупкие кости и артритические боли; она считала его дряхлым старцем, хотя точного возраста не знала. Презрение к воинам равнялось в нем лишь ненависти к войне и всем ее смехотворным поводам. Никогда прежде она не видела ни этого доспеха, ни оружия. Ей мнилось, он не сделает и шага под такой тяжестью, но От двигался легко, с невиданным прежде изяществом.
Словно Аэрия заколебалась под ногами, словно весь мир скользит, сорвавшись с гигантских тормозов. Во рту стало сухо. Она смотрела, как учитель шествует навстречу Джелекам, а те встают полукругом.
Встают в десятке шагов и... ничего.
Разумеется, Джелеки не могут вымолвить и слова, не с такими звериными глотками. Если они разговаривают, то иным образом, ведь даже ей очевидным было, что началась оживленная беседа. Затем От поднял руку и стащил шлем, и длинные, черные со стальной проседью волосы упали неопрятными прядями, и она увидела, как он откидывает голову, услышала его смех.
Глубокий, заливистый - звук, не принадлежащий привычному миру Кории, звук столь неожиданный, что богиня готова упасть со своего насеста. Словно гром самой земли, смех заставил ее дрожать и взлетел к небесам, хлопая крыльями.
Джелеки, казалось, расплылись, как будто их окружил густой дым, и через миг два десятка воинов стояли на месте зверей; они начали снимать длинные наголовники, отстегивать клинки с запястий и вставлять в петли на ремнях; зубчатые диски повисли над затылками, словно капюшоны.
Лица виднелись смутно, одни темные пятна волос и грязная кожа. Кроме перевязей на них обнаружились одежды из шкур и мехов. Они двинулись вперед неуверенно, словно не привыкли ходить на двух ногах.
От развернулся, нашел ее взглядом и заревел: - Гости!
Одинокий Джагут и юная Тисте-заложница; в их домовладении не было ни слуг, ни поваров, ни мясников, горничных и носильщиков. Кладовые крепости были практически пустыми и, хотя От умел создавать еду и напитки посредством колдовства, он редко этим занимался; они существовали почти исключительно за счет регулярных визитов Азатенаев-купцов, объезжавших все еще занятые крепости.
За отсутствием слуг Кории пришлось научиться выпекать хлеб; она узнала, как делать супы и похлебки, как рубить дрова и чинить ветхую домотканую одежду. От провозгласил эти задания важнейшими для всей учебы. Впрочем, Кория начала подозревать, что ее трудовые подвиги стали следствием куда менее возвышенных причин, а именно Отовой лени и нежелания общаться. Чудо, что он согласился терпеть ее присутствие, да еще взял ответственность за обучение.
Любой из народа Джагутов редко когда разговаривает с себе подобными; похоже, они исключительно неуживчивы и равнодушны к идеям общества или государства. Однако такой отказ был сознательным, ведь некогда они жили в городе. Некогда они воздвигли здание цивилизации несравненной с иными во всех мирах, но пришли к заключению, что это было ошибкой, неправильной постановкой целей. Как объяснял От, они слишком долго не умели понять, что впереди ждет экономическое самоубийство. Мир не бесконечен, а вот население стремится к неограниченному росту, оно может выйти (и выйдет) за пределы устойчивости и продолжит в том же духе, пока не рухнет. Нет ничего, говорил он, столь же опасного, как успех.
Мудрость не дарована смертным, те, кого зовут мудрецами, всего лишь посредством мрачного опыта коснулись самого краешка неприятных истин. Для мудреца даже радость отравлена тоской. Нет, мир диктует смертным свою волю, настойчиво и неумолимо, но даже понимание верного курса не мешает безумному падению в бездну.
Слова - не дар, сказал От. Слова - запутанные сети, хватающие любого, кто решится войти, и вскоре целые народы повисают беспомощно, задыхаясь от своих же споров, а гибель смыкается со всех сторон.
Джагуты отвергли этот путь. Отвергли вечное стремление к общению народов во имя знания, мира и так далее. Прекратили говорить даже между собой. Город их был брошен, став обиталищем лишь одной души, Владыки Ненависти, который и выложил голую истину ожидавшего всех будущего.
История, выученная Корией, но относившаяся к иной эпохе. Да и сама Кория была иной, и на ошеломляющую сказку Ота она ответила своими куклами, семьей или даже обществом, и в ее обществе не было войн, не было споров и кровной вражды. Все улыбались. Все смотрели в удивлении и восторге на идеальный мир, созданный ради них богиней, и солнце всегда светило и всегда грело. Нет, знала она, конца детским мечтаниям.
Джелеки принесли пищу: сочащееся кровью мясо, кувшины с густым темным вином, кожаные мешочки с острыми гранями кристаллического сахара. По приказу Ота она вынула соленый хлеб из каменного шкафа, что служил задней стеной кухни, и принесла сухофрукты из погреба; огонь загорелся в главном зале, стулья с высокими спинками были вытащены из стеновых ниш, прочертив борозды в давней пыли вокруг длинного стола. Тонкие свечи склонились, принимая коптящее пламя. Двадцать и один Джелек столпились, сбрасывая вонючие меха, рявкая на своем резком языке; обширная палата мигом стала сырой, пропиталась потом и еще более мерзкими запахами. Мечущаяся к шкафу, в кладовую и обратно Кория буквально давилась и как будто увязала в вони, и лишь сев по левую руку Ота и глубоко хлебнув переданного ей горького вина, смогла она смириться с новым, кружащим голову миром.