Старший кивнул.
— Итак, её зовут Мари! Всё-таки это не грех, делать комплимент такой красивой девушке.
«Ты ещё удивишься», — подумал Томас.
Однако его настроение действительно внезапно улучшилось, когда они въехали во двор «Белой Коровы». Два мула стояли в загоне, и Бастьен сидел на чурбане для колки дров и чистил оголовье (прим.пер.: уздечка со всем прибором для верховой лошади, а также ремень уздечки, идущий за ушами вокруг головы до удил). Сегодня он носил крестьянский жилет из грубого войлока и длинные, тёмные брюки. Глядя на влажную, покрытую грязью одежду Томаса, по его лицу скользнула язвительная ухмылка.
— Я смотрю, вы снова хорошенько показали этой бестии.
Охотники сдержали ответ, только Бастьен встретил их презрительный взгляд. Он не расстроился из-за этого, а отложил в сторону уздечку и взял у Томаса кобылу.
Сегодня Томас не совершил ошибку и не помогал Бастьену в работе, а просто смотрел на то, как тот стаскивал седло и обтирал мокрую шкуру лошади пучком соломы.
— Когда ты вернулся? — спросил Томас через некоторое время.
— Вчера, мы разминулись. Уже слышал, что ты стал таким же популярным у моего отца.
Такая приветливость погонщика, такого угрюмого в остальном, поразила Томаса, и ещё больше его удивило то, как он этому обрадовался.
— Я только высказал своё мнение. Сегодня ещё будешь здесь или ты должен сейчас отправляться в следующее путешествие?
Бастьен покачал головой.
— Мы должны подготовиться для ночного дежурства в лесу. Никто не спрашивал, испортит ли мне это планы.
— Мне нужен кто-то, кто ориентируется в лесу перед Ле Бессет. Я хочу там осмотреться.
Хлопнула дверь. Мадам Хастель ступила на порог и ждала охотников, скрестив руки.
— Всё-таки иди с Антуаном. Он там валит лес, если сейчас охотники это не запрещают. Если будешь быстрым, то его настигнешь.
— Ну, спасибо, прежде чем я попрошу помощь у твоих братьев, я охотнее с изголодавшимся волком запрусь в пустом курятнике!
Бастьен засмеялся. Это радовало, чувствовать эту общность между ними, кусочек близости в этом лабиринте, наполненном загадками.
— Итак, как обстоят дела? — настаивал Томас. — Ты пойдёшь со мной в лес?
Бастьен осмотрел его испачканное пальто, потрёпанный сюртук и размокшие ботинки.
— Так ты хочешь на природу, Ауврай? — он насмешливо щёлкнул языком, потом бросил солому на землю и пошёл к своей кожаной сумке. Сегодня она тоже была плотно набита. Бастьен порылся в ней и вытащил оттуда куртку. — Примерь-ка это!
Куртка была свободно скроенной, тёмно-серой и немного заманчиво пахла козой. Пока Томас стягивал своё промокшее пальто и надевал куртку, его взгляд упал на мадам Хастель. Она так удивлённо наблюдала за Бастьеном и Томасом, как будто не могла поверить в то, что видела.
— Ну, как, — бубнил Бастьен и хлопал его левой рукой, поднимая с плеч пыль и козью шерсть. — Подходит намного лучше, — и как ни странно, это верно. Предмет одежды на ощупь был неожиданно приятным – удобный и мягкий.
— И как хорошо ты можешь стрелять?
— Я выгляжу так, как будто у меня в руках уже было ружьё?
Бастьен ухмылялся и с наигранной растерянностью качал головой.
— Мать честная, из какой только канцелярии они тебя выпустили?
На любого другого Томас бы обиделся за такие слова, но из уст Бастьена это звучало так, как будто бы сейчас они нашли общий язык.
***
Комната Томаса находилась непосредственно над гостиной, крохотная комнатка с косыми дверями, рядом с большой комнатой для гостей, которую делили оба охотника. Помещение имело места не больше чем узкая кровать и стол, на котором стояли таз и кувшин с водой. Томас стащил куртку Бастьена и положил её на место. Его рубашка была мокрая и запятнанная. Он налил воду в миску и склонился, чтобы умыть лицо. Сдерживаемое хихиканье заставило его остановиться. Маленькие девочки близняшки стояли в дверях и усмехались.
— Сзади ты выглядишь как болотное привидение, — вскрикнула Дельфина.
— А вы как два маленьких, любопытных цыпленка.
— Оставьте месье в покое! — госпожа Хастель вошла с простыней и постельными принадлежностями под рукой. Кивком головы она прогнала малышек наружу и энергичными движениями начала застилать кровать.
— Не трудитесь, мадам, я могу это сделать сам.
Но хозяйка покачала головой.
— Это мой дом. Здесь действуют мои правила. Никогда не забывайте об этом.
Томас оторопел. «Почему она так яростно это произносит?»
— Э... хм... я не имел в виду ничего такого.
— Тем лучше, — она распрямилась и пристально смотрела на Томаса так долго, что молчание стало неловким. — Кажется, вы с Бастьеном хорошо понимаете друг друга, — сказала Тереза, наконец.
— А почему я не должен?
Казалось, что она обдумывала, смеется ли он над ней.
— Я слышала, что вчера вы говорили за столом моим мужчинам. Почему вы защищали Бастьена?
— Потому что не правильно то, как Пьер о нём говорил. Тот, кто имеет братьев, которые клевещут на него как на дезертира, больше не нуждается ни в каких врагах.
Последние слова вырвались у него. «Ну, прекрасно, ты здесь едва ли полчаса как гость и уже оскорбляешь семью!» Двумя шагами хозяйка была у двери и ухватилась за круглую дверную ручку. Только он подумал, что она хотела выкинуть его на улицу, но женщина только закрыла дверь и снова повернулась к нему.
— Они его не знают, — тихо сказала она.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я только не хочу, чтобы кто-то легкомысленно пообещал ему дружбу. В жизни он нелегко это перенёс, не дай Бог. И он одинок, потому что это тоже даётся людям нелегко с его вспыльчивостью.
«В противоположность Пьеру, кроткому ангелу», — недовольно подумал Томас.
— Почему вы мне это рассказываете? Я выгляжу как лицемер, мадам?
— Я только удивлена, что господин из Версаля вступился за такого мужчину как Бастьен. По моему опыту никто никому не подаёт ничего без ответной услуги. Но Бастьен не заслужил быть пешкой в игре. У него доброе сердце. Всё же каждое сердце легко ранить.
И неожиданно Томас понял, из-за чего мадам Хастель была здесь. На мгновение он поверил, что узнаёт о передрягах и отношениях в этой семье как трещины в стеклянной скульптуре. Она любила Бастьена больше чем обоих своих других сыновей. Но почему Тереза тогда допускала, чтобы другие мужчины Хастель обходились с Бастьеном так пренебрежительно?
— Мне он нравится потому, что я беседовал с ним, это всё, мадам. Если мне понадобится от него одолжение, я буду говорить об этом открыто, и оплачу ему также как всякому другому. И помимо этого, мне совершенно безразлично, называют ли люди его трусом. Нужно именно мужество, чтобы в одиночку стоять против всех.
Мадам Хастель подняла подбородок, и ему показалось, что как будто тень старой боли легла на её лицо.
— Каждый живёт сам по себе, — ответила она суровым голосом. — И мужчины теперь как раз как волки, их нельзя укротить, они живут по своим собственным законам. Они всегда будут бороться друг против друга. На войне или в мире, в крестьянской хижине или в замке, это не делает никакой разницы. Мы, женщины, бессильны против этого. Ничего не поделаешь, такова жизнь.
«И поэтому она предоставляла братьям и мужу свободу действий». Он не знал, почему стал таким разъярённым. Взгляд упал на его саквояж. Томас редко бывал так счастлив от того, что мог сменить тему.
— У меня есть для вас ещё кое-что, — он вытащил оружие. — Изабелла д’Апхер дала его мне. Я категорически должен был вручить его вам или Мари.
Он не смог бы добиться большего эффекта, как если бы направил оружие прямо на мадам Хастель. Хозяйка в мгновение она стала бледной и облокотилась на округлую дверную ручку, как будто боялась потерять равновесие.
— Пистолет? От... мадемуазель д’Апхер?
— Да, а также порох и освященные пули. У неё мнение, что только этим можно уничтожить бестию. Пули вылиты именно с изображением богоматери и... были освещены.
«Мой Бог, я действительно стою здесь и как ярморочный зазывала расхваливаю чудесное оружие против призрачного существа?» Он с живостью мог представить, что сказал бы об этом де Буффон.
— Вы хотите нас оскорбить, Томас?
— Что? Нет!
— Мы не нуждаемся в защите и ни в каком оружии, которое принадлежит д’Апхер! — выдала ему хозяйка. — Скажите мадемуазель, у нас всё будет хорошо и у нас есть своё оружие. Если она вспомнит: её отец признал и письменно заверил наше право носить оружие. Жан – лучший стрелок, куда ни глянь! Наши мужчины защищают нас достаточно хорошо. И ещё пол деревни для этого!
— Наверняка она имеет только благие намерения.
— Да, абсолютно уверена! — пробормотала хозяйка. — Графы – наши благодетели, они всегда знают, что лучше для нас, не так ли? В конце концов, вы должны были лучше загонять бестию! — она перевела дух и вернула назад своё тягостное самообладание. — Я ничего не имею против молодой графини. Когда был жив её отец, она иногда бывала с ним у нас в гостях, и очевидно, сохранила нас в сердце. В то время она и Мари хорошо понимали друг друга. Но эти времена давно миновали. И позвольте мне угадать – молодой граф ничего не знает о том, что вы должны вручить мне этот пистолет?
— Я этого не знаю.
Госпожа Хастель горько рассмеялась.
— Как вы думаете, что произойдёт, если он недосчитается оружия и узнает, что его сестра подарила его как нарочно нам? Он считает нас суеверным сбродом, и меня ведьмой. Притом, что я продаю только лекарственные травы, так как у бедных людей нет никаких денег на врачей. Итак, не будите спящих собак, понятно? Верните ей оружие!
Тайна заполнила помещение. Томас поймал себя на том, что чувствует атмосферу как ищейка.
Хозяйка открыла дверь и в этот раз также повернулась снова.
— Ах, да, ещё одно правило в нашем доме. Они оставляют Мари в покое. Никаких разговоров, никакого флирта, никакого шептания, никаких прокрадываний возле конюшни или жилого дома. И также скажите обоим охотникам. Они не должны думать, что я не узнаю, как они выворачивают шеи на мою дочь. У деревни также есть глаза и уши!
Глава 16
ДЬЯВОЛЬСКАЯ ПЫЛЬ
Её разбудил осторожный свист. Или, вероятно, она совсем не спала. Девушка едва могла различить, что было мечтой, а что действительностью. С тех пор как Адриен поцеловал её первый раз, она проживала дни и ночи как лунатик, в надежде снова услышать свою песню. И, наконец, он снова вернулся, тихо и заманчиво мелодия звучало под окном, и сразу сердце забилось быстрее. «Que Ricdin-Ricdon je m’appelle» (прим.пер.: Меня зовут Рикдин-Рикдон), — мысленно подпевала она. Мари тихо выскользнула из кровати так, чтобы не разбудить маленьких сестёр, и босиком подкралась к окну. Как они и договаривались, она закрывала окно, показывая, что слышит его. Затем в ночной рубашке девушка проскользнула вниз по лестнице. Входная дверь была закрыта, но, так или иначе, её целью было маленькое окно позади дома, которое выходило к фруктовому саду. И братьям-крепышам было невозможно туда протиснуться, но Мари без труда пролазила сквозь узкое окно. В свете полной луны она могла видеть только сторожевого пса, который снизу смотрел вверх на неё, пока она перевесилась через подоконник на улицу. Одно тревожное мгновение девушка боялась, что ошиблась, но её уже подхватили руки Адриена.
— Мари! — прошептал он в её волосы. Его щека лежала на лбу Мари, его аромат, знакомый и терпкий, пробудил каждую клеточку тела девушки, она затрепетала.
Мари закрыла глаза и позволила нести себя через ворота в ту часть сада, где она тайком оставила открытым задний вход в конюшню. Холодная морда дворняжки щекотала ее голую стопу, но сегодня собака не залаяла. Она слушалась Адриена лучше, чем своих хозяев. «Потому что он всегда ласковый и приманивает животных, вместо того, чтобы командовать и бить», — подумала Мари.
Коза сонно блеяла в своём загоне, когда Адриен и Мари опустились в сено, на пахнувший летом остров, который принадлежал только им, подальше от мира.
— Как долго ты сможешь оставаться в этот раз? — бормотала она.
— Не очень долго, — ответил он с сожалением. — Сегодня я должен идти дальше. Де Морангьез и его люди разбили лагерь в нескольких милях отсюда, я должен караулить там, но улизнул. Я не мог по-другому, я должен был увидеть тебя.
Он склонился над ней и поцеловал, и она совершенно погрузилась в это тепло, которое было таким соблазнительным, как первый танец в её жизни. Только когда его рука провела вверх по бедру, она справилась с собой и схватила его запястье своими пальцами.
— Нет!
Тихий смех тепло защекотал в её ухе.
— Почему ты говоришь шёпотом? — нашептывал он ей. — Ты думаешь, нас подслушивают козы?
— Нет, но...
— Ты не должна бояться, что нас обнаружат. Или твои братья не спят?
— Отнюдь, они все отсутствуют, как и мой отец. Только охотники в их комнате, потому что вчера они целый день были в дозоре.
Адриен отвел одну её прядь со лба.
— Значит, вы, женщины, в доме совсем одни. Собственно говоря, глупый поступок ваших мужчин. Если бы я был бестией, и шнырял по лесу, то просто прокрался бы в неохраняемый дом.
Мари порывисто села.
— Перестань! Ты пугаешь меня!
— Это была только шутка, фея.
— О смерти не шутят.
Адриен вздохнул.
— Ты права. Но тебе не нужно бояться. Если бестия хотя бы приблизиться, я зачарую её точно также как дворняжку.
И самое странное то, что она ему поверила. Полная луна рисовала бледными кистями его черты, которые выглядели дикими, но прекрасными. «Он – волшебник. С ним всё становится легко и прекрасно, со мной не может произойти никакого зла». Мари сразу почувствовала себя не более, чем пленницей, которая не может сделать ни шагу без присмотра своих братьев или матери. С неё упали все оковы, и осталось только опьяняющее чувство свободы, и будто только одни объятия на вечные времена. Она взяла его лицо обеими руками и поцеловала так страстно, что он вздрогнул. Сильно прижавшись друг к другу, они упали обратно на сено. Все в ней жаждало того, чтобы почувствовать его руки на своей коже, но когда руки Адриена стали требовательными, она отодвинулась от него и натянула ночнушку на колени.
— Что? — проворчал он.
— Я хочу этого так сильно, Адриен... но это не должно произойти.
Он вздохнул и сел рядом с ней. Против света она могла видеть, как мужчина запустил руки в волосы. И Мари любила его даже за это: за то, что он не настаивал и не гневался.
— Ты только благочестива или другой нравится тебе больше, чем я?
— С чего ты это взял?
Пожатие плечами в темноте.
— Я слышал, что оба охотника свистят тебе вслед. И Томас Ауврай тоже здесь. Ведь нельзя утверждать, что он безобразный, да? — внезапно его голос стал чужим и резким.
— Ты поверишь, что я не знаю, чего хочу? — сказала она. — Ты точно знаешь, что ты единственный, Адриен!
— Тогда хорошо. Я терпеть не могу, когда другой просто тебя рассматривает!
Она чуть не рассмеялась.
— Тут ты можешь быть спокоен. Маман запрещает мне даже, чтобы я с ними говорила. Охотнее всего она бы не пустила меня одну к деревенскому источнику.
— Если бы ты была моей женой, я не оставил бы тебя одну даже у окна, — шепнул он ей. — Каждый мужчина, который видит тебя, хочет тебя.
В этом она едва ли могла с ним согласиться, но ей нравилась даже его ревность.
— Не думай, что заманишь меня сладкими речами, — насмешливо ответила она. — И даже если бы это была правда: я ни в коем случае не хочу сидеть взаперти от своего мужа. Нет, я хочу танцевать вокруг костра в Иванов день (прим.пер.: Johannesfeuer- день Святого Иоанна, 24 июня), Адриен, я хочу быть счастливой и идти туда, куда хочу! Итак, если ты ищешь ту, которую ты сможешь запереть за мешок медных монет, поищи её в другом месте!
Адриен тихо смеялся, его рука взъерошивала её волосы, пока коса не распустилась, его губы нашли губы Мари. Когда она в следующий раз перевела дух, они лежали переплетённые тесно друг с другом, как супруги. И было сумасшествием то, как сладко это было ощущать и как правильно.