Вот куда нас завело «слово», едва мы сдули с него пыль времен и содрали казенную печать немецкой лингвистики, которая называет священную добычу «языковой единицей». Слово стало образовательным, то есть повлекло за собой информацию из области истории славянского этноса, его философии, психологии, прикладных наук экономики и природопользования, — это что касается охоты. А также естествознания, физики и даже химии, поскольку мы и теперь добываем, например, из камней, руд, сырья железо, медь, уран и прочие полезные и не совсем полезные вещества. Но добываем уже не ради знаний, а чтобы делать вещи — автомобили, тряпки, мебель и прочую всякую всячину, которую продают на вещевых рынках. Поэтому 99 из 100 встречных-поперечных скажут вам, какая профессия древнейшая...
— О боги! — воскликнул бы наш пращур, восставший из кургана. — Как же оскудел язык и разум моих потомков!
Однако урок продолжается, ибо «слово» еще не раскрыло всего, что таит в своих производных. Конечно же из всех слов и оборотов, рожденных от корня «лов», выше всего леса возросло древо, ветвями коего являются славянские народы. Вырос целый славянский мир, крона которого раскинулась по всем четырем частям света: восточные, южные, западные, северные, — объединенные не только одним общеславянским языком и культурой — неким особым миро - воззрением и энергетическим полем, отличным от окружающих народов. Их влияние было настолько велико, что припадающие к славянскому древу инородные племена прививались, приращивались к нему без помощи садовника, обрекая свои корни на отсыхание. Так, в славянском мире растворялись угры, финны, мордва, чудь, меря, мурома, весь и множество прочих иноязычных племен, названия которых история даже не сохранила. А волжские тюркоязычные булгары, например, пришедшие на Дунай, стали славяноязычными болгарами, славянами по сути. Род занятий славян, способ добычи хлеба насущного тоже был самым разнообразным: существовали оседлые, живущие с сохи, то есть землепашцы-оратаи, или точнее аратаи, были полукочевые сезонные скотоводы, были и те, кто жил с лова — с охоты. И, разумеется, подмывает сделать вывод, что эти, последние, и дали название огромному миру словен. К примеру, потому, что довлели, доминировали над иными племенами, отличались силой, выносливостью, мужеством, ловко владели всеми видами вооружений, умели постоять за себя и соседей. Короче, обладали качествами лидирующей группы, поскольку охотничья суровая жизнь этого требовала...
Но вот в чем закавыка: северяне отчего-то оказались на юге и основали Новгород-Северский на Десне, где и княжил знаменитый герой «Слова...» — Игорь. Вероятно, и там занимались ловом, но более соколиным и попутно, ибо в основном это земледельческая область и испокон веков там обитали те, кто жил с сохи, — Черниговщина. А на севере, в непролазных таежных дебрях, где был охотничий рай, на берегах холодной Ладоги, Волхова, других рек и озер обитали и впрямь словене, однако не только охотой промышляли — тем же землепашеством, ушкуйным, то есть разбойничьим, ремеслом Судя по раскопкам и берестяным грамотам, были поголовно грамотными и дольше всех отстаивали право на вечевое правление. Но вместе с тем их братья, словаки, оказались в Западных Карпатах (Лужицкая культура), в долинах среди гор, где занимались скотоводством, орали черноземные пашни на Подунайской низменности и широких поймах рек, отчего сохранилась гидронимика, река Орава, например, а ловля там была примитивной, развлекательной и не могла прокормить. Другие же словене (словенцы), которых во времена Александра Македонского (кстати, славянина) называли иллирийцами, оказались в Альпах, где тоже оленей стреляли более для удовольствия, а хлеб насущный добывали сохой, скотоводством, виноградарством и огородничеством.
И были еще западнославянские словинцы-кашубы...
С какого же лова они все жили, если до наших дней сохранили в названии своих народов исконный корень? И это не случайно! Ведь иные славяне, и в самом деле промышлявшие охотой и обитавшие в лесах, особенно многочисленная русь, древляне, вятичи, кривичи, носили иное самоназвание (за исключением вятичей), не имеющее даже намека на основополагающий корень лоб? Да и вятичи — вящие — вещие — «знающие» — носят его лишь косвенные признаки. Всяческие кочевья из страны в страну, бесчисленные переселения народов исключаются, о чем и свидетельствуют археологические материалы раскопок. В славянский мир, в Западную Европу, в ту пору шли переселенцы с Волги, с великой реки Ра, — угры-венгры, тюрки-булгары...
А дело в том, что языковая память, ее образовательный потенциал настолько устойчивы и могучи, что, несмотря на влияние иных культур, особенно греко-римской в Европе, сохранили у некоторых словен их древнейшее пристрастие — тягу к знаниям. Пропитание можно было добывать где угодно и каким угодно способом, но, если тот или иной славянский народ оставался приверженцем неуемной страсти к поиску и ловле знаний, истин, если со своей священной добычей продолжал выходить на вечевую площадь и вещать, рокотать славу, информация об этом сохранялась не только в самоназвании, но и в памяти тех, кто к этому виду лова по тем или иным причинам давно охладел. К примеру, чехи, некогда бывшие в едином государстве со словаками. То есть словенами, словаками, словинцами именовались те, кто владел словом, священной добычей и учил, просвещал, а точнее просвящал других, родственных по духу, славян и иноземцев. Слово «просвещение», впрочем, как и само слово свет, происходит не от собственно слова, означающего излучение солнечного либо иного света, а от вещий — вящий. Кстати, отсюда же и «святой», коих мы доныне почитаем даже как пророков, правда, уже христианских.
Просвящать имел право тот, кто сам был просвящен, и тут «слово» вплотную подвело нас к скифскому периоду, вернее к загадочным сколотам, о которых писал Геродот, указывая, что это самоназвание некоторых племен причерноморских скифов. Сам «отец истории» на Понте был лично, в частности, в городе Ольбии (Ольвии), сколотов видел и даже описал их, но разобраться, кто же они на самом деле и почему так громко себя называют, не сумел. Но слава ему, что точно записал их самоназвание, не исковеркав звучания. Сколоты — люди с коло, то есть буквально с солнца, или точнее светлые, просвященные! Тут можно говорить, что это были особые племена скифов или некое жреческое сословие, по крайней мере, чувствуется определенная кастовость, потому как иных скифов Геродот отделяет и дает другие названия, чаще греческие, либо переводит на греческий самоназвания племен. Правда, иногда от такого перевода получается полный абсурд. Например, «отец истории» называет неких андрофагов, утверждая, что они — людоеды, живущие в снегах полунощной стороны. Геродот там не бывал, самоедов, а точнее представителей самодийских племен, не видел, поэтому все перепутал...
Не только уважаемый всеми временами и народами античный академик донес до нас важную информацию; русский язык, к счастью, сохранил и самоназвание таинственных скифских племен, встреченных Геродотом в Причерноморье, и их просветительский род занятий. Просвященные сколоты были хранителями знаний и учителями, ибо скола-школа — исконно славянское слово, заимствованное многими языками окрестных народов. Например, в прибалтийской Латвии и ныне звучит как «скола», в английском — «зе скул», в немецком — «шуле». А еще сами попробуйте перевести на греческий...
Да полно, скажете вы, неужели сколоты, то бишь варвары-скифы, положили начало школьному образованию в Европе, которую мы автоматически считаем более просвещенной, продвинутой? «Совесть нации», покойный Д. С. Лихачев, и в тон ему нынешний Патриарх всея Руси Кирилл сказали: славянской культуре тысяча лет, вся прежняя история — сплошной мрак и жизнь «скотьим образом», как написано в летописях...
Но откуда тогда у «просвещенной и цивилизованной» Середины Земли — Среднеземноморья, такая неуемная тяга к Северному Причерноморью? И суть не только в благодатных черноземах, удобных бухтах, устьях судоходных рек — торговых путей, где, словно грибы после дождя, образовались греческие колонии. После Греции климат для эллинов здесь не ахти — без штанов, с голыми коленками и в сандалиях круглый год не проходишь: даже в Крыму бывают снежные зимы и морозы. Да и соседство с «миром варваров» весьма хлопотно, ан нет, упорно и настойчиво обживают скифские берега!
С не меньшим упорством и настойчивостью историческая и философская науки внедряют в наше сознание мысль, что древний мир жил и развивался исключительно по экономическим мотивам, причем весьма примитивным и...разительно похожим на мотивацию развития капитализма второй половины XIX века. То есть древние греки и наши пращуры имели представления о мире точно такие же, как Гегель, Фейербах, Маркс, Энгельс и прочие умы периода расцвета европейской философской мысли! Должно быть, заглянули в будущее, начитались и решили устраивать свою жизнь согласно их учениям, в основе которых лежит только экономика, связанные с ней орудия производства и торговля. А как еще объяснить убогое существование ветхого мира, коль определен постулат: он, мир, развивается от простого к сложному? И мы до сей поры вторим этому заблуждению, одновременно восхищаясь, к примеру, совершенством мысли древних философов, изяществом искусства, при этом ничуть не задумываясь над тем: каковыми они были, носители этой мысли и искусства? И что их больше волновало — знания или способ добычи хлеба насущного?
И рассуждаем о жизни пращуров согласно своим собственным воззрениям, основанным на суконной экономической модели мироустройства. Марксистско-ленинская философия живет и побеждает...
К счастью, древние греки о сем не ведали и, рискуя жизнью и здоровьем, строили свои полисы вдоль северных берегов Черемного моря, густо заселенных «варварскими» племенами скифов. Меньше всего торгуют с ними, больше всего воюют, сами ходят в набеги и страдают от них, теряя свои города (Ольбия и вовсе была покорена и стала скифской), по-прежнему ввозят пшеницу из Египта, но продолжают «экспансию» и при этом... тщательно изучают своих опасных соседей. Причины их настойчивой любознательности начинают приоткрываться, если обратиться к древнегреческой мифологии. «Родоначальники» всей европейской и среднеземноморской культуры сами рассказали нам о причинах столь пристального интереса к прохладным северным берегам Русского моря и, в частности, к скифам - сколотам. Вспомните о путешествии Язона (Ясона), о его плавании за Золотым Руном. Это мы еще в школе проходили, правда, нам так и не пояснили, что это было за Руно, зачем потребовалась чудная баранья шкура Язону. Да и мы тогда более прельщались приключениями и злоключениями экспедиции мифических аргонавтов, а причина их похода нас не особенно-то привлекала. Ну, руно, вероятно, с золотой шерстью, а поскольку таких не бывает, значит, сказка и сочинена для того, чтобы рассказать нам об отважном мореходе и его товарищах...
Сказка — ложь, да в ней намек.
Овечью или баранью шкуру, покрытую сплошным пластом шерсти, только в славянских языках и наречиях называют руном, и мы помним выражение «тонкорунная овца», то есть с тонким, качественным волосом, слегка скатанным в густую пелену, годным для пряжи и ткацкого производства дорогого, мягкого сукна, так нужного в холодном климате. В русском языке нет случайных созвучий: руно и руны (вид письма) — однокоренные слова. И это обстоятельство напрямую указывает, что у сколотов Северного Причерноморья было руническое письмо, коим они записывали на овечьем пергаменте (скоре) свои добытые знания, свое слово. Причем используя золотые чернила. Практика применения таких «чернил» известна; священный список Авесты, захваченный Великим Славянином Александром Македонским, был исполнен именно золотом на пергаментах из двенадцати тысяч бычьих шкур. Представляете объем информации?
Технология письма золотом была сложна и кропотлива, пергамент прежде прорезался острейшим пером-жалом (отсюда и свидетельство, что писали на Руси «чертами и резами»), после чего в этот след вводились собственно «чернила» — скорее всего, амальгама Ртуть испарялась, желтый металл прикипал к пергаменту, оставляя тончайший рисунок знаков.
Теперь откройте средневековую рукописную книгу, желательно дорогую, которая хранится в Отделах редких книг и рукописей крупных библиотек. И сразу узнаете культуру письма, вернее отголоски, атавизмы древней культуры. Да, она будет написана уже кириллицей, но всмотритесь в причудливую вязь заглавий и буквиц, где использовано порой золото или киноварь, из которой добывают ртуть. Если подобной вязью, только рунической и золотом, исписать пергамент, то будет полное впечатление, что шкура покрыта золотой шерстью...
А для сравнения откройте книги аналогичного порядка, к примеру, греческие, германские, германизированные скандинавские, и попробуйте сами порассуждать о древности письменных традиций.
Так что путешествие аргонавтов под предводительством Язона имело конкретную цель — заполучить слово, выкрасть у сколотов их священную добычу, получить знания и письменность, которых греки не имели, однако отлично знали, кто и где ими владеет. Золотым Руном, в ту пору называлась Веста, позже в индийском варианте получившая название Веды.
«Что же такое упомянутый священный список персидской Авесты?» — спросите вы.
Но это уже другой урок, а сейчас домашнее задание, предлагаю тщательно проработать миф о плавании аргонавтов, выписать имена всех 29 участников похода в столбик (тех, что упоминаются во всех списках) и посмотреть, что сложится из первых букв. Вам это ничто не напоминает?
Бог. Урок второй
Наши предки были потому сдержанны и немногословны, что обращались со словом бережно, относились к нему трепетно, а если озвучивали его вещий смысл, излагали на пергаменте или бумаге, то непременно уставным письмом. Полуустав и скоропись появились одновременно с увеличением нашей многословности, болтливости, что говорит о деградации сознания, когда утрачивается чувство времени, значимости и магии слова. Чем невыразительнее наши незрелые мысли, тем больше нам хочется сказать, а мысль, как и слово, требует тишины и неторопливости. На одном из уроков мы еще поговорим о значении письменности, а также о ее взаимосвязи с языком, о бесписьменной культуре, основанной на языковой памяти, но сейчас хочется отметить, что перевод слова в знаки, фиксация основного смысла не есть главный способ его сохранения. Поэтому наличие или отсутствие письменности у того или иного народа не может восприниматься как основной фактор уровня его культуры. Живость языка — в его звучании, ибо это качество нельзя записать буквами, ну... разве что нотами.
Основными хранителями богатства красок, светотеней и оттенков слова являются не те редкие письменные источники, дошедшие до нас и много раз исправленные, переписанные в угоду «текущему моменту», или вовсе зачастую спорные, а, как ни странно, огромное количество наречий. Язык в них содержится, будто те яйца: каждое слово — в своей корзине. И побить их все никогда и никому не удастся. В этом многообразии — его сила, его великость и могущество. Ученые-языковеды долго считали количество слов в русском языке, называли цифры то в миллион, то в полтора и, наконец, сбившись со счета, сделали заключение, что количество — это неисчислимо. И опять из-за бесконечных интерпретаций и вариантов в наречиях.