– Ох, уморил! Дружище, ну мы с тобой и смельчаки, в самом-то деле… Это же надо – перепугаться, во время дождя услышав шум капели! Конечно, протекает не только крыша, но и пол в комнате над нами, вон, видишь, около стены в углу, там уже обои намокли… Глупее ситуации не придумаешь: гляди – самая обычная дождевая вода…
Том замер.
– Дружище! Что с тобой?
Он не ответил. Мой друг стоял неподвижно, словно окаменев, и смотрел в тот угол, где по рваным обоям стекала темная жидкость:
– Смотри! Ты видишь?! Это не вода!!!
Повинуясь, я присмотрелся внимательнее и – боже мой! – распознал в этой жидкости кровь. В тот самый миг, как я это понял, откуда-то сверху упала очередная капля. Мы с Томом одновременно устремили взгляд к потолку, пытаясь понять, откуда сочится этот страшный кровепад. Капли срывались из узкой щели, пересекавшей потолочную лепнину, словно след от ножа.
– Давай скорее уйдем отсюда, Том, – прошептал я и постарался направить своего друга к двери. – Нам нельзя здесь больше оставаться, это место вообще не для людей, идем же, ну…
– Ну нет! – Том яростно оттолкнул меня. – Просто уйти – и все?! Да здесь же и вправду произошло преступление! Кто бы его ни совершил – он не запугает меня кровавой капелью! Да, я сейчас выйду отсюда – но не чтобы бежать, а чтобы найти: я иду туда, пусти!
Он выскочил из комнаты. Всю дальнейшую жизнь я буду помнить те бесконечные секунды полного одиночества, которые мне довелось тогда испытать. За стеной по-прежнему стенал ветер, полыхали далекие зарницы – а в глубинах прóклятого здания, куда только что кинулся мой друг, стояла беспросветная тьма и ничем не нарушаемое безмолвие. Лишь тихо поскрипывала дверь комнаты да продолжала звенеть, падая с потолка, кровавая капель.
Прошло совсем немного времени – и Том снова показался на пороге. Однако сейчас он едва держался на ногах, охваченный ужасом.
– Там кто-то есть! – едва сумел он выговорить онемевшими губами. – Не отходи от меня, Джек!
Плечом к плечу, как завороженные, мы, словно бы вопреки своей воле, таясь, выглянули в дверной проем. Сейчас луна в очередной раз вышла из-за туч – и квадраты падающего сквозь окна бледного света лежали на полу широкого коридора, как плиты. А из глубины коридора, скользя на грани света и тьмы, к нам приближалась какая-то неясная тень. Вот она подступила ближе, вот еще ближе… до нее всего три освещенных участка, два… один…
Затем эта тень пронеслась мимо нас, замерших у двери в комнату. Собственно, то, что мы увидели, уже не было тенью: это была человеческая, мужская фигура в одеяниях времен столетней давности, но смятых и изорванных. Не оглядываясь на нас, этот человек, если можно его так назвать, в беззвучном отчаянном беге устремился дальше по коридору. Я успел заметить его загорелое лицо и какие-то длинные ленты, свисавшие из волос и волочащиеся следом. В какой-то момент беглец обернулся так, что я сумел рассмотреть и выражение его лица тоже, – к сожалению для себя. Оно было настолько исковеркано страхом, а сам призрачный гость, хотя и продолжал бежать изо всех сил, до такой степени явно не надеялся уйти от того невидимого, что гналось за ним следом… Я, хотя тоже был объят ужасом, на мгновение буквально задохнулся от жалости и сочувствия. А в следующее мгновение я проследил за взглядом беглеца – и закаменел окончательно.
То, что гналось за ним, было бесплотным, но не незримым. Вторая тень приближалась по коридору, то появляясь, то исчезая в пятнах лунного света. Как и прежде, мы по-настоящему рассмотрели ее лишь вблизи, когда к лунному освещению прибавился еще и свет горящих свечей и камина.
Это была женщина, подлинная леди середины прошлого столетия – величественная молодая (по виду ей было менее тридцати) красавица, в длинном декольтированном платье. Она скользнула мимо нас, не поворачивая головы, но я успел разглядеть на ее изящной шее несколько пятен: четыре из них, вплотную друг к другу, темнели с левой стороны, а пятое, более крупное – справа.
Взгляд женщины был устремлен вдоль коридора – туда, где только что исчез преследуемый. Легкими, но неуловимо стремительными шагами она настигала скрывшегося во тьме беглеца.
Через несколько секунд после того, как и вторая призрачная фигура растворилась во мраке, дом буквально сотрясся от дикого, безумного вопля, в котором звучала невыразимая мука. Этот крик перекрыл звуки бури. А потом наступила тишина…
Наверное, мы с Томом еще долго стояли, оцепенев. Во всяком случае, когда мы, все так же прижимаясь друг к другу и еще не окончательно придя в себя, плелись к выходу из флигеля, в подсвечнике была уже новая свеча – от прежней остался лишь огарок. Молча мы открыли тяжелую, изъеденную временем и древоточцами створку входной двери, столь же молча перебрались через внешнюю ограду – а дальше уже помчались, не оглядываясь.
Опомниться нам удалось только внутри моего дома. Том попробовал было закурить, яростно выругался («О черт! Я оставил там свою любимую трубку! Теперь мне ее не видать – даже под угрозой смерти больше не пойду туда, пускай хотя бы и днем!»), однако тут же заговорил почти спокойно:
– И что же ты скажешь теперь, Джек? Надеюсь, ты хотя бы усомнился в том, что призраков действительно не существует?
– Ну, мы с тобой, как-никак, видели их собственными глазами… Бр-р-р… Ты помнишь его взгляд, когда он, этот первый, оглянулся на бегу?! Кстати, что это за украшения были у него в волосах?
– Украшения?! Морские водоросли, Джек! А что было у женщины на шее, ты хорошо рассмотрел? Тебе, медику, это должно быть известно даже лучше моего!
– Ты прав, это мне известно. Так должны выглядеть следы пальцев. Он задушил ее, а она после этого… Боже мой, Том! Молюсь только об одном: чтобы больше никогда…
– Воистину так! – прервал меня Том.
На этом наша встреча исчерпала себя. Утром мой друг, утоливший свое самое страстное желание «понаблюдать за призраками», вернулся в Лондон, а вскоре после этого уехал на Цейлон, где его отцу принадлежало несколько плантаций. С тех пор мы не виделись и связей не поддерживали, так что мне даже не известно, жив ли мой друг сейчас.
Только одно не подлежит сомнению: если он жив, то наверняка время от времени вспоминает страшную ночь, которую ему довелось провести в старом флигеле нашей родовой усадьбы…
Призрак по сходной цене
Абсолютно убежден: такие как я должны появляться на свет сразу в высшем обществе, и тот факт, что мне пришлось пробиваться в это общество своими силами, – типичная ошибка судьбы. Ныне мне самому трудно поверить, но вот вам самовзаправдашняя истина: целых двадцать лет моей жизни были потрачены на вульгарную торговлю овощами, и только такой ценой я сумел стать тем, кем являюсь сейчас, то есть уважаемым, респектабельным и финансово независимым владельцем поместья Стопгоп Грэндж. Какая вопиющая несправедливость, особенно если учесть, что я – счастливый обладатель благородно-консервативных привычек, мои манеры отличаются врожденным аристократизмом, а вкусы, и ежу понятно, аналогичной изысканностью. Мой фамильный дух с негодованием отвергает самую мысль о том, чтобы унизиться до слияния со стадом человеческих ничтожеств, не помнящих родства. Ведь наш род уходит корнями в наиглубочайшую древность: славная история семейства Д’Оддзов (лишь завистники называют нас по-плебейски «Доддзами»!) начинается еще в доисторическую эпоху – и, безусловно, только этим можно объяснить то прискорбнейшее обстоятельство, что ни одна из знаменитых британских летописей не говорит о нас ни слова. Однако безошибочный инстинкт подсказывает мне: в моих жилах течет древняя кровь потомка крестоносцев. И вот вам доказательство: даже сейчас, через столько веков, с моих уст совершенно естественным и непринужденным образом срывается благородный воинский клич «За дам!», и я рвусь вперед, как истинный рыцарь на пришпоренном боевом коне, и сердце мое поет, и я готов встать на стременах, и размахнуться двуручной боевой секирой, и обрушить ее на боевой шлем противника, и расквасить ему, сукину сыну, рыло в кровь – так, как ему еще ни на одном турнире не доставалось… В общем, сами понимаете: мои предки, натурально, были не из простонародья.
Так что наше родовое жилище Стопгоп Грэндж – подлинный средневековый замок, рыцарская усадьба древнефеодальных времен (разумеется, если не врут издатели каталога, по которому я ее выбирал). И уж конечно, эта средневековая феодальность самым прямым образом отразилась на цене, довольно-таки кругленькой, – но честь дороже, а навеваемые данной постройкой чувства вообще никакими деньгами не измерить. Если бы вы только знали, как это успокаивает, когда поднимаешься по лестнице на второй этаж – и видишь меж лестничных ступеней особые бойницы, сквозь которые можно пускать в ворвавшихся на территорию твоего замка врагов меткие стрелы… А уж какое чувство безопасности дает осознание, что ты являешься счастливым обладателем хитроумного аппарата, который позволяет в любой момент вылить на голову незваного гостя порцию расплавленного свинца! Что и говорить: раз уж такие вещи мне по духу – я плачý за них, и дело с концом. Да, я очень ценю возможность кругового обстрела из внешних бойниц, горжусь седой громадой гранитного донжона, горжусь каждым зубцом на моей замковой стене, а как я горжусь подъемным мостом и опускной решеткой – прямо-таки описать не могу!
К сожалению, в моей рыцарской усадьбе все же есть один маленький недостаток, и только он мешает мне полностью насладиться прелестями средневекового быта. Стопгоп Грэндж не оборудован даже завалящим призраком.
Разумеется, любой человек с моими вкусами и представлениями о том, как должно быть организовано по-настоящему солидное дело, окажется разочарован таким положением вещей. Поскольку же речь шла не о каком-то «человеке с моими вкусами», а лично обо мне, это оказалось вдвойне обидно. Я ведь, помимо прочего, сызмальства являюсь твердым сторонником существования потустороннего мира, проштудировал чуть ли не все, что печаталось о сверхъестественных явлениях, – причем не просто из чувства долга, но с величайшим наслаждением! Один раз, помнится, в мои руки попала немецкая книга по демонологии, которую мне никто не мог перевести – так что пришлось учить немецкий самому. И вдруг, когда я уже обзавелся родовым замком, такой афронт…
Должен сознаться, что этот злой рок преследует меня с самого нежного возраста. О, сколь подолгу просиживал я в самых темных углах отчего дома, тщась увидеть бестелесных чудовищ, о которых мне рассказывала нянюшка, – и за все время хоть бы одна зараза призрачная мимо прошмыгнула! Но теперь я давно не ребенок, а раз уж так получилось, что призрак для меня не роскошь, но насущная необходимость, то и решать эту проблему надлежит по-взрослому. А деньги, как известно, открывают любую дверь.
После внимательного изучения рекламного каталога я с сожалением вынужден был признать: с юридической точки зрения мне едва ли удастся вчинить продавцам иск за нарушение контракта. Но ведь есть же и моральные обязательства! Да, согласен, фраза «…на территории замка клиентам гарантируются тесные неосвещенные коридоры с заплесневелыми стенами» сама по себе не предполагает, что эти помещения населены соответствующими обитателями. И все-таки солидные фирмы не должны завлекать покупателей столь малодостойными методами. Это все равно что указать в описи имущества собачью конуру – а потом с невозмутимым видом заявить, будто этот пункт вовсе не означает наличие собаки как таковой.
Ладно бы эти покрытые разводами плесени обиталища оказались заселенными не полностью: с этим я еще готов был смириться. Никто и не требует, чтобы все коридоры замка кишели бесплотными тенями. Но они оказались прямо-таки абсолютно пусты! А вот это уже, как хотите, невыносимая ситуация. Да все святые меня подери – чем же, спрашивается, занималось благородное семейство, населявшее Стопгоп Грэндж предшествующие века?! Да неужели ни один из них не обладал достаточным темпераментом, чтобы зарезать свою возлюбленную, отравить возлюбленного, укокошить любовника супруги (на худой конец, любовницу супруга) – словом, предпринять действенные шаги для обзаведения фамильным призраком?! Что же они за люди были, эти феодалы?! Просто зла не хватает!
Долгое время я вопреки бьющей в глаза жестокой реальности все-таки сохранял надежду. Стоило крысе пискнуть на чердаке или водосточной трубе простонать под порывом ветра – как я покрывался холодным пóтом радостного предвкушения. Если это происходило после захода солнца, я отправлял на разведку миссис Д’Оддз (она, должен вам сказать, женщина с чрезвычайно острым чувством ко всему непознанному!), сам же, накрывшись с головой одеялом, в мистическом трепете ждал результата. Увы, все мои страхи были бесплодны! Всякий раз неизменно оказывалось, что таинственный звук объясняется совершенно естественными причинами, причем их вопиющая банальность не давала моей романтической душе ни единого шанса связать эти шумы с визитом привидения.
Может быть, в конце концов я и смирился бы со столь безрадостным состоянием дел – если бы не Джоррок. Ну, знаете – такой неотесанный, кряжистый верзила-фермер из Хэвистока. Не знаете? Да я и сам вообще-то знаком с ним чисто случайно – лишь потому, что его луга вплотную примыкают к моим родовым владениям. Так вот, вы не поверите: этот грубый заурядный обыватель, этот человек, абсолютно лишенный ощущения Древности и причастности к Сверхъестественному, является официальным обладателем нотариально заверенного призрака, которого он абсолютно недостоин! Единственное, что меня хоть как-то утешает, – сравнительная второсортность вышеназванного привидения: датируется оно, как утверждают авторитетные эксперты, всего лишь эпохой Георга II. Это юная девица, которая перерезала себе горло, получив известие о гибели своего возлюбленного в битве при Деттингене. Однако даже эта захудалая гостья из загробного мира, несмотря на свой вопиющий провинциализм, придает усадьбе Джоррока впечатление дополнительной респектабельности – особенно когда она со стонами слоняется по дому, оставляя за собой на полу кровавые пятна.
Анекдотичность ситуации состоит в том, что Джоррок совершенно не может оценить меру своего везения. Прямо-таки больно слышать, как он сетует на свою злосчастную судьбу. О, знал бы он, сколь страстно жажду я хоть малой толики тех загробных стенаний и воплей, которые еженощно сотрясают его жилище! Но, к сожалению, наши законы о недвижимой собственности еще недостаточно либеральны, чтобы признать за призраком право оставить то жилище, где его не привечают, и переселиться к другому домовладельцу, способному оценить его по достоинству…
Должен сказать честно: я человек чрезвычайно настойчивый. Именно эта черта моей личности возвысила меня до того заслуженного положения, в коем я сейчас пребываю. И если уж так получилось, что Стопгоп Грэндж обладает неотъемлемым правом на призрак, однако даже высочайшие экстрасенсорные способности миссис Д’Оддз не позволяют его обнаружить, – значит, пойдем иным путем.
Из прочитанных книг мне было известно, что призраки формируются там, где случилось злодейское преступление. Но какое, когда – и главное, как сделать так, чтобы результат проявился именно на территории Стопгоп Грэндж? Было время, я лелеял безумную идею, будто Уоткинс (это мой дворецкий), прослужив в нашем фамильном замке несколько лет, столь проникся идеями феодальной преданности, что во имя высших целей согласится пожертвовать собой – или, возможно, кем-то другим. Я даже намекнул ему на это – правда, в полушутливой форме, – но эта шутка, кажется, не показалась ему удачной. Другие слуги, как выяснилось, в этом вопросе тоже разделяют скорее позицию Уоткинса, чем мою. Мало сказать, что ни один из них не оставил свой дух витать в темных коридорах Стопгоп Грэндж, а тело лежать на полу этих коридоров, но и хуже того: сразу после намека, оброненного дворецкому, несколько человек вместе со своими душами и телами немедленно были таковы.
Так что на следующий день, когда у нас состоялся разговор с миссис Д’Оддз, я пребывал в крайне скверном настроении.
– Дорогой, – сказала миссис Д’Оддз после обеда, когда я мрачно потягивал из бокала светлое канарское (люблю дорогие вина старых марок, но в тот момент даже оно не доставляло мне удовольствия). – Дорогой, у Джорроков новость: этой ночью их призрак опять стенал на весь дом.