— На этот раз ты мне не понадобишься, друг мой. Ты заслужил отдых.
— Что ожидает послушницу?
Разара вздохнула, но ответила:
— Думаю, для нее все кончится очень плохо, но давай об этом после.
Север понял, что изменить он ничего уже не может, и потому промолчал, надеясь, что Горза сдержит слово. В следующий миг он вскочил в седло и поскакал во главе отряда навстречу гиперборейской сотне. Остановившись рядом с сотником, он наклонился к его уху.
— Дело худо,— коротко шепнул он.— Вся надежда на тебя.
— Да не волнуйся же так! — Горза заговорщически подмигнул Северу и тоже наклонился к его лицу.— Спасем мы твою рыжую красотку.— Он посмотрел на удивленное лицо Вожака и, не выдержав, расхохотался.— Ну что ты на меня так смотришь?! — Отсмеявшись, он понизил голос до шепота.— Я успел лишь слегка перекусить, но за это время мне такого понарассказали! Не сомневайся, я все сделаю как следует.— Он шлепнул Севера по плечу и, обернувшись к своим, зычно взревел: — Первая полусотня — вперед!
Кони взяли с места в карьер, и возница взмахнул кнутом, пытаясь нагнать всадников. Колеса, разгоняясь, прогромыхали по каменным плитам плаца, и карета скрылась за воротами. Следом тронулась вторая половина гиперборейской сотни, и вскоре лишь затихающий в отдалении перестук копыт напоминал о покинувшем пределы Логова отряде. Север смотрел вслед удалявшимся всадникам, но думал лишь об одном из них.
Горзу он действительно знал давно, но так до конца и не понял этого человека. Может, просто виделись они редко. Север знал, что гипербореец искусный воин. Иногда он проявлял чудеса проницательности, но потом вдруг показывал себя тупым, грубым скотом, гораздо худшим, чем сегодня утром. И вот очередной поворот… Ну что ж, хвала, как говорится, Белой Волчице!
* * *
Соня покорно шла, примериваясь к неторопливым шагам стражника, топавшего впереди. Перед выходом ей связали за спиной руки, так что па побег надежды не осталось. Впрочем, пленница и не надеялась, что ей предоставят такую возможность. Из камеры ее повели не налево, к выходу, а в обратную сторону, где шагов через десять коридор сворачивал на юг, а затем они долго шли прямо. Однако где-то на полпути — по крайней мере, Соне показалось, что они прошли под землей не меньше половины Логова,— стражник неожиданно остановился у неприметной двери в правой стене. На его стук дверь отворилась, и хотя ни единого звука не донеслось изнутри, он посмотрел на девушку и махнул рукой, мол, ступай.
За дверью оказалось значительно темнее. Девушка пожала плечами и шагнула вперед. Дверь за ней тут же закрылась, и замок щелкнул, запираясь. Почувствовав, что рядом кто-то есть, она резко обернулась: на нее в упор смотрели тускло мерцавшие в глубине опущенного на лицо капюшона красные глазки. От неожиданности она отпрянула и едва не вскрикнула. Существо недовольно заворчало и неспешно двинулось к девушке.
Соня замерла, с ужасом чувствуя, как цепенеет тело и отвратительный холодок страха бежит вдоль спины, лишая ее воли. Красноглазый приблизился на расстояние шага. Его дыхание вырывалось с хрипом, и волна зловония то и дело обдавала лицо девушки, но она не могла даже поморщиться, следя расширившимися от ужаса глазами, как поднимается к ее лицу покрытая густой черной шерстью когтистая лапа. Вот она остановилась, и…
— Ид-ди,— с видимым трудом прохрипело существо, указывая рукой в глубь прохода.
Хриплый голос вывел девушку из оцепенения. Сама не своя, она точно во сне побрела вперед, только теперь заметив, что перед ней шагает, раскачиваясь, точно такая же фигура в сером балахоне с островерхим капюшоном на голове.
Вслед за Серым пленница вошла в полутемный зал с огромной круглой жаровней посередине. Никакого ложа она не увидела, лишь тяжелое, каменное на вид кресло темной громадой высилось в двух шагах сбоку от края жаровни. Серый остановился, совершенно не обращая на нее внимания, словно находился здесь один. Соня встала рядом.
Кроме западного входа, через который они сюда вошли, внутрь вели еще три таких же. Из каждого прохода изливались потоки мягкого света. Только они да огонь жаровни освещали зал. Больше девушка ничего увидеть не успела. Из правого хода донеслись легкие шаги, и почти сразу в зал вошла еще одна фигура в сером. Вновь пришедший сильно отличался от того, что привел сюда Соню. Он оказался гораздо ниже ростом и намного уже в плечах, чем его более крупные собратья, двигался легко и дышал без одышки. К тому же пленница заметила, что у него не светятся глаза.
Она успела подумать, что это странно, но тут существо сделало какой-то жест, и ее проводник шагнул назад. Девушка подумала, что его отпустили, но тут же почувствовала на запястьях холод стали. Она не успела даже испугаться, как ощутила, что руки ее свободны, хотя по-прежнему на них висели остатки веревочных петель. Она сорвала с рук обрывки и бросила их на пол, когда услышала за спиной удаляющиеся шаги и обернулась: покачивающаяся спина Серого удалялась.
Соня осталась вдвоем с низкорослым незнакомцем. Только он не стоял без дела, как ее только что ушедший провожатый, а размахивал каким-то странным предметом, похожим на прикрепленную к тяжелой цепи курильницу, из которой вился слабый дымок. Существо молчало, не проявляя к девушке ни малейшего интереса. В какой-то миг ей показалось, что в курильнице время от времени вспыхивает красный огонек. Она присмотрелась и поняла, что так оно и было.
— Сядь в кресло!
Тихий шепот неожиданно вызвал долгое эхо, многократно отразившееся от стен. Не задумываясь над тем, что делает, Соня двинулась вперед и, подойдя к креслу, ощутила на лице жар пылающих углей. Она медленно опустилась на сиденье и вцепилась в подлокотники, словно опасалась, что упадет. Взгляд ее остановился на жаровне, и пленница почувствовала странную легкость внутри. Краем глаза она заметила, как сбоку выплывает серая фигура и встает перед ней, по другую сторону жаровни.
— Посмотри на меня,— вновь раздался шепот, но на этот раз он показался девушке зловещим.
Она еще сильнее стиснула пальцами подлокотники и, стараясь не выдать своего страха, посмотрела на Серого. Она знала, что не увидит пылающих угольками глаз, но когда убедилась в этом, вдруг поняла, что это существо без лица страшнее красноглазого, быть может, потому, что очень похоже на человека.
—– Слушай меня и запоминай,— вкрадчиво вещал он.— Запоминай и выполняй. Делай, как я говорю! Подчиняйся… Замри! — внезапно скомандовал он.
Пленница собралась было посмеяться над дурацким приказом, но лишь слабо застонала. Девушка не мигая уставилась в темный провал капюшона, а Серый вдруг как-то слишком быстро обогнул огромную жаровню и встал рядом с креслом. Надвигающийся страх мешал думать, и, прежде чем Соня успела понять, что происходит, перед ее лицом пронесся маленький флакон. Чуть сладковатый, дурманящий запах заставил затрепетать ноздри. Девушка судорожно вдохнула его, с ужасом осознавая, что делать этого ни в коем случае нельзя, но было поздно. Она тут же окаменела, превратившись в неподвижную куклу, которая может только смотреть и слушать… И испытывать боль. Последняя мысль испугала ее, но в этот миг вновь зазвучал завораживающий шепот.
— Отныне ты дерево! — торжествующе загремело эхо зловещего голоса, и приговоренная вдруг осознала, что незнакомец вновь стоит на своем месте, у жаровни напротив ее.— Отныне ты можешь делать лишь то, что я тебе прикажу! — Существо умолкло, но вскоре заговорило снова: — Ты, вероятно, думаешь, что ничего страшного с тобой не случится? — Серый засмеялся, тоненько и невыразительно, но эхо старательно подхватило смех, усилило его и разнесло по залу,— Твоя подружка осталась жива,— продолжил он, успокоившись,— и следов на ее теле не было? — Соня именно так и думала и потому испугалась по-настоящему.— Рано радуешься! Ее пример ничему не научил тебя, и ты так просто не отделаешься! Слушай меня. Ты дерево! Дерево хорошо горит в огне, так сгори же и ты!
Девушка не успела осознать, что же изменилось, но вдруг поняла, что сидит уже не в кресле, а на краю жаровни, и ее голые ступни касаются пылающих углей. Сначала она не почувствовала ничего, кроме жары, но, стоило ей перевести взгляд на свои ноги, как пронзительная боль скрутила ее. Ни звука не сорвалось с ее губ, хотя девушке почудилось, что она зашлась нечеловеческим криком. В ноздри ударил тошнотворный запах паленого мяса. Она уже не могла отвести глаз от пузырившейся, лопавшейся кожи, от крови и пота, которые испарялись с громким шипением. «О, боги! Неужели это происходит со мной?!»
Мясо на голенях обуглилось, ноги превратились в две пылающие палки. Мир перед глазами закружился. Размытый слезами облик серого палача поплыл, и девушка погрузилась в спасительное небытие, избавившее ее от мучений.
* * *
Ночь напролет отряд мчался во весь опор, словно отчаянно нагонял потерянное время. Только две короткие передышки позволили всадники себе и коням, стремясь вторую ночь провести под защитой городских стен.
За последнюю сотню лет Похиола сильно разрослась, превратившись в неприступную крепость, надежно защищавшую отстроенный заново дворец Духи с многочисленными казармами, конюшнями и складами. Отряд пронесся сквозь городские ворота, запираемые только на ночь, и копы-га коней застучали по центральной улице, небрежно вымощенной колотым булыжником.
Жизнь в городе шла своим чередом, и никто не обратил внимания ни на отряд, ни на карету, украшенную барельефом с изображением оскаленной волчьей головы, хотя большинство торговцев и видели ее совсем недавно. Многие знали и Горзу, возглавлявшего личную охрану Лухи, а в последнее время и все расквартированные в Похиоле войска. Суровый воин делал головокружительную карьеру и потому все реже появлялся на улицах города в одиночку, не по служебным делам.
Едва отряд показался на главной улице Похиолы, ворота старого города начали отворяться: стража на стенах заметила всадников и узнала своего предводителя. Карета ворвалась внутрь и, развернувшись, остановилась у гостевого крыла.
Дворец Лухи выглядел немного необычно. Он унаследовал традиционные для Гипербореи приземистость и небрежность, и вместе с тем в постройках чувствовалось странное стремление к аргосской архитектуре с ее просторными помещениями и стройными, устремленными в небо колоннами.
Разара вышла из кареты и огляделась. Слуги отворили перед ней высокую двустворчатую дубовую дверь с грубыми барельефами Волчицы и склонились в поклоне, ожидая, когда владычица Логова войдет в отведенные для нее покои.
Не один десяток раз ходила Разара этими коридорами, и потому мрачная, варварская пышность их убранства давно не производила на нее никакого впечатления. Вот и сейчас она равнодушно шагала мимо вырезанных на стенах картин охоты, мимо гобеленов с вытканными на них магическими рунами, мимо многочисленных треножников с лампами, заправленными свежим жиром.
Наконец она вошла в свои покои и устало опустилась в кресло. Все здесь напоминало ее апартаменты в Логове, и за время, прошедшее с последнего визита, ничто не изменилось. Впрочем, все это не интересовало ее. Зачем ее вызвали? На первый взгляд ответ очевиден. Причина в последнем письме, отосланном с Вестницей. Вот только какие выводы из него сделали приближенные Лухи? Отправляя послание, она надеялась посеять тревогу среди предводительниц Ордена. Но могло ведь получиться и наоборот. Как бы не обвинили ее в паникерстве.
За окном сгущались сумерки. Разара вздохнула и решила не ломать понапрасну голову: всему свое время, а сейчас неплохо бы перекусить и отправиться спать. Ночь, проведенная в карете, утомила ее.
Утро следующего дня и в самом деле все расставило по местам. Лухи приняла Разару в своих покоях, упрятанных в подземельях дворца. Глаза старой колдуньи давно уже не выносили дневного света, и в немалой степени именно этим объяснялась странная планировка дворца, который снаружи выглядел меньше, чем оказывался изнутри.
— Ну так что там у тебя произошло, моя девочка? — дрожащим старческим голосом осведомилась колдунья.
Говорили, что Лухи минуло веков десять, но мало кто в это верил до тех пор, пока не встречался с ней лицом к лицу. И тогда все сомнения исчезали, потому что выглядела она как раз на свой возраст. И неудивительно, что она считала Разару девочкой.
— О том, что произошло, я тебе писала,— сухо ответила мать-настоятельница и тут же пожалела о сказанном: ее слова могли счесть за дерзость, но, к счастью, этого не случилось.
— А ты расскажи поподробнее, раз уж приехала,— попросила колдунья,— мне, старухе, интересно.
Разара еле слышно вздохнула и начала рассказ. Постепенно она увлеклась воспоминаниями и поведала обо всем: о том, как напоролись они на засаду, о битве, о погоне, о карете, утыканной стрелами, и об отрубленной руке.
— Если бы не Север,— закончила она,— не стоять бы мне сейчас перед тобой.
— Он что, действительно так хорош, этот твой Север? — проскрипела Лухи.
— Он лучше всех,— убежденно ответила мать-настоятельница.
— Лучше моего Горзы? — не унималась колдунья.
— Лучше,— не колеблясь, кивнула Разара, и на некоторое время воцарилось молчание.
— Кстати, о Горзе,— помолчав, прошамкала старуха.— Пока он отдыхал в Логове, ему там уши прожужжали об этой… Как ее… О Соне. Какова она на самом деле?
Разара взглянула на Лухи, и у нее мелькнуло сумасшедшее подозрение: а не шадизарской ли воровке обязана она своим вызовом в Похиолу? Неужели она в прошлый раз перестаралась и представила пленницу в таком свете, что старая ведьма всерьез заинтересовалась ею? Если так, а по возвращении выяснится, что она убила девушку, дело плохо.
— Она идеальная пара Северу,— честно ответила мать-настоятельница. Она не знала о том, что известно Владычице, и потому предпочла не рисковать и говорила только правду.— Не могу передать своей радости, когда поняла это. К сожалению, и неприятностей с ней хватает.
— Что так? — подняла голову колдунья.
— У девчонки совершенно необузданный нрав. Я решила подвергнуть ее Испытанию Огнем. Думаю, сейчас уже все кончено.— Разара замолчала, ожидая, что скажет ее собеседница.
Та, однако, не торопилась с ответом. Тщедушная фигурка в белом, как и у Разары, балахоне застыла в неподвижности. Лицо главы Ордена тонуло в тени надвинутого на голову капюшона. Лухи избегала даже света факелов. Лица ее никто не видел уже много лет, а Разара до этой встречи — никогда.
Неожиданно для матери-настоятельницы колдунья зашевелилась, подняла руки с неправдоподобно тонкими пальцами, обтянутыми полупрозрачной бурой кожей, и сбросила капюшон. Разара только стиснула зубы и крепче вцепилась в кресло побелевшими от напряжения пальцами, когда ухмыляющийся череп уставился на нее.
— Годы не красят, верно? — спросила колдунья.— А мимо меня пролетела едва ли не вечность! Разара продолжала молча разглядывать Владычицу Гипербореи. Тонкая, трупно-серая с многочисленными бурыми пятнами кожа обтягивала лысый череп, лишенный малейших признаков плоти. Не будь ее, и Лухи ничем не отличалась бы от скелета.
— Теперь ты понимаешь, почему уже долгие годы меня никто не видит? Виной тому вовсе не свет. Он лишь более или менее правдоподобная причина моего затворничества. Я должна жить, пока не отыщу себе достойную замену…— Она посмотрела на гостью.— Ты, моя дочь, станешь ею!
— Твоя дочь? — невольно повторила Разара, не в силах скрыть удивления.
Ее сердце забилось сильнее, а сама она едва заметно подалась вперед.
— Не совсем так, как ты думаешь, девочка,— прошамкала Лухи,— но дочь. Не я выносила тебя,— пояснила она,— но я создала тебя такой, какая ты есть. Правда, знают об этом только Посвященные.
— Что ты имеешь в виду? — прошептала Разара.
— Ты Первая Посвященная! — ответила Лухи, и даже ее скрипучий голос прозвучал торжественно в тишине зала.— Ты вобрала в себя лучшее от человека и зверя. Ты Белая Волчица. Не божество, нет. Ты Проводница воли покровительствующих нам богов! Наши единоверцы ставят под сомнение главенство Ордена. Поэтому я говорю: пришла пора действовать! Орден должен показать сомневающимся свою силу!