Муравейник - Гелприн Майкл


Капитан Старков оглядел добровольцев. Двенадцать человек, смертников.

Впрочем, они здесь все смертники: и те, кто через полтора часа начнёт пробираться через нейтралку, и те, кто будет их прикрывать. А по большому счёту, и все остальные, включая его самого, вопрос лишь в том, насколько велика отсрочка.

– Готовы, ребята? – тихо спросил Старков.

– Готовы как к быку коровы, – бормотнул хмурый мосластый Корепанов, бывший уголовник, которого ополченцем-то назвать у Старкова язык не поворачивался.

– Нормально, товарищ капитан, – улыбнулся стоящий рядом с Корепановым Стёпка Чикин, широкоплечий черноволосый красавец. – Под землю нырнём, дальше не страшно.

– Ладно, парни. Выдвигайтесь.

Старков проводил взглядом растворившуюся в вечерних сумерках дюжину добровольцев и двинулся по начальству – к превращённому в штаб полка сельскому домику на окраине посёлка Ульянка. Стылый порывистый ветер налетел, хлестанул по лицу моросью. Капитан поёжился, застегнул шинель, нашарил в кармане сигареты, умело прикурил на ветру, пошагал дальше. Полковник Луценко ждал на крыльце. Здоровенный, рослый, скуластый, в дымчатых, скрывающих глаза очках. Очки шли полковнику как обезьяне галстук. Носил он их, однако, не снимая, и подчинённые шушукались за спиной, что у Луценко, видать, косоглазие, если не базедова болезнь.

Старков, оскальзываясь в ноябрьской хляби, потрусил к полковнику через двор.

– Добровольцы ушли, – доложил капитан, козырнув. – Три группы по четыре человека в каждой, товарищ полковник.

Луценко кивнул, кинул взгляд на часы.

– Пойдёмте на батарею, – коротко бросил он.

Батарея была неподалёку, за чахлым перелеском, наполовину изведённым на дрова для костров. Собирали её с миру по нитке. Были в батарее три гаубицы, чудом уцелевшие после предыдущей артподготовки. Четыре «Гиацинта», неизвестно как сохранившиеся в почти полностью уничтоженной воинской части под Стрельной. И полдюжины САУ, врытых в землю и кое-как замаскированных. Кое-как потому, что маскировка была не эффективна – приборы, установленные на летательных аппаратах противника, находили цели безошибочно. И наземные, и подземные, и упрятанные под воду, и перемещающиеся в воздухе. Неэффективной, впрочем, оказалась не только маскировка, а, по сути, военная техника в целом. Кроме, пожалуй, личного оружия, из которого можно было, по крайней мере, застрелиться.

Застрелиться Старков хотел неоднократно. Впервые в тот день, когда стало ясно, что жена и дети погибли, потому что в центральных районах Питера не уцелел никто. Потом – когда массированная танковая атака на город была подавлена, а семьдесят процентов атакующих уничтожено. Затем – когда не взорвались ядерные заряды в выпущенных по захваченному городу носителях. И, наконец, две недели назад – за компанию с майором Ручкиным, под началом которого служил последние десять лет и который пустил себе пулю в лоб у капитана на глазах. Был Ручкин начальником разведки, и должность досталась Старкову, можно сказать, по наследству.

– Вольно, – скомандовал полковник Луценко начавшему было докладывать о готовности старлею, командиру батареи. – Снарядов не жалейте, расходуйте всё, что есть.

– Всё, что есть, не успеем, товарищ полковник.

– Тогда всё, что успеете. Вас поддержат с воздуха.

Бессмысленно, думал Старков, глядя на старшего лейтенанта, который наверняка не доживёт до завтра. Батарею, несомненно, уничтожат, так же, как и поддержку, весь вопрос в том, сколько времени удастся отвлекать этих гадов от пробирающихся по нейтралке добровольческих групп. Впрочем, неизвестно даже, удастся ли их отвлечь вообще. А если и удастся, шансы, что хотя бы одна группа вернётся и приведёт пленного муравья, невелики. До сих пор их, этих пленных, не было.

Иногда удавалось подбить сомбреро – так называли боевые летательные аппараты пришельцев. До земли, однако, подранки не долетали – всякий раз срабатывала программа самоуничтожения, и на поверхность падали лишь разнесённые внутренним взрывом обломки.

Имели сомбреро форму гнутого диска с нахлобученным по центру усечённым конусом. Они действительно походили в полёте на лихо заломленную на затылок мексиканскую шляпу. Увы, только походили, так же, как экипажи сомбреро лишь походили на увеличенных в сотню раз в размерах рыжих муравьёв. Их иногда удавалось разглядеть в бинокли. Вблизи же чужаков не видал, вероятно, никто. Никто из тех, кому повезло уцелеть.

Пушечные и гаубичные батареи открыли огонь ровно в восемь. По всему фронту – окружающему Санкт-Петербург кольцу. Задрав голову в небо и стиснув зубы, Старков смотрел, как уходят на север снаряды и мины. Часть из них, возможно, долетит и взорвётся в центре города, в котором он родился и вырос. Города, который три месяца назад пришельцы атаковали с воздуха, прошили уничтожающим биологическую жизнь излучением, искорёжили и превратили в муравейник.

Возможно, удастся прибить пару-другую сотен чужих. И – всё, на их место встанут новые. Старков не знал, как эта сволочь размножается и размножается ли вообще, но очевидцы, спасшиеся с городских окраин, уверяли, что из упавших на Питер гигантских волчков высаживались тысячи и тысячи этих гадов. Высаживались и сходу взлетали в изринутых из чрев волчков сомбреро.

Противник контратаковал через двадцать пять минут после начала канонады. С десяток летательных аппаратов разом материализовались над позициями. Они всегда появлялись именно так – внезапно. Старков не знал, гасили ли сомбреро чудовищную, делавшую полёт невидимым, скорость или были вынуждены смещаться в видимый диапазон для ведения боевых действий.

Дальнейшее в памяти отложилось плохо. Ни как инопланетники расстреливали гаубичную батарею, ни как вслед за ней уничтожали открывшую огонь зенитную, ни как подавляли вынырнувшие из облаков звенья Мигов, капитан не помнил.

– Гады, гады, гады! – кричал кто-то над ухом, перекрывая рёв самолётных моторов и грохот взрывов. – Гады-ы-ы-ы!

Старков пришёл в себя, когда рёв и грохот уже смолкли, сомбреро убрались – растворились в воздухе как не бывало, и остался только истошный, пронзительный, вонзающийся в барабанные перепонки крик. Прекратившийся, лишь когда Старков осознал, что кричит он сам.

* * *

– Сейчас н-начнётся, – прапорщик Платонов кинул взгляд на часы. – Уходим н-на рывок с первым залпом, – запинаясь, продолжил он. – Готовы? Подключить п-приборы.

Стёпка Чикин скривился. Явно трусивший армейский ему не нравился. А прибор ночного видения, в отличие от Платонова и остальных, был не нужен. В темноте Стёпка видел прекрасно, как и свойственно чёрному археологу, диггеру, исходившему и исползавшему сотни километров в чреве города, в его путаных чёрных кишках.

– Закурить бы, – мечтательно сказал Коля Довгарь, долговязый жилистый псковский работяга. – Мочи нет терпеть.

– На том свете п-покурим, – отозвался Платонов.

– Метлу придержи, начальник, – резко обернулся к прапорщику Корефан. – Ещё раз про тот свет болтнёшь, урою. Под землёй покурим, – бросил он Коле. – Потерпи, кореш. Верно я говорю, копаль?

– Верно, – подтвердил Стёпка. – Под землёй можно.

Корефан кивнул. Был он из уголовников, хмурый, злой и жизнью битый. В добровольцы вызвался, узнав, что идёт Стёпка, единственный человек в ополченческой роте, которому более-менее доверял и к которому прислушивался. Видимо, диггерство казалось бывшему урке достойным уважения занятием.

Стёпка вгляделся в темноту. Нейтральная полоса начиналась здесь, у Ленинского проспекта, и тянулась через весь Кировский район и дальше, до набережной Обводного канала. Была нейтралка сплошной грудой развалин – жилые и производственные здания муравьи сравняли с землёй в первые две недели после вторжения. И сейчас постепенно надвигались на нейтралку из центра, одно за другим возводя гигантские, цепляющиеся друг за друга уродливые строения – муравейник.

– Ты вот что, прапор, – сказал Стёпка Платонову. – Как полезем на нейтралку, командуй. Но как только доберёмся до лаза – забудь. Дальше я поведу, понял?

– Он т-точно есть, лаз? – голос у Платонова по-прежнему срывался.

– Точно сейчас ничего не бывает. Кроме времени. Сколько там на твоих?

– Без д-двух восемь.

– Ладно.

Стёпка замолчал. До лаза – уходящего под землю хода в бывшую станцию метро «Дачное» – по прямой было километра полтора. С учётом, что придётся пробираться через развалины – вдвое больше. Одолеть надо за полчаса, столько обещал продержаться капитан. Если не успеют, их обнаружат и прикончат наверняка. Испепелят лучевым разрядом, сгустком антиматерии или ещё какой дрянью. О вооружении противника ополченцам рассказывал очкастый дядька, доставленный на передовую прочитать доклад про то, от чего предстоит подохнуть. Стёпка слушал вполуха: чем именно для него всё закончится, было без разницы. Если… не дал додумать обрушившийся с юга раскатистый рёв.

– Пошли, – рявкнул Платонов.

Стёпка, закинув за спину АКМ, выскочил на нейтралку. Петляя по развалинам, группа устремилась на север. Быстрее, быстрее, ещё быстрее, отчаянно било в висок. Ещё быстрее, ещё.

– Вот они, суки! – заорал за спиной Корефан. – Падлы, гниды позорные!

Стёпка на секунду остановился, задрал голову, замер. С десяток муравьиных сомбреро зависли в зените, на них пикировали сверху звенья истребителей и штурмовиков, снизу нащупывали прожекторами, огрызались снарядами зенитные батареи.

– Вперёд, – заорал Корефан. На секунду его хищное, с раззявленным в крике ртом лицо оказалось вровень со Стёпкиным. – Рвём когти, кореш, к хренам, к мать-перематери.

Сомбреро прошили окружающее пространство тонкими бледно-розовыми лучами. Вспышка поглотила вывернувшийся из пике штурмовик, луч надвое развалил решившийся на таран истребитель.

Грохот и рёв стихли, когда до лаза осталась какая-то сотня метров. Стёпка на бегу оглянулся. Сомбреро одно за другим уходили, набирая скорость, в облака, растворялись в небе.

«Ну же! – подстегнул себя Стёпка. – Давай!».

Обдирая ладони о бетон, он подтянулся на вывороченном из земли блоке, перевалился по другую его сторону. Лаз был рядом, Стёпка наизусть заучил отснятую с воздуха карту. Вон за той конусообразной кучей мусора.

Чикин бросился к ней, сзади в затылок тяжело хрипел Корефан. Стёпка обогнул кучу, обернулся, поджидая остальных. Платонов, полусогнувшись, преодолевал завал метрах в пятидесяти позади. Коля Довгарь отставал, его длинная нескладная фигура появилась в прорези между двумя вставшими на попа бетонными блоками и вновь исчезла.

– Быстрее, мать вашу, – прохрипел Корефан. – Ох, мля…

Сомбреро, вывернувшись из облаков, понеслось по параболе вниз.

– В лаз! – заорал Стёпка. Рванулся, увлекая за собой Корефана.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.