Наконец, на миг вернулась надежда. Торивший путь Келлер уткнулся в деревянный столб. Удалось разглядеть провода. Значит, они все же не кружили, а где-то было человеческое жилье и шанс до него дойти.
* * *
– Герр Келлер, я уверен в том, что фюрер не повторит ошибку генштаба. Мы вернемся к Сталинграду в середине весны и возьмем еще летом.
– Герр Вранке, я тоже уверен, что эта ошибка не повторится. Уже летом мы будем думать, как удержать Днепр, а не вернуться на Волгу.
– Меньше пессимизма, друг. Ведь мы отдали им Ростов, а потом взяли обратно и прошли еще сто пятьдесят километров на восток.
Они остановились у десятого столба – как считал Келлер, линия вела на север. Присели-прилегли отдохнуть, укрывшись от колючего ветра невысоким снежным валом и воротниками шинелей. Согревались лишь папиросами – в маленькой спиртовке закончилось горючее. От собственной безрадостной судьбы отвлекал спор о судьбе фатерланда.
– Герр Вранке, – после некоторой паузы, с раздражением сказал Келлер, – лояльность фюреру не должна переходить в войну с фактами. Факты печальны. На наш один танк русские выпускают два – неужели вы это не поняли в прошлом ноябре, когда на наш батальон пришлась одна красная броневая дивизия?
– Мы умеем их подбивать…
– Оставьте, герр Вранке. Наши лучшие истребители танков погибли в котле. Враг учится воевать, а мы теряем кадровые войска. К тому же мы не можем бомбить танковые заводы на Урале, а англичане бомбят весь Рейх. Вы знаете, что Кельн и Любек разрушены?
Герр Вранке буркнул: «Слышал». Унтер Шмидт вздохнул – он был из Любека.
– А я знаю – я был в отпуске в сентябре. И самое плохое, у врага полное превосходство на западном воздушном фронте. Когда западный фронт станет наземным, у них будет тотальное превосходство в небе. И если не произойдет чудо, остается гадать, кто первый подойдет к Берлину – русские или англичане. Не думаю, что фюрер запросит мир раньше этого.
– Вы оптимист, – бросил молчавший Вернер. – Думаю, нас могло бы спасти только чудо Петра III.
Вранке удивленно взглянул на него. Келлер понимающе кивнул.
– Русский царь, наследник царицы Елизаветы, прекративший войну с Фридрихом, – пояснил Вернер. – С доски сошла сама сильная фигура.
– В галантном веке было проще, – вздохнул Келлер. – Нынешний царь – идеология. Господа, еще светло. Продолжим путь.
Вранке промолчал, только скосил взгляд на ранец Шмидта, где среди обойм болталась банка сардин. Рыбешек поймали в Бискайском заливе, поджарили в оливковом масле, закрыли в жестянках. Пустили странствовать по европейской колее, потом по русской. Выгрузили на берегу Дона, сбросили на парашюте рядом с развалинами сталинградского элеватора. Теперь сардины не знали, где они: в Европе или в Азии?
Дитрих Келлер покачал головой – «побережем». Вернер и Шмидт согласно кивнули. Страшно идти, когда припасы съедены до конца.
Еще несколько секунд – и метель принялась заносить четыре впадины возле столба и три окурка – Вранке, по охотничьей привычке, ввинтил окурок в сугроб.
* * *
– Герр Келлер, вы видите провода?
– Нет.
Приходилось кричать. С наступлением сумерек снегопад усилился и перешел в снежную бурю. Ветер уже не выл, а ревел, трудно было разглядеть не провода, а друг друга. Нашлась веревка, и все четверо, ухватившись, брели спотыкающейся вереницей.
То и дело казалось, сбились с пути. Но в очередной раз впереди вырастал столб. Не просто впереди – на дистанции вытянутой руки.
Снова лечь рядом со столбом не хотелось. Все четверо понимали – тогда уже не встать. И кто сказал, что буран будет короче прежней метели?
А потом и сам буран показался штилем. Рев стал плотным, как ветер. Ветер – как стена. Стена толкала, несла вперед. Ни рта открыть, ни рукой пошевелить. Казалось, сама Земля кружилась быстрей, чем положено. Или не казалось.
Вернер понял – его несет на очередной столб. Избежать удара не проще, чем если бы вышвырнули с борта самолета.
Но ветер подул сильнее, хотя, казалось бы, куда еще? И столб, возникший перед лицом Юлиуса, не убил его, но растаял. Как льдинка, брошенная в чан с кипятком.
Рядом летел майор Вранке. Рот раскрыт, но вряд ли он слышал себя самого.
И вдруг ветер пропал. Будто выключили.
На такой скорости можно уцелеть, лишь упав в глубокий сугроб. С Юлиусом Вернером так и случилось. Рядом упал Вранке, потом еще кто-то…
* * *
– Герр Келлер, вы живы?
– В какой-то степени – да.
С Вернером было понятно, он поднялся раньше всех и глядел по сторонам. Унтер Шмидт тоже уцелел и, согнувшись, изучал содержимое ранца: не пропало ли что-нибудь еще?
А Вернер продолжал разглядывать окрестности. Потом произнес.
– Господа, вы заметили, что столбы исчезли?
Наблюдать было нетрудно. Ветер стих до легкого шуршания. Ночное небо еще не прояснилось, но в разрывах облаков мелькали звезды. Все равно столбы не просматривались.
– Куда же делся ориентир? – бормотал герр Вранке. – Майн Готт!
Все четверо беглецов из котла были оглушены невиданным полетом, завершившимся минуту назад. Иначе их острый солдатский слух разобрал бы звуки, которые еще недавно, в окопах, заставили бы их мгновенно схватить оружие.
А так все случилось разом. Грянуло взрывное конское ржание, в почти полной тьме появился десяток верховых фигур, и они были уже рядом.
Майор Вранке встрепенулся едва ли не раньше всех. Он сорвал с плеч шмайссер, прицелился, но палец в толстой варежке не сразу нашел предохранитель. Когда же нашел, то ближайший кавалерист уже сделал выводы – без драки не обойдется.
Вранке не понял, что такое противник метнул в его сторону. Только шею, прикрытую шарфом, будто сжали пальцы великана. И пистолет-пулемет шмякнулся в снег, за ним повалился сам Вранке.
Задыхаясь, он все же разглядел происходящее с товарищами. Келлер снял с плеча винтовку, ближайший кавалерист пришпорил коня и наскоком сбил майора в сугроб. Шмидт, заметивший опасность, сунул руку в ранец, верно искал гранату. Другой всадник – Вранке разглядел его черную бороду – одним скоком добрался до него. Выставил длинную пику, желая сколоть. Но переменил решение и ударил древком – унтер свалился.
Юлиус Вернер просто поднял руки.
* * *
– Чего с ними вожжаться? Расспросить, зарезать да обобрать барахлишко.
– Тоже скажешь, расспросить. Они и по-своему сейчас мемекать не могут. Не то чтобы по-людски.
– Немчура это. Вот те крест, немчура.
– Тогда зарезать. Немцы – всегда православному народу первые согрубители.
– Погоди. Пусть сперва расскажут, как они из своих пистолей стреляют.
– Не, для пистоля коротковато будет. Ружжо.
– Ружжо – то, c чего этот журавль в нас пулять хотел. И то, замок у него непонятный, и киса странная прицеплена. То ли для равновеса, то ли пули в ней хранить.
– Эй, молодцы, сажай их в сани. Только пистоли отдельно клади. В Берде разберемся, резать али к звездам подтянуть.
* * *
– Это конные саперы с противотанковыми ружьями? – тихо спросил унтер Шмидт. Все три офицера были в сознании, поэтому вопрос относился к каждому из них.
– Нет, – так же шепотом ответил Келлер. Он лежал рядом с унтером и видел то, что и он: огромное ружье на боку всадника, едущего справа от саней. – Противотанковые ружья не выпускают с кремневым затвором. Думаю, от таких мушкетов отказались уже во времена Наполеоновских войн.
– Мне не стоило шутить, – прошептал Вранке, трогая горло. – Я не раз говорил, что такой вихрь может занести хоть на край света. Похоже, он занес нас на страницы романа Карла Мая или Майн Рида: нас взяли в плен конные варвары с копьями и арканами.
– Это другой роман, – отозвался Вернер. – Скорее – роман Джованьоли о Спартаке.
– Почему вы так думаете? – спросил Келлер.
– Потому что, когда нас сажали в сани, я успел перекинуться парой слов с этими ребятами. И чтобы им не пришло в голову зарезать нас без расспросов, признал законной власть царя Петра Федоровича.
* * *
– …После этого война превратилась в длительный кавалерийский рейд. Пугачев (это слово Вернер произнес тише других) захватывал маленькие города, пополнял запасы пороха и свинца, вешал местную администрацию, а крестьяне в радиусе ста верст поступали точно так же со всеми пойманными феодалами. После этого приходили правительственные войска – и крестьянский царь скакал дальше. Осенью 1774 года он проиграл гонку, был окончательно разбит и выдан беспринципным окружением. Как и положено, эшафот в Москве был сооружен не только для него, но и для менее сообразительных или более совестливых приверженцев.
– И каков был результат этой жакерии? – спросил герр Келлер.
– Крестьянам стало жить хуже. Екатерина правила чуть осмотрительней. В лексике российских интеллектуалов появился термин «пугачевщина».
– Но, как я понял, этот буран занес нас в более раннюю фазу восстания, когда Пугачев еще имел подобие регулярной армии.
– Герр Вранке, мы все обязаны забыть слово «Пугачев». Произносить его сейчас вслух не лучше, чем в компании офицеров СС назвать фюрера «импотентом». Он царь, по имени Петр Федорович. В остальном вы правы. Судя по подслушанным репликам, повстанцы одержали первые победы, они осаждают города и рассылают отряды фуражиров. Недаром наши соседи – мерзлые свиные и бараньи туши.
– У нас все шансы добраться в пункт назначения в том же виде, – проворчал Вранке.
Чуть погодя – вспоминал книжные фразы – Вернер обратился к ближайшему казаку:
– Скажи-ка, дядя, как вашего атамана звать по имени, по отчеству?
– Степан Иваныч. А што?
– Пусть он сюда подъехать. Я должен говорить.
Казак ругнулся, но устремился вперед. Через пару минут подъехал атаман – верзила, в высокой шапке, поверх которой была треуголка.
– Скажи, Степан Иваныч, ты решил нас к царю-батушке везти?
– Ага.
– Тогда ты сам думай, нужны царю льдышки – или мы живые нужны? Тогда пусть нас согреют.
Атаман выругался, как и казак, но отдал приказание. Немного погодя в сани бросили какие-то овчины, верно конфискованные там же, где и припасы, а также мерзлый каравай. Подумав, атаман протянул большую баклажку. Водка оказалась резкой, но слабее привычной.
– Русские без комиссаров мне нравятся больше, – проговорил Вранке, передавая бутыль Келлеру.
* * *
Водка и оттаявший во рту хлеб клонили в сон. Два майора и унтер задремали. Сквозь сон они слышали, как Вернер пытается петь с казаками песни и даже учит их какой-то еще не написанной в те времена.
Проснулись от криков и факельного света. Отряд явно прибыл к месту назначения: всюду были избы, шатры, телеги. Среди прочего немцы обратили особое внимание на виселицу. Петля не пустовала.
Впрочем, подъехали не к ней, а к самой крупной избе.
– Господа, настала минута морального выбора, – сказал Келлер. – Мы, безусловно, будем признаны солдатами, а значит, единственная альтернатива петле – военная присяга царю мужиков с обязательством служить.
– Мы присягали фюреру, – ответил Вранке.
– Но можно ли изменить тому, кто еще не родился? – спросил Вернер.
– Если мы будем служить этим казакам, – сказал Шмидт, кажется впервые взявший слово в компании офицеров, – они научатся использовать автоматическое нарезное оружие и разгромят Германию.
– Этого нужно бояться в последнюю очередь, – усмехнулся Келлер. – Даже магазинная винтовка появилась благодаря целому комплексу технологических условий: стальному прокату, станкам… химии, которая дала капсюли… Если представить, что в восемнадцатом веке пистолет-пулемет или хотя бы пистолет попадет в руки даже не степного варвара, а инженера-механика в столице, – он отстреляет имеющиеся пули, попытается воспроизвести оружие и, ничего не добившись, отправит его в коллекцию диковинок.
– Есть ли смысл спорить, – сказал Вернер, – ведь наше оружие уже у них в руках.
– Оружие, но не навык, – возразил Вранке. – А насчет изготовления…
Сани остановились, разговор прервался.
– Вылезайте, ребятушки, – распорядился атаман. – А ты, Юлий Петрович, смотри, присягни царю верой-правдой. Если тя повесят, я песню про персидскую княжну не запомню.
Офицеры вылезли из-под нагретых овчин и, ежась, направились к крыльцу.
Сперва их провели в большие, более-менее теплые сени, полные всякого народа, трезвого и пьяного. Кроме казаков, были башкиры, кто в халатах, кто-то в кольчугах. Сквозь сивушный туман раздались голоса:
– Что за пташки? Немчура?
– Ахвицеры? Попили небось солдатской кровушки.
– Пусть царю послужат. Петру Федоровичу и башкиры служат, и калмыки, и прочие татары. И немцы должны.
Из царской горницы вышел знакомый атаман Степан Иваныч.
– Ну, ребятушки, проходите. От порога поклониться царю не забудьте. Не дерзите, не робейте. Может, в сотники вас, может, на глаголице болтаться.
Однако до царского порога немцы не дошли. Дверь в избу распахнулась, ворвался заснеженный парень и заорал с порога:
– С Урала вести! Ванька Грязнов заводы взял. Златоуст, Кыштым, Каслин – все наше! Начальство повешено, фабричный народ теперь кто для нас пушки льет, кто в пехоту пошел. Скоро весь Урал скрутим!
Раздался общий заздравный рев.
– Подождем с немцами, – распорядился атаман. – Пусть сперва весть царю принесут.
Гонец скрылся в царской горнице. Оттуда тоже раздались радостные крики.
Юлиус Вернер стоял у стены, будто что-то вспоминая. Потом негромко запел:
– Ишь ты, немец, ладно придумал, – хохотнул стоящий рядом мужик с опаленной бородой, верно уральский рабочий. И сам подпел незнакомую песню.
– Герр Вернер, если в программе победителей предусмотрен банкет, то нам было бы неплохо в нем поучаствовать, – заметил майор Вранке.
* * *
– Господа, будьте осторожны с бараниной. Если набить жирным мясом пустой желудок, то природа позовет во двор во время царского приема.
Мудрость совета майора Келлера была подпорчена тем, чем он произнес ее с набитым ртом. На царский пир немцев не позвали, но нашли для них отдельный закуток, куда принесли таз, полный жареного мяса, и миску квашеной капусты. Одни куски подгорели, другие не пропеклись, но все равно были самым вкусным блюдом в жизни.
– Возвращаюсь к разговору, – майор Вранке покосился, но потом облизал пальцы и довытер о мундир. – Может быть, нам оговорить условия сотрудничества? Мы готовы делать все, кроме того, что вредит Германии, и не будем убивать немцев.
– Объяснить, что такое Германия, в восемнадцатом веке будет непросто – и не только мужицкому царю, – возразил Келлер. – Сложно и с обязательством не убивать немцев. Его не принял бы ни один офицер Фридриха Великого – вспомните Лейтен, Колин и Лигнице. Давайте упростим вопрос. Что объективно выгодно Рейху – победа или поражение Пу… Петра Федоровича? Герр Вернер, вы здесь единственный консультант по русским революциям. Ответьте – и мы примем решение.
– Вообще-то, – тихо сказал Юлиус, – если бы мы хотели прекратить эту войну прямо сейчас, то это нетрудно. Я сохранил свой «вальтер», вы, наверное, тоже. Мы могли бы застрелить царя, пробиться к своим автоматам – и, если повезет, даже продолжить путешествие по степи. Но что бы это дало? Не нам, а будущему Рейху. Для Российской империи эта крестьянская война имела сугубо педагогический эффект, не больше. Зато если бы крестьянский царь победил… Хотя бы благодаря нам…
– Герр Вернер, это невозможно, – возразил Вранке. – Не забывайте, у нас только двести семьдесят патронов и семь гранат. Да, автоматическим огнем можно рассеять два или три каре, отбить кавалерийскую контратаку. Гранаты пригодятся для штурма стен средневековой фортификации. Но эта одна взятая крепость и одна выигранная битва. Для победы в войне недостаточно. Кстати, в 1870 году французская винтовка Шаспо была лучше нашего Дрейзе, но это не спасло лягушатников.