В военном деле русские люди также намного отстали от просвещённого Запада. С XIV века там уже является военная наука, появляются солдаты и вводится более или менее правильная организация войска, тогда как у нас, на Руси, всё ещё господствует старый восточный лад.
Благодаря иностранцам у нас является знакомство с западной наукой. Вообще иностранное население на Руси быстро возрастает, и перед Москвой является целый иностранный город близ села Преображенского – Немецкая слобода, в которой живут многие из именитых иностранных купцов, имевших в Москве большое значение, вхожих к царю и служивших агентами и советниками по торговым делам с иностранцами.
Необходимость заставляет русских людей уже с XV века обращаться к иностранцам, и западноевропейское влияние всё более и более упрочивается в XVI и XVII веках”.
Именно иностранцы-современники оставили наиболее яркие впечатления о людях и нравах, религии, быте, системе управления России XVI–XVII веков. Попадавшим в Московское царство иностранцам всё в стране казалось странным и необычным. Их поражала природа и богатства страны, её размеры, деспотический характер власти, бесправие поданных царя и великого князя и, конечно, быт и нравы Московии, частично заимствованные из Византии и Золотой Орды. Русский историк В. Ключевский писал:
“Незнакомый с историей народа, чуждый ему по понятиям и привычкам иностранец не мог дать верные объяснения многим явлениям русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оценить их. Но описать их, выставить наиболее заметные черты, он мог лучше и полнее, чем люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них со своей домашней точки зрения”.
Западные исследователи иногда говорили, что “русский народ в продолжение многих веков имел то несчастье, что каждый мог свободно распускать о нём по свету всевозможные нелепости, не опасаясь встретить возражения”.
Многие иностранцы, побывавшие в России в XVI–XVII веках, упорно не хотели признавать русских европейцами, называя их только варварами. Иностранцы, граждане европейских государств понимали потенциал России и её народа. В середине XVI века англичанин Р. Ченслер писал:
“Если бы русские знали свою силу – никто не мог бы бороться с ними, а от их соседей остались бы только остатки”.
О России XV и XVI веков писали иностранцы Барбаро, Кантарини, Рандольф, Павел Новокомский, Ченслер, Компанезе, Флетчер, Герберштейн. Наболее интересные описания России XVII века оставили Маржерет, Олеарий, Павел Алеппский, Майерберг, Рейтенфельд и Корб. Они писали обо всём – о природе, климате, природных богатствах, торговле, сельском хозяйстве, промышленности, сословиях, характере правления, верховной власти, суде, войске, духовенстве, домашнем и общественном быте, семейной жизни, просвещении, нравах и обычаях. Эти описания России XVII века говорят о её состоянии перед реформами Петра, во многом их объясняя:
“От одного взгляда на зиму в России можно почувствовать холод. В это время морозы бывают так велики, что вода, выливаемая по каплям или вдруг, превращается в лёд, не достигнув земли. Часто случается, что медведи и волки в суровую зиму, побуждаемые голодом, стаями выходят из лесов, нападают на селения и опустошают их. Жители вынуждены бывают спасаться бегством.
Как сильны морозы зимой, так, напротив, велики бывают жары летом. В России господствует холод почти постоянный, зной – кратковременный, дожди – нередко проливные, снега поистине глубочайшие.
Русские весьма способны переносить всякого рода трудности, так как их тела закалены от рождения холодом.
Земля в стране русской при небольшой обработке чрезвычайно плодородна и родит рожь и пшеницу в громадном изобилии. Текущие реки и стоячие озёра, которых в России множество, до чрезвычайности изобилуют всякого рода рыбой.
Московия очень богата мёдом, который пчёлы кладут на деревьях без всякого присмотра. Вообразив это обилие мёду и лесов, не удивительно, что всё то количество воска и смолы, которое потребляется в Европе, равно как и драгоценные меха привозятся к нам через Ливонию из московских владений.
Россия – государство очень богатое. Русские платят иноземцам обыкновенно товарами: мехами, воском, салом, кожами, сафьяном, льном, пенькой, икрой, сёмгой, топлёным жиром морских животных, поташом, пряжей.
Царь чуть ли не один ведёт все наиболее важные торговые дела в государстве или, иногда, входит в товарищество со своими поданными или с чужестранцами, ради обоюдной выгоды. Для вывоза в разные места морским путём своих товаров русские обыкновенно нанимают за большую цену иностранные суда.
Для поездок по суше служат, главным образом, резвые, наёмные лошади, расставленные по всему пути, по всем большим дорогам. Ими пользуются для совершения чрезвычайно быстрых поездок не только одни купцы, внося за это небольшую плату, но и гонцы, развозящие царские указы.
Люди русские очень способны к разным ремёслам, легко перенимают всё, что увидят у немцев, и в немного лет они научились и переняли у последних много такого, что прежде совсем не знали”.
“Весь московский народ более подвержен рабству, чем пользуется свободой. Все московитяне, какого бы они не были звания, без малейшего уважения к их личности находятся под гнётом жесточайшего рабства.
Если бы кто в прошению царю подписал своё имя в положительной степени, то непременно получил бы возмездие за нарушение закона об оскорблении величества. Даже те из них, которые занимают почётное место в Тайном совете, присваивают себе уменьшительные имена, например, Яков должен подписываться Якушкой.
Будучи обречены на тяжёлую работу и прикрепощённые к земле, крестьяне безнаказанно оскверняют праздничные дни работой на самих себя, дабы не пропасть, так как в течение всей недели они обязаны в поте лица трудиться на своих господ. Тяжёлыми податями они доведены до такой бедности, что ничего не имеют, кроме изорванной одежды и коровы с подойником”.
“Правление у них чисто тираническое: все его действия склоняются к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским образом.
Что касается главных пунктов, входящих в состав самодержавного правления, – издание и уничтожение законов, назначение правительственных лиц, право объявлять войну и заключать союзы с иностранными державами и право казнить и миловать с правом изменять решения по делам гражданским и уголовным, – то все они так безусловно принадлежат царю и состоящей под ним Думе, что его можно назвать как верховным правителем, так и самим исполнителем по этим предметам.
Хотя брать взятки всем приказным строго запрещается под страхом наказания за то кнутом, но их тайно берут. За подарки часто можно узнать о самых тайных делах. Корыстолюбие их простирается до такой степени, что если не подарить им что-нибудь, нельзя ничего от них получить, не совершить с ними никакой сделки.
Вельможи, как и частные люди, не постыдятся нагло потребовать, чуть что увидят, перстни, или другие вещицы, даже деньги, словом всё, что бы то ни было”.
“По московскому обычаю, между военными начальниками принимается в уважение род, а не опытность. Хотя бы храбрость и благоразумие провели кого-нибудь по всем степеням долговременной военной службы до самой высшей, хотя бы он прославился тысячью побед над неприятелями, всё же должен уступить какому-нибудь навернувшемуся лентяю и трусу, которому достались именитые предки.
Хотя они, в случае нападения, действуют горячо, однако не могу долго устоять в сражении, и если бегство где-либо началось, то их нельзя удержать никакой высшей властью. Поэтому они, скрывая свои намерения, охотно прибегают к сражениям на расстоянии, притворным отступлениям, разделению, расстройствам рядов, засадам, хитростям и обманам”.
“Кладовые царского дворца полны всем, что только возможно изметь из рога изобилия для роскоши смертных, а винные погреба не только уставлены множеством бочонков с критским, испанским, французским, рейнским винами, но и бочонками с пивом, различными медами и водкой, а в летнее время всегда набиты грудами льда. Всё это служит не только для ежедневного содержания самой многочисленной толпы придворных, но и для весьма частных пирушек бояр, которые, употребляя во зло снисходительность Алексея Михайловича, без его ведома просят ключника нацеживать себе вдоволь всего для угощения пышными обедами своих гостей, даже ещё самовластно приказывают им это. Никто не смеет доносить на них царю”.
“Трон царя не велик, но драгоценен. Он состоит их четырёх украшенных разными изображениями позолоченных колонн. Верхняя часть похожа на кровлю или свод, кончаясь конусом, и замечательна как пышностью, так и ценностью. На верху трона – двуглавый орёл с коронами на обеих головах. Кроме того, над этими коронами высилась посередине ещё третья – это княжеский герб, часто встречающийся нам во время путешествия по стране на верху башен и зданий.
На этом троне высоко восседал царь. Его голову украшала блиставшая шапка, поверх которой была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и драгоценностями корона. Кафтан, на который от чрезмерного блеска нельзя было пристально смотреть, был столь раскошен, что после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору, что о нём. Верхняя мантия так и блистала алмазами и жемчужинами. Московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звёздами солнцем”.
“Дети царя в так называемые шахматы, знаменитую персидскую игру, по названию и ходу своему, поистине, царскую, играют ежедневно и очень искусно, развивая ей свой ум до удивительной степени”.
“Дома в Московии мало украшают и мало обращают на них внимания. Воздвигая их, не прибегают к разного рода ухищрениям и отделкам. Пренебрегая каменными домами, русские совершенно справедливо полагают, что гораздо здоровее по причине сильных и постоянных холодов, запираться в деревянные. Простой народ выводит дома лишь в один ярус, остальные же выше двух. Многие дома даже среди города, не имея дымовых труб, выпускают дым через крайне узкие окна и не заключают в своих стенах ничего другого, кроме печи для варки пищи, стола со скамьями и небольшой иконы какого-нибудь святого.
Большая часть русских, особенно из простонародья, расходует на свою жизнь весьма мало. Как жилища их плохи и бедны, так и запасы и домашняя утварь крайне ничтожны и не обильны, хотя и достаточны для них. У большей части хозяев найдётся три-четыре глиняных горшка и столько же глиняных или деревянных блюд. Большинство не употребляет никаких перин и спит на подушках, на соломе, рогоже или на своей одежде. Места для спанья у них – обыкновенно лавки, а зимой печи.
На длинный и узкий стол, покрытый скатертью из плохого льна, ставятся уксусница, перечница и солонка. Каждому из обедающих кладут ложку и хлеб, но только не всегда, а тарелки, салфетки, ножи и вилки не кладутся никому, кроме знатных. Потом подаются кушанья, каждое порознь, одно за другим и во множестве, если много гостей. Блюда одинаковые у всех и по неряшеству прислуги запачканные.
Начало обеда делает водка. Первую подачу кушанья составляет холодная вареная говядина, приправленная уксусом и сырым луком. Потом подаются другие кушанья либо вареные, либо жареные, либо с подливой, везде с чесноком и луком, которые у московитян самые изысканные и возбуждающие вкус средства. Напитки у них разные: вино, пиво, которое пьют редко, всякие меды и водка, составляющая начало и конец обеда.
Во всей Московии крестьяне утоляют голод ржаным и пшеничным хлебом, бобами с чесноком, а жажду – водой.
Повседневная одежда московитян, даже и знатных, не очень расстроит состояния. Весьма узкое исподнее платье из дешевого сукна, и немного не достающий до икр зипун, и надетый сверх него кафтан с длинными рукавами, летом из камлота, а зимой из сукна на меховом подбое. Хотя эти оба платья и поизотрутся и запачкаются в носке, московитяне не бросают их”.
“Супруги и вообще женщины не пользуются у них таким почетом, как у прочих народов, а считаются почти наравне со служанками”.
“В кабаках пьянствуют до тех пор, пока не вытряхнут мошну до последней копейки. Они пьют не процеживая сквозь зубы, как курицы, а глотают всей глоткой, точно быки и лошади, да и никогда не перестанут пить, пока не перестанешь наливать”.
“Русский народ очень недоверчив и подозревает всех иностранцев, которые расспрашивают о политике или религии.
Московитяне без всякой науки и образования, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то в пределах Московского царства. А что московитяне изгоняют все знания, это надобно приписать самим государям, которые ненавидят их из опасения, что подданные наберутся в них духа свободы да потом и восстанут, чтобы сбросить с себя гнетущее их деспотическое иго.
Чтобы учиться, у русских в добрых головах недостатка нет. Между ними встречаются тонкие, способные люди, одаренные ясным умом и доброй памятью”.
Царь Алексей Михайлович всю жизнь пополнял свои знания чтением книг и общением с интересными, знающими людьми. Все современники отмечали его разносторонний ум и интерес к новым знаниям. Алексей Михайлович, как и российская элита, осторожно относились в западной культуре. Сближению мешали многолетние войны и различия между православием, католичеством и протестантизмом – именно два последних вероисповедания доминировали в Западной Европе. Русские люди боялись учиться у иноверцев. На Русь часто приезжали учёные и монахи из бывшей Византии, давно покорённой Турцией, но греки, дискредитировавшие себя уступками султану и контактами с католическим Римом – вплоть до унии, пользовались в Москве относительным авторитетом. Сохранился указ Алексея Михайловича от 6 августа 1674 года – Петру к тому времени уже исполнилось два года:
“Князя Андрея Михайлова сына Кольцова – Мосальского из стряпчих записать по жилецкому списку за то, что он на голове у себя волосы обстриг. А стольникам, стряпчим, дворянам московским и жильцам указал великий государь, чтоб они иноземских немецких и иных обычаев не перенимали, волосов у себя на голове не подстригали, тако ж и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили, и людям своим носить не велели. А будет кто вперед учнет волосы подстригать и платья носить с иноземного образца, и такое ж платье объявится на людях их, и тем от великого государя быть в опале, и из высших чинов написаны будут в нижние чины”.
В 1682 году, при царе Фёдоре Алексеевиче, было отменено местничество и были запрещены даже споры из-за мест.
Местничество – система феодальной иерархии в Московском государстве XV–XVII веков – регулировало служебные отношения между членами служилых фамилий на военной и административной службе и при дворе. Местничество основывалось на том, что взаимное соотношение родов должно было оставаться всегда на одном и том же уровне и положении. Название “местничество” произошло от обычая считаться “местами” – за столом и на службе. Место зависело от “отечества”, “отеческой чести”, которая слагалась из двух элементов – происхождения с родословной и служебной карьеры самого служилого человека и его предков. Местнические споры разбирали лично царь и Боярская дума.
Первоначальное положение служилого рода в Москве зависело от положения его членов в момент перехода на службу к великому князю. Таким образом, первое место среди московского боярства заняли потомки великих князей. После них шли потомки удельных князей. Князья заняли место на иерархической лестнице выше нетитулованных бояр московского великого князя, хотя бы те и насчитывали не одно поколение на службе в Москве. Мелкие князья, до перехода в Москву находившиеся на службе у других великих или удельных князей и перешедшие под власть московского великого князя со своими государями, теряли своё старшинство и становились ниже московского боярства. Удельное боярство также было ниже московского и занимало положение на иерархической лестнице в соответствии с иерархией своих бывших удельных княжеств.
Не только каждый род, но и каждый член рода имел постоянное и строго определённое положение в служебной иерархии. Если кому-нибудь удавалось выдвинуться и стать выше, то это влекло за собой повышение его потомства и понижение тех, кого он “пересел”. Этим и объясняется то упорное сопротивление, которые оказывали в XVI и XVII веках представители боярских родов в случае несоответственного для них назначения. Их согласие на назначение влекло для них потерю прав.