Едва эта мысль пришла мне в голову, я увидела, как выразительно мистер Рочестер посмотрел на Бланш, когда та вскрикнула от радости после удачного удара.
Я видела, что он собирается жениться на ней из корыстных, возможно, политических соображений, так как она обладала положением и связями, которые были ему нужны. Но я знала, что любовь свою он ей не отдаст и что всех ее достоинств недостаточно, чтобы заполучить это сокровище. Это главное. В этом таилась причина моих терзаний. Здесь рождался огонь, который сжигал меня. Она была неспособна его очаровать.
Если бы он целовал ее так, как целовал меня, или смотрел на нее так же, как на меня, я бы закрыла лицо, повернулась к стене и умерла бы для них. Если бы мисс Ингрэм была достойной, доброй женщиной, наделенной силой, пылкостью, благородством, чувствами, мне бы пришлось сразиться с двумя тиграми — ревностью и отчаянием. И потом, обращаясь к своему вырванному из груди и растерзанному сердцу, я бы полюбила ее и признала ее превосходство, после чего успокоилась бы до конца своих дней.
«Но почему же, как она ни старается, ей не удается приворожить его, ведь ей выпал шанс быть так близко к нему, — спрашивала я себя. — Наверняка все дело в том, что она не любит его по-настоящему. Или ее чувство недостаточно искренне! В противном случае ей не нужно было бы столь щедро сыпать улыбками и столь настойчиво искать его взгляда, она бы не стала придавать своему лицу столь многозначительных выражений и не расточала бы столько любезностей».
Винить мистера Рочестера, да и саму мисс Ингрэм в желании жениться по расчету или ради приобретения связей я не могла. Такие взгляды на брак, вне всякого сомнения, были привиты им с детства. Все представители их класса придерживались этого принципа. Мне казалось, что, будь я на его месте, я бы взяла в жены только ту женщину, которую смогла бы любить, но, судя по всему, существовали какие-то неизвестные мне предпосылки для отказа от подобной позиции. Иначе, в этом я не сомневалась, все согласились бы со мной.
Не только в этом вопросе, но и во всем остальном я становилась все более снисходительной к своему хозяину. Я прощала ему все недостатки, которые раньше больно ранили меня. Прежде я стремилась изучить и понять все стороны его характера, чтобы отличать в нем хорошее от плохого. Теперь я плохого не замечала.
Предаваясь этим пространным размышлениям, я подошла к шкафу Адели, в котором на полках и вешалках аккуратными рядами расположились ее одежда, коробки с обувью и шляпками. И вот, перебирая эти коробки, я вдруг услышала приглушенный смех и голоса, идущие из соседней комнаты, которую занимала леди Фулбрайт. Отодвинув коробки в сторону, я приложила ухо к стене и поняла, что звук идет через небольшую решетку за одной из шляпных коробок на нижней полке.
Осторожно вынув полку, я встала на колени и через железную сетку заглянула в красивую, залитую солнечным светом соседнюю комнату.
Над большой кроватью с пологом склонилась горничная леди Фулбрайт. Она расправляла розовое шелковое покрывало и раскладывала многочисленные кружевные подушки. За ней стоял один из камердинеров, которого я мельком видела, но до этой минуты как будто не замечала, насколько он высок и красив. Он обхватил горничную обеими руками и поцеловал в щеку, а та, отбиваясь, выдавила сквозь смех:
— Нас услышат.
— Энни… — ответил мужчина, еще крепче прижимая ее к себе. — Леди Фулбрайт в саду. Никто нас не услышит и не найдет. Иди ко мне. Я хочу тебя.
Она опять засмеялась, и он снова поцеловал ее, на этот раз настойчивее.
— Ну ладно, — сказала горничная, явно уступая его натиску, и покосилась на дверь.
Поцелуи стали еще более страстными. Сердце мое заколотилось так, что чуть не разорвало грудь, когда девушка резко оторвалась от мужчины и села перед ним на край кровати. Не мигая я смотрела, как она расстегивает пуговицы на его бриджах. Я знала, что сейчас произойдет, и знала, что нужно отвернуться, но не смогла. Медленно проводя языком по нижней губе, она извлекла его затвердевший член наружу и взяла его в кулак, а потом стала водить по нему рукой, вверх-вниз. На моих глазах он увеличился еще больше, блеснула влажная головка. Она продолжала, и камердинер издал сладострастный стон, от которого мое собственное лоно сжалось.
Отпустив его, девушка откинулась на спину, упершись локтями в кровать, потом, глядя ему в глаза и закусив губу, подтянула вверх юбки.
— Мне нравится заниматься этим здесь, — прорычал он, поспешно снимая сюртук и расстегивая рубашку. Обнажился его широкий мускулистый торс. — А ты не хуже своей хозяйки. Только не помню, с которой у меня было раньше, с Фулбрайт или с Дюпре.
Я поразилась, услышав, что они так говорят о гостях мистера Рочестера, но, парализованная происходящим, продолжила наблюдать.
— С ними у тебя ничего не могло быть, Джек, — сказала горничная, двигаясь дальше. — Они обе не на мужчин смотрят. Уж поверь мне. Они всю ночь лижут друг у дружки между ног, особенно когда лорд Ингрэм бывает с ними. Он любит смотреть, когда они это делают. Ты бы, наверное, и сам смотрел, а? Я видела, как он трогал себя, когда пялился на них, но он не такой большой, как ты.
Женщина задрала юбки еще выше, и стало видно, что под ними одежды нет. Продолжая смотреть в глаза Джека, она положила руку себе между ног и раздвинула темные волосы.
Мужчина по-звериному зарычал и упал сверху. Когда он вонзился в нее, она довольно охнула и обвила его голыми ногами и руками.
Орудуя пятками, она стянула с него бриджи. Я увидела его гладкие тугие ягодицы и ее руки, которые впились в них, заставляя мужчину проникнуть еще глубже. Она хотела его не меньше, чем он ее, и именно это неприкрытое желание поразило меня больше всего. Однако она знала, что и как делать, и это обнаружило мою собственную невинность. До этого я никогда не видела мужской член, и теперь, когда это случилось, мне страстно захотелось прикоснуться к нему, нет, не просто прикоснуться, а ввести в себя, прочувствовать его напористое движение, его равномерные толчки, снова и снова делать то, что делала сейчас Энни.
Мои мысли устремились к теме, которую они обсуждали. Две дамы, леди Фулбрайт и мисс Дюпре, были любовницами, как я и подозревала, после того как впервые увидела их поцелуй. Означало ли это, что как будто запретная сапфическая страсть, которой втайне наслаждались мы с Эммой, в обществе воспринималась как обыденность? Или она была распространена только в тесном кругу знакомых мистера Рочестера?
Внимание мое снова захватили горничная и ее любовник. Они предавались любви так легко, так естественно. Действо, о котором я так много думала, которое воображала, сейчас происходило на моих глазах, и я почувствовала, что ноги мои, налившись кровью, стали свинцовыми, а лоно пульсировало от желания.
Дыхание мужчины сделалось неровным, он без устали продолжал вонзаться в нее, сжимая руками ее крепкие, наполовину обнаженные груди.
— Подожди, — выдохнула она. — Не сейчас.
Женщина выкарабкалась из-под него, встала у кровати, наклонилась, не сгибая ног, и задрала юбку на талию так, что показалось ее розовое блестящее лоно. Потом она наклонилась еще сильнее и раздвинула чресла шире. Повернулась и посмотрела на него через плечо глазами, жаждущими продолжения.
Теперь я увидела камердинера. Одной рукой он держал подрагивающий член, а другой ладонью легонько водил по его гладкому блестящему концу. Я содрогнулась, вспомнив твердость мистера Рочестера, которую почувствовала на своем животе, когда мы поцеловались. Я была так близка к тому, чтобы увидеть его обнаженную плоть так же, как сейчас созерцала тело камердинера во всем великолепии возбуждения!
Я была не властна над собой. В следующее мгновение моя рука оказалась под юбкой и нырнула под панталоны, чтобы нащупать лоно, сделавшееся влажным от невыносимого желания. Я потерла пальцами бутон, как это делала Бесси, то есть совершила то, от чего упорно отучивала себя последние несколько недель. Впрочем, бесполезно. Желания моего тела были гораздо сильнее тех ограничений, которые могла наложить на них благопристойность.
Я видела, как слуга, встав за спиной у горничной, медленно вошел в нее. Видела, как она начала неистово тереть себя пальцами, и я тоже делала это, представляя, что это меня, а не ее, наполняет мужчина. Взяв ее одной рукой за плечо, а второй за шею, он ускорил движения, его тяжелое дыхание превратилось в судорожный хрип, и наконец все тело его содрогнулось.
— Тише! — шепнула она. — Ты нас выдашь.
Юбки опустились, горничная спрятала груди, убрала выбившиеся пряди волосы под чепец. Через миг она уже держалась так, будто ничего не произошло. Но когда она повернулась к Джеку и стала помогать ему одеться, в ее глазах блестели проказливые огоньки.
— Когда-нибудь, — сказал он, обняв ее, — я женюсь на тебе.
Он стал целовать ее в щеки, в шею, как будто никак не мог утолить все еще горящую страсть.
— Конечно, женишься, — рассмеялась она. — Иначе зачем бы я тебя к себе подпускала?
В горле у меня пересохло, когда мое тело взмыло к вершинам сладострастия. Я отодвинулась от решетки, испугавшись, что меня обнаружат. Сердце вырывалось из груди, шея покрылась испариной. Снова прильнув к решетке, я вспомнила, как мистер Рочестер сравнил меня с беспокойной птичкой в клетке. Глядя на металлическую сетку, я как никогда отчетливо поняла, что хочу освободиться.
Вспомнив, зачем я пришла сюда, и испугавшись, что меня хватятся, я поспешно встала. Подходящие туфли Адели стояли на полке у меня над головой. Схватив их, я выскользнула в коридор, надеясь, что горничная с лакеем меня не увидят.
Спускаясь по лестнице и дойдя до картины, на которой была изображена обнаженная женщина, трогающая жемчужное ожерелье на своей груди, я вдруг остановилась. Впервые я заметила в ее глазах особенное выражение, которое уже видела во взгляде мисс Ингрэм и горничной только что, когда та наклонилась над кроватью и повернулась, чтобы увидеть своего любовника.
Неужели я все это время была слепа? Неужели я настолько глупа, что искала любовь в доме, который, как мне теперь казалось, погряз в разврате? Мистер Рочестер сам говорил мне, что его единственное желание — насладиться свежей юной плотью. Теперь я поняла, какой монетой Бланш оплачивает благосклонность мистера Рочестера. В этом я была уверена. Но что же мне делать, если они уже стали любовниками? Мой кошелек был полон монет любви. Я была готова отдать их все, но как это сделать, если он считает меня такой невинной?
12
В тот вечер погода испортилась, и на несколько дней зарядил непрекращающийся дождь. Но никакая сырость, похоже, была не в силах повлиять на настроение собравшейся в Тернфилд-Холле компании. Из-за того что нельзя было выходить во двор, домашние развлечения стали только живее и разнообразнее.
В первый день, когда предложили заняться чем-то новым, я была озадачена: они решили играть в шарады, но я в своем невежестве не знала толком, что это такое. Призвали слуг, обеденные столы унесли, свет потушили, стулья расставили полукругом напротив арки. Пока мистер Рочестер и остальные джентльмены руководили перестановкой, дамы бегали на второй этаж и обратно, собирая горничных. Однако во всей этой неразберихе я так и не увидела горничную леди Фулбрайт.
Миссис Фэрфакс была допрошена на предмет домашних запасов шалей, платьев и различных гардин, после чего некоторые шкафы на третьем этаже подверглись разграблению и горничные охапками снесли мягкие трофеи вниз. Затем был проведен отбор и прошедшие его вещи перенесли в расположенный в гостиной будуар.
Время было позднее, и наше с Аделью пребывание в обществе мистера Рочестера подходило к концу, но, пока я ждала случая попрощаться, хозяин собрал вокруг себя дам и начал выбирать, кто войдет в его команду.
— Мисс Ингрэм пойдет, разумеется, ко мне, — сказал он, после чего назвал имена обеих мисс Эштон и мисс Дент.
Поскольку я была рядом, он посмотрел на меня.
— Вы играете, мисс Эйр? — спросил он, но я покачала головой. Честно сказать, я не могла смотреть ему в глаза, потому что до сих пор была слишком потрясена подсмотренным свиданием, и еще потому, что после этого стала желать его намного сильнее.
Я боялась, что мистер Рочестер будет настаивать, но он не стал и разрешил мне вернуться на свое место.
— Хотя бы ненадолго задержитесь и, если хотите, посмотрите первую шараду, — сказал он.
Его помощницы удалились за занавес, в то время как вторая команда, возглавляемая полковником Дентом, расселась на полумесяце из стульев. Один из джентльменов, мистер Эштон, заметив меня, хотел было предложить мне присоединиться к их команде, но мисс Мэри Ингрэм твердо покачала головой.
— Нет, — услышала я ее приглушенный голос. — Судя по ее виду, она слишком глупа для подобных игр.
Я закусила губу и склонилась над рукоделием, чтобы никто не увидел, как вспыхнули мои щеки, потом чуть-чуть приоткрыла стеклянную дверь у себя за спиной, чтобы прохладный вечерний воздух остудил меня.
Вскоре прозвенел колокольчик и занавес поднялся, открыв стоявшего в проеме арки и замотанного в белую простыню сэра Джорджа Линна, которого мистер Рочестер также привлек в свою команду. Перед ним на столе лежала раскрытой большая книга, а сбоку стояла Эми Эштон в плаще хозяина дома. В руке она держала другую книгу.
Снова откуда-то раздался мелодичный звон колокольчика, после чего, разбрасывая перед собой цветы из корзины, висевшей у нее на руке, вперед выбежала напросившаяся в команду своего опекуна Адель.
Затем появилась величественная мисс Ингрэм, облаченная во все белое, с длинной вуалью на голове и в венке из роз. Рядом с нею выступал мистер Рочестер. Вместе они приблизились к столу и там преклонили колени. Мисс Дент и Луиза Эштон, обе тоже в белом, встали за ними. Последовала пантомима, в которой нетрудно было узнать церемонию свадьбы. Когда она была окончена, полковник Дент и его команда пошептались минуту, после чего полковник выкрикнул:
— Невеста!
Мистер Рочестер поклонился, занавес опустился.
Минуты через две через черный ход прибежала Адель.
— Нам велено уйти, мадемуазель, — сообщила она. — Мистер Рочестер хочет, чтобы мы ушли. Он велел вам передать.
Отложив рукоделие, я наскоро попрощалась и отвела девочку в ее комнату. Когда мы вышли, я услышала, что дверь за нами потихоньку заперли. В коридоре мы встретили миссис Фэрфакс, и Адель запросилась на кухню, заявив, что умирает с голоду. Экономка посмотрела на меня, недовольно покачала головой и повела Адель дальше по коридору.
Когда они скрылись из виду, я оглянулась на запертую дверь. За ней раздался приглушенный взрыв смеха. Мною овладели такое любопытство и такая подозрительность, что, не успев ни о чем подумать, я приняла решение. Мне нужно было знать, к чему меня не допускают.
В следующий миг я выскользнула во двор и прокралась по гравийной дорожке к стеклянной двери, которую незаметно отперла ранее. Через нее я тихонько вошла в гостиную и притаилась за портьерой, которая уже была задернута.
Через щелку я увидела, что, как только мы с Аделью ушли, дух происходящего переменился. Гости уже не сидели в чинных позах кто где, а собрались одной дружелюбной компанией. Руки девушек лежали на плечах мужчин, мужчины сняли сюртуки и расслабили галстуки. И мужчины, и женщины курили, пили и смеялись. Прошло немало времени, прежде чем занавес снова поднялся. Вторая сцена была подготовлена более тщательно. Гостиная, как я уже упоминала, находилась двумя ступенями выше обеденного зала, и на верхней ступеньке, ярдах в двух от края, появилась огромная мраморная чаша, в которой я узнала украшение из оранжереи. Там она стояла в окружении экзотических растений и была наполнена водой, в которой плавали золотые рыбки. Из-за внушительного размера и немалого веса перенести ее сюда, наверное, стоило немалых усилий.
Рядом с чашей на ковре восседал мистер Рочестер в импровизированном костюме из шалей. На голове у него красовался тюрбан. Темные глаза его и смуглая кожа как нельзя лучше подходили к такому наряду. Выглядел он как самый настоящий повелитель Востока.