Грохоча жестяными ногами, робот ввалился в темную спальню и остановился, глядя на человеческие существа.
Человеческое существо женского пола застонало, перевернулось на бок и накрыло голову подушкой.
— Гейл, солнышко, — сказало существо мужского пола, облизнув сухие губы. — У мамы болит голова. Можешь шуметь где-нибудь в другом месте?
— МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ СТИМУЛИРУЮЩУЮ ЧАШКУ КОФЕ, — пробасил робот лишенным всяких эмоций голосом.
— Раймонд, скажи ей. Пусть уйдет, — простонало существо женского пола. — У меня голова раскалывается.
— Давай, Гейл. Иди. Ты же слышишь, что мама сама не своя, — сказало существо мужского пола.
— ВЫ НЕ ПРАВЫ. Я ПРОСКАНИРОВАЛ ЕЕ ЖИЗНЕННЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ, — отозвался робот. — И ИДЕНТИФИЦИРОВАЛ ЕЕ КАК СИЛЬВИЮ ЛОНДОН. ЭТО ОНА, И НИКТО ДРУГОЙ.
Робот вопросительно склонил голову набок в ожидании дополнительной информации. Кастрюля сорвалась с головы и с оглушительным грохотом упала на пол.
Мама с криком села на постели. Это был измученный, жалобный, нечеловеческий крик, который так напугал робота, что тот на мгновение забыл, что он робот, и снова стал девочкой Гейл. Она быстро подняла кастрюлю и, клацая и гремя, выскочила в относительно безопасный коридор.
Она заглянула в спальню. Мама снова легла, спрятав голову под подушку.
Раймонд улыбнулся дочери из темноты.
— Может быть, робот сумеет составить противоядие при отравлении мартини, — прошептал он и подмигнул.
Робот подмигнул в ответ.
Какое-то время работ трудился над поставленной перед ним задачей, разрабатывая рецептуру противоядия, которое выведет яд из кровеносной системы Сильвии Лондон. В кофейной чашке робот смешал апельсиновый сок, лимонный сок, несколько кубиков льда, сливочное масло, сахар и жидкость для мытья посуды. В итоге микстура вспенилась и приобрела научно-фантастический ярко-зеленый цвет, наводящий на мысли о венерианской слизи и радиации.
Гейл решила, что противоядие подействует лучше в сочетании с тостом и мармеладом. Однако произошел сбой в программе: тост подгорел. Или, возможно, это дымились контакты робота, их закоротило и заблокировало подпрограммы, обязующие соблюдать три закона робототехники Азимова. Печатные платы перегорели, и Гейл вышла из строя. Она с грохотом натыкалась на стулья и роняла на пол книги, лежавшие на кухонном столе. Это было ужасно, но тут уже ничего не поделаешь.
Гейл не слышала, как к ней подскочила мама. Она даже не подозревала, что Сильвия была рядом, пока та не сорвала кастрюлю с ее головы и не швырнула ее в эмалированную раковину.
— Что ты делаешь? — закричала она. — Господи, ну сколько можно?! Если я еще раз услышу, как что-то гремит, я точно кого-нибудь зарублю топором. Может быть, даже себя.
Гейл ничего не сказала, рассудив, что молчать безопаснее.
— Уйди отсюда, пока ты не сожгла весь дом. Господи боже, вся кухня воняет горелым. Этот тост можно выкинуть. И что ты там налила в эту треклятую чашку?
— Это микстура. Она тебе поможет, — сказала Гейл.
— Мне уже ничего не поможет.
Правильнее говорить «ничто не поможет», но Гейл понимала, что сейчас не самое подходящее время, чтобы поправлять маму.
— Лучше бы у меня был один сын. Мальчики, они тихие. А когда в доме четыре девчонки, кажется, будто живешь на дереве с целой стаей воробьев. И они все чирикают и чирикают.
— Бен Кваррел не тихий. У него рот вообще никогда не закрывается.
— Иди на улицу. Все идите на улицу. Хочу хоть немного побыть в тишине. Хотя бы до завтрака.
Волоча ноги, Гейл поплелась в гостиную.
— И сними с ног кастрюли, — велела мама, потянувшись за сигаретами, лежавшими на подоконнике.
Изящно изогнувшись, Гейл вытащила сначала одну, а потом и вторую ногу из кастрюль, служивших ботинками робота.
Хизер сидела за столом в гостиной, склонившись над альбомом для рисования. Близнецы, Мириам и Минди, играли в тачку.
Минди держала Мириам за ноги и «возила» ее по комнате, а Мириам, изображавшая тачку, ходила на руках.
Гейл стало интересно, что рисует старшая сестра. Она заглянула в альбом через плечо Хизер. Потом взяла калейдоскоп и рассмотрела рисунок через него. Рисунок лучше не стал.
Гейл опустила калейдоскоп и сказала:
— Хочешь, я тебе помогу? Могу показать, как рисовать кошачий нос.
— Это не кошка.
— Да? А что это?
— Пони.
— А почему он розовый?
— Потому что мне нравится, когда они розовые. Жалко, таких не бывает на самом деле. Розовый гораздо красивее, чем обычные лошадиные цвета.
— В жизни не видела лошадь с такими ушами. Лучше нарисовать ему усы, и пусть будет котик.
Хизер смяла рисунок в руке и поднялась так резко, что опрокинула стул.
В ту же секунду Минди с грохотом въехала тачкой-Мириам в угол журнального столика. Мириам завопила и схватилась рукой за лоб, а Минди выпустила ее ноги, и Мириам грохнулась на пол, да так, что весь дом затрясся.
— ЧЕРТ, МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ УЖЕ ПРЕКРАТИТЕ РОНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТУЛЬЯ?! — закричала мама, выбегая из кухни. — ПОЧЕМУ ВАМ ВСЕМ ОБЯЗАТЕЛЬНО НАДО РОНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТУЛЬЯ? ЧТО МНЕ СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ВЫ ПЕРЕСТАЛИ?!
— Это не я. Это Хизер, — сказала Гейл.
— Нет! Это Гейл!
Причем Хизер была уверена, что говорит правду. Она действительно думала, что виновата Гейл. Хотя бы тем, что стояла рядом и говорила глупости.
Мириам рыдала, держась за лоб. Минди схватила книжку о кролике Питере и принялась лениво ее перелистывать, старательно изображая юного грамотея.
Мама схватила Хизер за плечи и сдавила так сильно, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Идите на улицу. Все вчетвером. Возьми сестер и идите гулять. Как можно дальше. На озеро. И не возвращайтесь, пока я вас не позову.
Девочки высыпали во двор — Хизер, Гейл, Минди и Мириам. Мириам больше не плакала. Она перестала рыдать, как только мама ушла обратно в кухню.
Старшая сестра Хизер велела Мириам и Минди играть в песочнице.
— А мне что делать? — спросила Гейл.
— Можешь пойти утопиться в озере.
— Хорошая мысль! — воскликнула Гейл и помчалась вниз по склону.
Мириам стояла в песочнице, держа в руке маленький жестяной совочек, и смотрела ей вслед. Минди уже закапывала ноги в песок.
Было еще очень рано и по-утреннему свежо. Над озером плыл туман, вода отливала тусклым стальным блеском. Гейл стояла на папином причале, рядом с папиной лодкой, и наблюдала, как шевелится и клубится блеклый туман. Как будто стоишь внутри калейдоскопа с мглисто-серыми стекляшками. Гейл запустила руку в карман платья и потрогала калейдоскоп, который взяла с собой. В солнечный день с причала видны зеленые склоны на том берегу и каменистый пляж, тянущийся на север до самой Канады, но сегодня Гейл даже не различала, что происходит в десяти шагах впереди.
Она побрела по узкой полоске пляжа к летнему домику Кваррелов. Между кромкой воды и набережной пролегало не более ярда песка и камней, а кое-где и того меньше.
У самой воды что-то сверкнуло, Гейл наклонилась и подняла темно-зеленое стеклышко, обточенное озером. А может быть, и не стеклышко, а изумруд. Еще через пару шагов она нашла серебряную ложку, всю в мелких вмятинках.
Гейл повернула голову и посмотрела на серебристую поверхность озера.
Она, кажется, поняла, что случилось. Неподалеку от берега затонул корабль, чья-то шхуна, и теперь она находит сокровища, вынесенные на берег после кораблекрушения. Ложка и изумруд — это не может быть совпадением.
Она пошла дальше, уже помедленнее, внимательно глядя под ноги в поисках других сокровищ. И очень скоро нашла оловянного ковбоя с оловянным лассо. Находка отозвалась в сердце радостью, но пополам с грустью. На корабле был ребенок.
— Наверное, он уже умер, — сказала она себе вслух и опечаленно посмотрела на озеро. — Утонул, — решила она.
Жалко, что у нее не было желтой розы, чтобы бросить в воду.
Гейл пошла дальше, но не сделала и трех шагов, как откуда-то с озера донесся горестный, протяжный рев, похожий на звуки противотуманного горна и в то же время как будто и не похожий.
Она снова остановилась и посмотрела на озеро.
Туман пах гнилой рыбой.
Горн больше не ревел.
На мелководье возвышался огромный серый валун, одним концом вдававшийся в песчаный берег. За валун зацепился кусок рыболовной сети. Помявшись секунду, Гейл схватилась за сеть и забралась на самый верх.
Валун был и вправду громадный, выше ее роста. Странно, что она не замечала его раньше; но в тумане все выглядит по-другому.
Гейл стояла на валуне, который оказался не только очень высоким, но еще и длинным. С одной стороны он полого спускался к берегу, с другой — торчал из воды скругленным полумесяцем. Словно каменное возвышение, обозначающее границу воды и суши.
Она вглядывалась в холодный, колышущийся туман в поисках спасательного судна. Оно должно было быть где-то там — искать уцелевших в кораблекрушении. Может, мальчика еще можно спасти. Она приставила в глазу калейдоскоп, полагаясь на его волшебную способность пронзить туман и показать ей место, где затонула шхуна.
— Что ты делаешь? — спросил кто-то у нее за спиной.
Гейл оглянулась через плечо. Это были Джоэл и Бен Кваррелы. Бен Кваррел казался уменьшенной копией старшего брата. Оба темноволосые, кареглазые, с хмурыми, почти неприветливыми лицами. Но Гейл они нравились. Бен любил притворяться, что он горит, и с воплями катался по земле, пока его не потушат. Его надо было тушить каждый час. Джоэл обожал брать всех на «слабо», но никогда не подзуживал других сделать что-то такое, чего не сделал бы сам. Однажды он попытался подговорить Гейл, чтобы она посадила на лицо паука, Дяденьку Долгоножку, а потом, когда она отказалась, высунул язык и посадил паука на него. Гейл испугалась, что Джоэл проглотит Дяденьку Долгоножку, но боялась она зря. А еще Джоэл был молчаливым и никогда не хвастался, даже когда делал что-то невероятное, например запускал сразу пять «блинчиков» по воде.
Гейл считала само собой разумеющимся, что когда-нибудь они поженятся. Она однажды спросила, как Джоэл на это смотрит, и тот пожал плечами и сказал, что нормально. Хотя это было в июне, и с тех пор о помолвке они больше не говорили. Иногда Гейл казалось, что он забыл.
— Что у тебя с глазом? — спросила она.
Джоэл потрогал жуткого вида фингал под левым глазом.
— Играл в «Небесных трюкачей» и упал с двухэтажной кровати. — Он кивнул в сторону озера. — Что там?
— Было кораблекрушение. Сейчас спасатели ищут уцелевших.
Джоэл скинул теннисные туфли и поставил их на валун. Потом схватился за сетку, поднялся наверх и встал рядом с Гейл, вглядываясь в туман.
— И как назывался?
— Что называлось?
— Корабль, который погиб.
— «Мария Целеста».
— Далеко?
— В полумиле от берега, — сказала Гейл и вновь поднесла к глазу калейдоскоп.
Сквозь калейдоскоп тусклые воды озера заискрились, складываясь узорами из осколков серебра и рубинов.
— Откуда ты знаешь? — спросил Джоэл чуть погодя.
Гейл пожала плечами.
— Я нашла вещи с погибшего корабля. Их вынесло на берег.
— Можно посмотреть? — спросил Бен.
Он пытался вскарабкаться на валун, но у него не получалось. Бен добирался до середины и съезжал вниз.
Гейл повернулась к нему и вытащила из кармана зеленую стекляшку.
— Вот изумруд, — сказала она и достала ковбоя. — А вот оловянный ковбой. Мальчик, кому он принадлежал, возможно, утонул.
— Это мой ковбой, — сказал Бен. — Он вчера потерялся.
— Нет, не твой. Просто похож, но не твой.
Джоэл взглянул на игрушку.
— Это его ковбой, да. Он вечно теряет их на пляже. Из набора почти ничего не осталось.
Гейл пришлось признать, что так оно и есть. Она бросила ковбоя Бену, который поймал его на лету и сразу же потерял интерес к затонувшей шхуне.
Повернувшись спиной к валуну, он сел на песок и отправил ковбоя сражаться с летящими камушками. Камушки летели градом и сбивали его с ног. Гейл подумала, что силы явно неравны.
— А еще что-нибудь есть? — спросил Джоэл.
— Вот только ложка, — сказала Гейл. — Наверное, серебряная.
Джоэл внимательно рассмотрел ложку и вновь повернулся к озеру.
— Дай-ка мне телескоп, — сказал он. — Если в воде кто-то есть, с берега мы их увидим не хуже, чем со спасательной лодки.
— Я тоже так подумала. — Гейл отдала ему калейдоскоп.
Сосредоточенно хмурясь, Джоэл принялся высматривать уцелевших сквозь мутную пелену.
Наконец он опустил калейдоскоп и открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел. В тумане снова разнесся горестный рев. Вода на озере пошла рябью. В этот раз рев звучал очень долго, пока скорбно не смолк вдали.
— Интересно, что это? — спросила Гейл.
— Они стреляют из пушек, чтобы тела утонувших всплыли на поверхность, — сказал Джоэл.
— Это не пушка.
— Но все равно громко.
Он снова поднес к глазу калейдоскоп. Потом опустил его и указал на деревянную дощечку, подплывшую к берегу.
— Смотри. Это обломок погибшего корабля.
— Может, на ней будет название.
Джоэл уселся и закатал джинсы выше колен. Потом соскользнул с валуна в воду.
— Сейчас достану — посмотрим.
— Я помогу, — сказала Гейл, хотя Джоэл в помощи не нуждался.
Она сняла свои черные туфельки, засунула в них носки и тоже соскользнула в воду с холодного, шершавого камня.
Через два шага вода стала выше колена, и Гейл не пошла дальше, чтобы не замочить платье. Все равно Джоэл уже выловил доску. Он стоял по пояс в воде и разглядывал добычу.
— Что там написано? — спросила Гейл.
— Как ты и говорила. «Мария Целеста».
Он поднял доску над головой, чтобы Гейл тоже смогла посмотреть. На доске не было никаких надписей.
Гейл закусила губу и уставилась в туман над озером.
— Если их кто-то может спасти, то только мы. Давай разведем костер на берегу, чтобы они видели, куда плыть. Как тебе такая идея?
Джоэл ничего не ответил.
— Я спросила, как тебе моя идея? — повторила Гейл, но потом увидела его лицо и поняла, что он не ответит. Потому что он даже не слышал ее вопроса. — Что с тобой?
Она обернулась через плечо, чтобы взглянуть, на что он так смотрит, широко распахнув глаза, с застывшим лицом.
Валун, на котором они стояли, оказался никаким не валуном. Это было мертвое животное. Длинное, почти как две байдарки, поставленные друг за другом. Его хвост заходил в воду и покачивался на поверхности — толстый, как пожарный шланг. Голова на длинной шее, лежавшая на галечном пляже, формой напоминала лопату. Туловище было массивным, как у бегемота. Это не туман пах гнилой рыбой. Это пахло оно. Теперь, глядя на это странное существо, Гейл удивлялась, как можно было принять его за валун, да еще и вскарабкаться на него.
У нее по спине побежали мурашки, словно за ворот платья заползла целая куча муравьев. В волосах тоже было щекотно. Теперь она разглядела огромную рваную рану на горле животного, в том месте, где шея смыкалась с туловищем. Его внутренности были красными и белыми, как внутренности любой рыбы. Для такой большой раны крови вытекло совсем немного.
Джоэл схватил ее за руку. Они стояли в воде, доходящей до бедер, и смотрели на динозавра — теперь тоже мертвого, как все динозавры, когда-то жившие на Земли.
— Это чудовище, — сказал Джоэл, хотя мог бы и не говорить. Это было понятно и так.
Они, разумеется, слышали о чудовище, обитавшем в озеро. В параде в честь Четвертого июля всегда участвовала платформа с плезиозавром — созданием из папье-маше, поднимавшимся из бумажной воды. В июне в местной газете напечатали статью об озерном чудовище, и Хизер принялась было зачитывать ее вслух за столом, но папа сразу ее оборвал.
— Ничего в озере нет. Это все для туристов, — сказал он тогда.
— Тут написано, что его видели человек десять. Написано, что на него натолкнулся паром.