Он попросил отвезти его в Родники – самый старый квартал Мехико. По легенде, там размещался лагерь первых колонистов, открывших чудесную планету, и посреди квартала до сих пор сохранялась плешка выжженной земли – якобы место посадки кораблей. Я точно знала, что три корабля первой экспедиции сели на низкое плато в ста пятидесяти километрах отсюда, в предгорьях, и лишь через десять лет перебрались сюда, на берег реки. А выжженная плешка осталась от бандитской войны, когда три группы колонистов делили право на столицу. Собственно, в анналах Эльдорадо та война значится как Первая Гражданская, но, мне кажется, много чести – называть Гражданской войнушку, в которой всех участников, считая нон-комбатантов, насчитывалось около двенадцати тысяч рыл, а суммарное число жертв убитыми и ранеными не дотягивало до пятидесяти человек. Ну и длилась она две недели, пока одна из трех сторон конфликта не раздобыла несколько ракет, посредством которых заставила противников капитулировать. Генерал Франц, на набережной имени которого я так люблю бывать, вообще-то исходно был американским сержантом мексиканского происхождения. Когда началось Рассеяние, он решил, что зря тратит время на службе, быстренько сбил банду, захватил корабль и подался на поиски лучшей жизни. Лучшую жизнь нашел в Эльдорадо. Победив конкурентов, стал первым мэром Мехико, тогда состоявшим из бараков и палаток, а его сообщники – родоначальниками большинства семей, поставлявших хунте новых генералов и диктаторов. Иногда Франца называют первым диктатором, хотя диктаторство сложилось как институт спустя восемнадцать лет после его смерти. Умер Франц в возрасте тридцати девяти лет от глистной инвазии, которую здесь называют «нильской лихорадкой». Не оставил по себе ни потомства, ни доброй памяти. Собственно, поэтому в Золотом Мехико его имя дали скромной набережной – совсем не почтить нельзя, но и восхищения этот патологически жестокий человек не заслужил.
Что касается Родников, то здесь исходно селились самые влиятельные люди – возле ключей с чистой водой, не зараженной глистами. Сегодня Родники слыли истинно аристократическим кварталом, хотя из-за тесноты и «естественной» планировки жить здесь было неудобно.
Я это место знала лишь по карте, а заехала впервые. Остановились перед высокими воротами. Охранник в форме сержанта подошел, нагнулся к окну. Я знала, что он хочет сказать: мотай отсюда, пока колеса не отстрелили. Поэтому я сразу отклонилась так, чтобы было видно моего пассажира.
– Пропусти, – приказал ему пассажир.
Охранник переменился в лице и побежал открывать.
– Мне подъехать к дому? – уточнила я.
– Да, пожалуйста. Я хотел бы поблагодарить вас.
– Ну что вы, сеньор! Это совершенно ни к чему.
– Нет-нет. У вас сиденья промокли, вы не сможете работать. Я скажу механику, чтобы привел машину в порядок. А вам нужна сухая одежда, иначе вы заболеете. Я не могу допустить этого.
Дальше была суета, беготня прислуги, моего пассажира с охами и причитаниями увели в дом. Я осталась. Через минуту к машине подошли лейтенант и сержант.
– Выходите, – приказал лейтенант, впрочем, довольно мягким тоном. Ну привык человек командовать, что ж теперь. – Вас проводят в дом.
Машину забрали, а меня под бдительным оком сержанта пустили в холл. Сразу показали боковую дверь. Правильно, не вести ж меня по парадной лестнице, господа могут огорчиться.
В маленькой комнатушке сидел капитан с седым ежиком и рыбьими глазами профессионального охранника.
– Здравствуйте, – сказал он мне. Ишь ты, вежливый. Обычно допрос начинают без этих телячьих нежностей. – Ваше имя?
– Долорес Кастро.
Он посмотрел на меня с презрением:
– Это полное имя?
– Мария Долорес Лусия Кастро, – послушно ответила я.
– Род занятий?
Ну, все как обычно. Сейчас даст запрос в базу и успокоится. Не, ребята, это еще не допрос, это так, проверка для приличия.
– При каких обстоятельствах вы встретили сеньора Вальдеса?
– Кого-кого? Ох, простите, это был сеньор Вальдес?! Неужели… а я думала, он старше. Знаете, я всегда слушаю его выступления в машине, когда у меня нет клиента.
– Итак?
– Капитан, я не знала, кто это. Я увидела, что человек в беде. Постаралась оказать помощь.
– Какая же беда?
Я детально рассказала о происшествии. Капитан сверлил меня бездушным взглядом.
– Как выглядели эти негодяи?
Я дала точное описание.
– Вы наблюдательны. И с хорошей памятью.
– Спасибо, капитан. – Я разулыбалась. – Я в школе была лучшей ученицей. И здесь я работаю всего два месяца, а у меня уже пять постоянных клиентов! Им нравится, что я узнаю их и запоминаю их привычки. Представляете, иногда они даже болтают со мной по дороге! Здесь такие радушные люди! Меня дома пугали, что в столице все думают только о себе, никакой душевности от людей не дождешься, но это совсем не так!
Капитан вытерпел мой восторженный фонтан, не перебивая.
– Расскажите о себе.
А я чего, мне скрывать нечего. Тем более что, как я заметила, капитан ни в чем меня уже не подозревал. Когда я рассказывала о покушении, он писал беседу на чип. А потом выключил запись.
Я-то вижу, когда ее выключают.
Но капитану совершенно ни к чему знать, сколько я вижу на самом деле.
И что я вижу.
А вижу я, что он хорошо вооружен и для него это привычно. И устраивать проверки незнакомым гостям, даже тем, кого велел пустить в дом хозяин, – ему тоже привычно.
Видимо, в доме хранятся документы. Потому что личная охрана строится не так.
Он снова выслушал меня. Вызвал сержанта и велел принести кофе. Разумеется, я с благодарностью приняла чашечку. Мне нечасто удается пробовать такой дорогой кофе.
– Сейчас придет горничная и отведет вас в комнату, – сказал он и поднялся. – Можете задержаться на время, которое понадобится, чтобы вашу машину привели в порядок. По дому не шастать. Позовут – пойдете, без зова из комнаты не выходить.
– Да, капитан.
Он неожиданно позволил себе слабую улыбку:
– Генерал Вальдес намного старше. А вы видели его сына, молодого сеньора Энрике.
И вышел. Ровно через десять секунд явилась горничная – старая, сухая, чопорная. Без единого слова провела меня в комнату и лишь там открыла рот:
– Генерал Вальдес велел позаботиться о вас. Можете принять горячую ванну. Ванная комната вот за этой дверью. Сухая одежда там же. Я принесу завтрак. Можете потом поспать.
И вышла. Я огляделась. Похоже, комната для гостей, пусть и не высшего ранга – в комнате для слуг незачем устраивать персональный санузел. Открыла балконные двери, полюбовалась садом. Высунула голову – балкон узковат, общий для нескольких комнат, практически не украшенный. Прислушалась: тихо. Ни единого голоса не доносится. Надо полагать, хозяйские покои в другом крыле.
Ванна так ванна. Тем более горячая и бесплатная. Конечно, я с удовольствием залезла в воду, основательно прогрелась. В качестве одежды мне выдали ношеные джинсы, рубашку и легкие эластичные тапочки, безразмерные, но удобные. Нижнего белья, конечно, не дали – да с какой бы стати в приличном доме для внезапных гостей держали запасные трусы? Скажите спасибо, что хоть одноразовые расческа с зубной щеткой были. Когда я вышла, на столе уже стоял поднос с едой. Горничная забрала мою мокрую и грязную одежду и оставила меня.
Да, я легла спать. Не могла же я просто уйти отсюда. Мне было интересно, как станут развиваться события.
* * *
События, надо отдать им должное, развивались весьма неспешно.
Я проспала около шести часов, проснулась сама, привела себя в порядок и от нечего делать выползла на балкон. Солнце жарило уже по-летнему, и я вдруг поймала себя на мысли: как здорово, что сейчас весна. Непохожая ни на арканзасскую, ни на мадридскую, она была светлой и полной юного куража. Пожалуй, она напоминала мне соннскую весну.
Бывают редкие минуты, когда нелегал может позволить себе эту роскошь – вспомнить, кто он и откуда на самом деле.
Сонно. Там сейчас конец зимы. После этой миссии у меня заканчивается контракт, и мы с Максом уже решили, что служить я больше не буду. По крайней мере, в четвертом округе. Конечно, если мне через несколько лет предложат место в штабе, особенно под началом генерала Маккинби, – это будет серьезный соблазн. Но пока что у нас были другие планы. Мне выделили стипендию в магистратуре, обалдеть можно! Конечно, Макс мог бы и оплатить мое дополнительное обучение, но он вообще не хотел, чтобы я связывала свою жизнь с армией. Его собственная мать тоже не имела степени магистра, и никто не считал ее недоучкой. Наоборот, все говорили: два-три года в армии – вполне достаточный срок для женщины из клана Берг. Можно и вовсе не служить, но Берги слыли воинственной династией, как и моя семья.
Собственно, я так и так хотела взять отпуск после окончания контракта. Я уже добилась в жизни очень многого, могу позволить себе небольшой тайм-аут. Но как раз в это время Макс сказал, что ему сделали очень интересное предложение. Он так долго юлил, ходил вокруг да около, что даже заставил меня поволноваться. А потом выпалил: «Нам нужно снова пожениться». Я рассмеялась, и тогда он рассказал.
Его рекомендовали на пост главы нашей миссии в Куашнаре. Даже не советник, не первый секретарь, а сразу простенько и со вкусом – Чрезвычайный и Полномочный Посол Федерации.
Новость была настолько оглушительной, что я несколько секунд не могла подобрать слов. Это именно то, в чем нуждался Макс. То самое место, на котором он мог раскрыться полностью. Его характер, наклонности, ум и образование – все-все, каждая черточка была бы востребована.
Дело за малым: получить дополнительное образование и жениться. Посол не может быть формально неженатым. И, конечно, моя роль – не только оттенять блистательного супруга. Резидент нашей разведки в Куашнаре – вот что меня ожидало. Да, для этого понадобится магистратура. И тут Макс сказал, что вопрос с моей стипендией тоже уже решен, и решен положительно. Мы оба снова поедем в Мадрид, и оба будем учиться. Потом нас ожидает год стажировки в министерстве иностранных дел и – вперед, в Куашнару. Служить Родине.
А еще у меня появились свои планы. Я чувствовала, что этой соннской весной наконец-то решусь. Учеба для моих планов чертовски удобна, и на будущей карьере такие планы скажутся только позитивно. Ведь если у посла будет полноценная семья – не только жена, но и ребенок, – это и для репутации хорошо, и для самого Макса. Он станет серьезнее и ответственнее. Мне казалось, что отцовство ему необходимо и он будет замечательным, веселым, заботливым и мудрым папой.
Я попрошу Макса на две-три недели свозить меня на Сонно. На наше с ним горное озеро, где нет шумной родни и вообще никого нет. В малюсенький охотничий домик с единственной спальней. Там, в том самом домике на озере, я хотела бы зачать нашего ребенка. Может быть, даже не в спальне, а на большой шкуре у камина. Ой, нет, о чем это я, ни в коем случае. Только не с наследственностью Бергов! Точно ведь пират вырастет…
И я смотрела на эльдорадскую нежную весну с долей светлой грусти. Той особенной грусти, которую люди испытывают, когда освобождаются от своего прошлого, завершают некий этап на жизненном пути. Этап, который давно уже начал тяготить, но вот настал миг расставания – и людям отчего-то и радостно, и немного грустно. Радостно от того, что закончилось обременение, а грустно от того, что чувствуешь, как становишься старше. Я никогда больше не увижу эту весну. Даже через много-много лет, если мы с Максом по-прежнему будем возделывать дипломатическую ниву, мы не приедем сюда. Земля никогда не признает суверенитет Эльдорадо. Куашнара – другое дело. Она мала, безопасна и выгодна именно как мирная страна – в свете наших видов на Шанхай. Суверенитет Шанхая мы тоже признаем, как я догадывалась. Просто потому, что это единственное выполнимое решение. Но Эльдорадо мирные переговоры с нами не грозят.
Поэтому через неделю, а может быть, даже и завтра я получу приказ об эвакуации и навсегда отсюда улечу. К Максу, который, наверное, уже договорился о повторном венчании и ждет только меня…
– Сеньорита Долорес!
Под балконом стоял очень симпатичный молодой человек, лет тридцати, не больше. Шелковистые темные волосы блестели на солнце, черные глаза смеялись. У него был идеальный нос и округлый мягкий подбородок той благородной формы, которая с возрастом приобретает тяжеловесность без грубости. Красивые скулы, нежно-смуглая кожа. Он еще не приобрел подлинно мужскую стать и для латиноса казался юношей. В Эльдорадо дети из хороших семей формируются поздно, очень поздно. Впрочем, крупноватая для его роста голова и короткая шея обещали, что стать – будет, и еще какая стать.
– Сеньор Вальдес, – улыбнулась я. – Как вы себя чувствуете?
– Как заново родился! Пожалуйста, зовите меня Энрике.
– Не могу, это неприлично. Девушке из моего сословия не подобает вести себя так вольно с настоящими господами.
– Бросьте, Долорес. Не возражаете, если я буду называть вас по имени? Долорес, я изучаю философию… Впрочем, это неважно. Важно, что вы спасли меня. Я верю, что между спасителем и спасенным должны возникать особенные отношения, которые выше сословных предрассудков.
Ну да, я уже верю, что ты будешь выше сословных предрассудков. И гендерных тоже. И любых других.
– Вижу, вы сомневаетесь. Хотите кофе? Я как раз собирался выпить кофе, но увидел вас и подумал: хорошо, если бы вы составили мне компанию. Я смог бы поблагодарить вас.
– Сеньор Энрике, – я решила, что такое обращение будет идеальным компромиссом, – это невозможно. Что подумают ваши родители, когда слуги скажут им, что вы пили кофе в обществе таксистки? Это ведь ужасно!
В той же Куашнаре такая реплика сошла бы за сатирическую, в Эльдорадо вовсе нет. Тем не менее мы рассмеялись оба. В порядке избавления от предрассудков.
– Мои родители подумают, что я вас заставил! И вот свидетель, – он показал на садовника, работавшего неподалеку.
Садовник прислушивался к нашей беседе с очень хмурым видом. Ну еще бы, его ж не заставляют пить кофе с госпожой. А он, может, хотел бы! И даже спасти бы ее согласился ради такого случая.
– Спускайтесь, – попросил Энрике. – Кофе сервирован в беседке. А чтобы вы не чувствовали себя неловко, мы можем говорить о чем-то, что вам интересно. О вашем детстве в деревне. Вы ведь из деревни? Прошу, только не обижайтесь, но ваше произношение выдает происхождение. Хотите поговорить об этом?
Какие обиды, это комплимент. Самый трудный из шести диалектов испанского, которыми я владела. Я полтора года его шлифовала и боялась, что так и не освою.
– Но, сеньор Энрике, у меня было самое обыкновенное детство.
– Вы ведь были счастливы? О чем-то мечтали, чему-то радовались, что-то вас огорчало, а что-то давало надежду?
– Конечно!
– Мне это очень-очень интересно! Я очень хочу понять, как живут люди из других сословий.
– Ну, если вам действительно очень интересно… – Я с сомнением оглядела балкон. Никаких лестниц тут не предусматривалось. До земли – метра четыре, с балюстрадой балкона все пять. Чепуховая высота для Деллы Берг, но Долорес Кастро вряд ли умеет прыгать из окон и с балконов. С другой стороны, почему нет? Невелика трудность для деревенской сорвиголовы.
Энрике понял, в чем проблема. О, похоже, мальчик сам когда-то сигал на улицу из окошка. Может, назло родителям, посадившим его под домашний арест, а может, из чисто подростковой тяги к романтическим поступкам.
– Подождите, – попросил он. Окликнул садовника. Через минуту тот подставил к балкону отличную раздвижную лесенку. – Не бойтесь. Это очень прочная лестница. Ею пользуются в саду для работы с высокими деревьями. Она выдерживает вес взрослого мужчины. Если вы вдруг оступитесь, я поймаю вас. Я очень сильный.
– Не беспокойтесь, сеньор Энрике. Я всего два месяца в столице. А до этого в деревне случалось всякое. Когда на нашу крышу залез любимый кот соседки, застрял и начал вопить, мне пришлось взять такую лестницу, что лучше бы ее вовсе не было… В ней было гвоздей больше, чем дерева.