Герберт Уэллс
Можно ли считать историю Платтнера истинным происшествием или нет, это, несомненно, вопрос огромной важности. С одной стороны, мы имеем семь свидетелей, а чтобы быть совершенно точными, скажем, мы имеем шесть с половиной пар глаз и один неопровержимый факт. С другой стороны — мы имеем… что мы имеем… предрассудок, здравый смысл, инерцию мнений. Трудно представить себе более честных свидетелей и более неопровержимый факт, чем отклонение от нормального в анатомической структуре Готфрида Платтнера. Итак, произошла довольно нелепая история! Самая нелепая ее часть — это показания Готфрида (потому что я считаю его также одним из семи свидетелей). Откровенно говоря, я уверен, что что-то неладно во всем происшедшем с Готфридом Платтнером; но что именно, должен признаться, я не знаю. Я был поражен тем, что вся эта история, в самых неожиданных и авторитетных кругах, пользовалась таким доверием. Пожалуй, справедливее всего будет в отношении читателя, если без дальнейших объяснений я просто приступлю к самому рассказу.
Готфрид Платтнер был по характеру англичанин. Отец его, эльзасец, приехал в Англию в 60-х годах и женился на уважаемой английской девушке. Он умер проведя здоровую, лишенную всяких бурных событий, жизнь. Насколько мне известно, главным его занятием была укладка паркетных полов. Умер он в 1887 году. Готфриду было тогда двадцать семь лет. Благодаря знанию трех языков, он занялся преподаванием новых языков в частной школе на юге Англии. Случайному обозревателю он покажется человеком, ничем не отличающимся от любого другого преподавателя новых языков в маленькой частной школе. Его одежда не блещет богатством и особым фасоном, но, с другой стороны, нельзя сказать, чтобы она имела рыночный или поношенный вид. Цвет его лица, как рост и осанка, не внушают никаких подозрений. Может быть вы заметили бы, что, как у большинства людей, лицо его не абсолютно симметрично. Правый глаз немного больше левого, и правая часть челюсти слегка тяжелее левой. Если бы вы случайно оголили его грудь и прислушались к биению его сердца, то, конечно, ваше внимание не было бы привлечено чем-нибудь особенным. Но тут вы разошлись бы во мнениях со специалистом. Если вы примете его сердце за обыкновенное сердце, в этом вопросе с вами никогда не сойдется опытный специалист. Но, если бы вам указать на некоторую особенность его организма, вы, несомненно, легко постигли бы ее. А особенность эта заключается в том, что сердце Готфрида бьется с правой стороны!
Надо сказать, что это не единственная особенность структуры Готфрида, хотя, однако, она единственная, которую может заметить и не очень опытный человек. Внимательное обследование внутренних органов Готфрида, произведенное хорошим хирургом, указывает на то, что и все другие не симметричные части его тела, расположены не на своих местах. Правая доля его печени расположена с левой стороны, левая — с правой; в то время как легкие аналогично перепутаны. Что еще более странно (если исключить возможность того, что Готфрид — искусный актер), это то, что его правая рука за последнее время превратилась в левую. С тех пор как это случилось, ему стало очень трудно писать. Он может писать только справа налево, левой рукой. Он не может ничего бросить правой рукой, во время еды ему приходится долго думать, прежде чем взять вилку или ножик. А его представление о правилах езды (он велосипедист) просто грозит опасностью. Данных, которые бы указывали на то, что Готфрид был раньше левшой, не имеется.
Есть еще один необыкновенный факт во всей этой нелепой истории. Это три фотографических карточки Готфрида. Он снят в возрасте от пяти до шести лет, толстоногий и улыбающийся. На этой фотографии его левый глаз немного больше правого и челюсть чуть-чуть отвисает с левой стороны. Это как раз обратное тому, что его лицо представляет собой сейчас. Фотография Готфрида четырнадцати лет совершенно опровергает эти факты, может быть, это объясняется тем, что она сделана на металлической пластинке, которые были тогда в моде, и дает обратное изображение, как в зеркале. На третьей фотографии он представлен двадцатилетним юношей, и она подтверждает установленное двумя другими. На ней совершенно ясно видно, что Готфрид переменил свою левую сторону на правую. Очень трудно представить себе, чтобы такая перемена могла произойти в живом человеке.
До известной степени, конечно, можно было бы объяснить эти факты, если предположить, что Платтнер решил мистифицировать всех, пользуясь перемещением своего сердца. Фотографии можно подрисовать, а прикинуться левшой, в конце концов, вовсе не так трудно. Но характер человека не подчиняется ни одной из этих теорий. Платтнер очень практичен, ненавязчив, и с точки зрения Ордау в полном рассудке. Он любит пиво, в меру курит, ежедневно совершает прогулку и разумно расценивает свою работу. У него хороший, но не поставленный тенор. Ему доставляет удовольствие напевать всякие популярные, веселые мотивы. Он любит читать, главным образом, авантюрные рассказы, спит хорошо, сны видит редко. Он очень скрытен, и когда ему задают вопросы, касающиеся его необыкновенного организма, он встречает их таким изумлением, что сразу обезоруживает самых подозрительных. Иногда кажется, что он стыдится того, что произошло с ним.
Приходится жалеть о том, что отвращение Платтнера к вскрытиям тела после смерти может помешать доказать, что все его органы перемещены слева направо. От этого факта, главным образом, зависит достоверность этой истории. Нет такого способа, которым можно было бы, передвигая человека в пространстве, в том смысле, в котором понимают это слово «пространство» обыкновенные люди, переместить его стороны. Что бы вы ни делали, его правая сторона всегда останется правой, а левая — левой! Это можно сделать с идеально тонким и плоским предметом, конечно. Если вы вырежете из бумаги любую фигуру, имеющую правую и левую стороны, вы можете легко переместить эти стороны, если подымете и перевернете фигуру. Но с плотным предметом дело обстоит иначе. Теоретики математики говорят нам о том, что единственный способ, при помощи которого правая и левая стороны какого-нибудь твердого тела могут перемениться, это если изъять это тело из пространства в том виде, в котором мы его понимаем, вынуть его из обычных условий и переместить куда-то вне пространства. Правда, это несколько непонятно и неясно, но каждый, с некоторым знанием математики, убедит читателя в достоверности этого положения. Выражая эту мысль техническим языком, любопытное перемещение правой части в левую часть у Платтнера есть не что иное, как доказательство того, что он переходил из вашего пространства в так называемое Четвертое Измерение, а затем снова вернулся в Наш Мир. Если мы не хотим считать себя жертвами изысканной мистификации, то принуждены поверить в то, что это действительно случилось.
Итак, факты очень запутаны! Сейчас мы подходим к необыкновенному явлению, которому предшествовало исчезновение Платтнера из Нашего Мира. Оказывается, что в Сюссексвильской школе Платтнер не только исполнял обязанности учителя новых языков, но также преподавал химию, коммерческую географию, бухгалтерию, чистописание, рисование и все другие дополнительные предметы, которые привлекали внимание родителей мальчиков. Ему было известно мало, чтобы не сказать ничего, об этих предметах. Но в элементарных школах знания не являются необходимостью для преподавателя, главное внимание обращено на его нравственность и вежливое обращение. В области химии он был совершенно не искушен, не зная ничего, как он сам говорил, кроме теории Трех Газов (неизвестно, каких именно). Так как ученики Платтнера начали с полного неведения и черпали все свои знания у него, это доставляло ему (да и всем вообще) мало неудобства в продолжение нескольких лет.
В школу поступил маленький мальчик по имени Уиббль. Его, казалось, специально обучали любопытству. Этот мальчик следил с интересом за уроками Платтнера, и для того, чтобы показать свое рвение и жажду изучить предмет, часто приносил Платтнеру какие-то жидкости для анализа. Платтнер, польщенный тем, что он сумел пробудить в мальчике интерес, и уверенный в его полной неосведомленности, подвергал жидкости анализу и даже давал какие-то общие сведения об их составе. На него так подействовала любознательность его ученика, что он достал труд по аналитической химии и стал его изучать по вечерам. Платтнер был очень удивлен тем, что химия оказалась интересным предметом.
До этого момента все протекало нормально. Как вдруг на сцену появляется зеленоватый порошок. Источник, из которого он появился, кажется, к несчастью, утерян. Уиббль рассказывает какую-то необыкновенную историю о том, что нашел его в пакетике в заброшенной печи для обжигания извести. Было бы совсем не плохо для Платтнера, а может быть, и для семьи самого Уиббля, если бы тогда, на том месте, где он его нашел, к порошку поднесли зажженную спичку. Молодой джентльмен не принес порошка в пакетике в школу, он притащил его в обыкновенной вось-миунцевой аптекарской склянке, заклеенной газетной бумагой. Уиббль передал ее Платтнеру в конце дня. Четыре мальчика были оставлены в школе для того, чтобы убрать неряшливо разбросанные вещи, и Платтнер ожидал их в небольшом химическом кабинете. Все приспособления для практического обучения химии в Сюссексвильской школе, как в большинстве небольших школ, отличались строгой простотой. Они хранились в маленьком шкафике, ожидая своей очереди быть использованными. Платтнер, которому изрядно надоело начальство, от всей души приветствовал Уиббля с его зеленым порошком, считая это приятным развлечением. Он открыл шкафик и тотчас же приступил к химическим экспериментам. К счастью для Уиббля, он сам сидел на приличном расстоянии от Платтнера и наблюдал за происходящим. Четыре мальчика забыли о своей работе и с интересом смотрели на Платтнера. Даже в пределах Трех Газов платтнеровские практические занятия по химии были, насколько я понимаю, довольно дерзким начинанием.
Рассказы мальчиков о том, что делал Платтнер, носили единодушный характер. Все они утверждают, что он высыпал немного зеленого порошка в пробирку и стал действовать на него по очереди: сперва хлористо-водородной кислотой, затем азотной кислотой и серной кислотой. Не получая никаких результатов, он взял дощечку, высыпал на нее почти все содержимое бутылки и поднес к этой кучке спичку. Платтнер держал пузырек в руке. Вещество стало дымить, таять и, наконец, с оглушающим треском и с ослепительной вспышкой, взорвалось!
Все пять мальчиков, увидя огонь, приготовились к катастрофе и нырнули под парты. Никто из них сильно не пострадал! Окно с шумом вылетело во двор, а доска перевернулась вместе с подставкой. С потолка посыпалась штукатурка. Больше ничего в школе не пострадало, и мальчики, не видя сразу Платтнера, решили, что он упал и лежит скрытый от их взоров партами. Они выскочили ему на помощь и были чрезвычайно поражены, не найдя его. Смущенные его исчезновением, они поспешили к открытой двери, уверенные, что Платтнер был ранен и от боли выбежал из комнаты. Карзо, мальчик, выбежавший первым, чуть не столкнулся в дверях с заведующим, мистером Лиджеттом.
Мистер Лиджетт был полный, вечно волнующийся мужчина с одним глазом. Мальчики рассказывали потом, что он ввалился в комнату, бормоча какие-то неопределенные ругательства.
— Ах вы, несчастные баловники, — воскликнул он. — Где мистер Платтнер?
Где мистер Платтнер? Это был вопрос, который не раз повторялся на протяжении следующих нескольких дней. На этот раз действительно оказалось, что осуществилась на практике неистовая гипербола — «разнесло на атомы». Нельзя было найти даже части Платтнера; не видно было ни одной капли крови, ни одного клочка одежды. По-видимому, он был окончательно вырван из жизни, не оставив после себя никакого следа. Факт его полного исчезновения, явившийся следствием взрыва, не оставлял места сомнениям.
Нет никакой необходимости останавливаться на описании всех пересудов и волнений, которыми была охвачена Сюссексвильская школа и весь Сюссексвиль. Лиджетт со своей стороны сделал все, от него зависящее, чтобы умалить и сократить значение этой истории. Он ввел наказание, которое выражалось в том, что провинившийся должен был написать двадцать пять строчек за каждое упоминание имени Платтнера, и заявил мальчикам в классе, что он прекрасно знает, где находится его помощник. Он боялся, как объяснял сам, что происшедший взрыв, несмотря на принимаемые меры предосторожности для уменьшения опасности при практическом изучении химии, может испортить репутацию школы. Повредить могла и тайна, создавшаяся вокруг исчезновения Платтнера. Поэтому Лиджетт изо всех сил старался придать этому происшествию возможно более обыденный характер. Он допросил всех пятерых очевидцев по очереди, причем терзал их так долго, что они начали сомневаться в своих умственных способностях.
Но, несмотря на все принятые меры, все происшедшее, в чрезвычайно преувеличенном и беспорядочном виде, передавалось в продолжение девяти дней по всем окрестностям, и некоторые родители под различными удобными предлогами взяли своих сыновей из школы. Не последнее место во всей этой истории занимал тот факт, что большое количество людей видело во сне Платтнера в период царившего возбуждения перед его возвращением и что все эти сны были похожи друг на друга. Почти всем снился Платтнер, иногда один, а иногда в сопровождении других людей, блуждающий по какому-то сияющему радужному краю. Во всех случаях лицо его было бледное, расстроенное, иногда он сильно жестикулировал. Одному или двум мальчикам, которые, очевидно, были под впечатлением кошмаров, показалось во сне, что Платтнер с необыкновенной быстротой приближался к ним и заглядывал им в глаза. Другие, вместе с Платтнером, бежали от преследований каких-то необыкновенных существ шарообразной формы.
Все эти бредни были забыты и уступили место вопросам и расспросам, когда в среду, спустя неделю после понедельника (день взрыва) вернулся Платтнер!
Обстоятельства, сопутствующие его возвращению, были такие же странные, как и те, которые имели место при его исчезновении. В среду мистер Лиджетт, незадолго до заката солнца, закончив все свои занятия, сидел в своем саду, собирал и ел землянику, которую он очень любил. Сад его был очень большой, запущенный, скрытый от любопытных взоров высокой, обвитой плющом красной кирпичной стеной. В ту самую минуту, как он наклонился над какой-то особенно крупной ягодой, что-то промелькнуло в воздухе, и, прежде чем он успел оглянуться, какое-то тяжелое тело с силой ударило его сзади. Он подался вперед, смял землянику, которую держал в руках, и от неожиданного толчка его шелковый цилиндр низко сполз ему на лоб, почти прикрывая ему один глаз. Тяжелый метательный снаряд, скользнувший сбоку мимо него и занявший сидячее положение среди кустиков земляники, оказался не кем иным, как нашим давно потерянным мистером Готфридом Платтнером в чрезвычайно растерзанном виде. Он был бледен, без шляпы, без воротника, в грязном белье, а на руках его были видны следы крови. Мистер Лиджетт был так поражен, что остался стоять на четвереньках, со сползшим на глаз цилиндром. Он сразу напал на Платтнера, упрекая его в непочтительном и несознательном поведении.
Эта далеко не идиллическая сцена заканчивает то, что можно назвать внешней стороной истории Платтнера. Нет никакой необходимости вдаваться в подробности увольнения Платтнера мистером Лиджеттом.
Все эти детали, с перечислением имен, дат и отзывов, могут быть найдены в подробном отчете происшедшего, представленном «Обществу Исследования Анормальных Явлений».
В первые дни никто не обратил внимания на странное перемещение правой и левой сторон у Платтнера. Первый раз это заметили в связи с появившейся у него наклонностью писать на доске справа налево. Он скрывал это обстоятельство, так как боялся, что оно может неблагоприятно отозваться на его новом положении. Перемещение его сердца выяснилось через несколько месяцев после его исчезновения, когда ему должны были выдернуть зуб под наркозом. Платтнер очень неохотно позволил врачу исследовать себя и долго не соглашался, чтобы тот написал по этому поводу короткую статью в «Журнале Анатомии». Этим исчерпываются все материальные факты, и мы можем перейти к тому, что рассказывал сам Платтнер обо всем случившемся.
Предварительно мы должны очень резко разграничить предыдущую часть истории от последующей. Все, что я до сих пор рассказывал, установлено такими показаниями, которые были бы одобрены каждым специалистом по уголовным делам. Все свидетели до сих пор живы; читатель, если у него есть свободное время, может найти этих ребят хотя бы завтра и расспрашивать их и Лиджетта на эту тему сколько угодно. Сам Готфрид Платтнер с его перевернутым сердцем и три фотографических снимка с него тоже могут быть представлены в любой момент. Можно доказать также, что он действительно пропадал в течение девяти дней, что явилось следствием взрыва. Вернулся он также неожиданно, причем вернулся уже преобразившийся, точно так же, как возвращается преображенным изображение в зеркале. Из последнего факта можно заключить, что Платтнер в продолжение этих девяти дней находился в каком-то состоянии существования вне пространства. Показания, подтверждающие все эти положения, значительно существеннее и очевиднее тех, которые не раз доводили до виселицы убийц.