Кемпъ пробормоталъ какое-то восклицаніе. Потомъ подошелъ къ своему гардеробу и вынулъ оттуда темнокрасный халатъ.
— Годится? — спросилъ онъ.
Халатъ взяли. Съ минуту онъ повисѣлъ неподвижно въ воздухѣ, потомъ странно заколыхался, всталъ во весь ростъ, чинно застегиваясь, и сѣлъ въ кресло.
— Кальсоны, носки и туфли были бы кстати, — сказалъ Невидимый отрывисто. И пища.
— Что угодно, но это самое нелѣпѣйшее происшествіе во всей моей жизни.
Кемпъ выпотрошилъ ящика комода, отыскивая необходимые предметы, потомъ сошелъ внизъ порыться въ буфетѣ, вернулся съ холодными котлетами и хлѣбомъ и, придвинувъ маленькій столикъ, поставилъ ихъ передъ гостемъ.
— И безъ ножей, все равно, — сказалъ гость, и котлета повисла въ воздухѣ, послышался звукъ жеванія.
— Я всегда предпочитаю надѣтъ что-нибудь, прежде чѣмъ ѣсть, — сказалъ Невидимый, набивъ ротъ и съ жадностью пожирая котлеты, — странная причуда.
— А рука — ничего? — спросилъ Кемпъ.
— Ничего, — сказалъ Невидимый.
— Изъ всѣхъ удивительныхъ и диковинныхъ…
— Именно. Но какъ это странно, что я попалъ для перевязки именно къ вамъ. Первая моя удача! Впрочемъ, я и такъ собирался переночевать нынче здѣсь. Вы ужъ это потерпите. Какая пакость, однако, что кровь-то моя вѣдь видна! Ишь какъ напачкалъ. Становится видно, когда свертывается, должно быть. Я измѣнилъ только живыя ткани и только на то время, пока живъ… Вотъ уже три часа, какъ я здѣсь…
— Но какъ же это дѣлается? — началъ Кемпъ тономъ крайняго раздраженія. Чортъ знаетъ, что такое! Все это такъ неразумно съ начала до конца.
— Совершенно разумно, — сказалъ Невидимый, — какъ нельзя болѣе разумно.
Онъ потянулся за бутылкой виски и взялъ ее. Кемпъ во всѣ глаза смотрѣлъ на жадно ѣвшій халатъ. Лучъ свѣта отъ зажженной свѣчи, проходя сквозь дырочку, прорванную на правомъ плечѣ халата, образовалъ свѣтлый треугольникъ подъ ребрами налѣво.
— Что такое были эти выстрѣлы? — спросить Кемпъ. Какъ началась стрѣльба?
— Да былъ тамъ дуракъ одинъ, — нѣчто въ родѣ моего союзника, — чтобъ ему провалиться совсѣмъ! Такъ онъ вздумалъ украсть у меня деньги… Да и укралъ.
— И онъ тоже невидимъ?
— Нѣтъ.
— Ну?
— Нельзя ли мнѣ сначала еще поѣстъ, а ужъ потомъ разсказывать? Я голоденъ и страдаю, а вы хотите, чтобы я разсказывалъ вамъ какія-то исторіи!
Кемпъ всталъ.
— Это не вы стрѣляли? — спросилъ онъ.
— Нѣтъ, — отвѣчалъ гость. Какой-то болванъ, котораго я никогда не видалъ, выпалилъ наобумъ. Они всѣ тамъ перетрусили. Перепугались меня! Чортъ бы ихъ побралъ! Но послушайте, Кемпъ, я еще хочу ѣсть: мнѣ итого мало.
— Пойду посмотрю, не найдется ли внизу еще чего-нибудь съѣдобнаго, — сказалъ Кемпъ. Боюсь, что найдется немного.
Покончивъ съ ѣдой, — а съѣлъ онъ очень много, — Невидимыя попросилъ сигару. Онъ свирѣпо куснулъ конецъ, не данъ Кемпу времени отыскать ножикъ, и выругался, когда наружный листъ отсталъ.
Странно было видѣть его курящимъ: ротъ его и горло, зѣвъ и ноздри, — все обнаружилось въ видѣ слѣпка изъ крутящагося дыма.
— Благословенный даръ это куреніе, — сказалъ Невидимый и крѣпко затянулся. Для меня очень счастливо, что я напалъ именно на васъ, Кемпъ. Вы должны мнѣ помочь. Какъ разъ вотъ на васъ-то я и наткнулся, — каково! Со мной приключалась сквернѣйшая исторія, я поступилъ какъ помѣшанный, право. Подумать только, черезъ что я прошелъ! Но мы еще кое-что сдѣлаемъ, вотъ увидите, Кемпъ.
Онъ налилъ себѣ еще виски и содовой воды. Кемпъ всталъ, оглянулся вокругъ и принесъ себѣ пустой стаканъ изъ сосѣдней комнаты.
— Все это нелѣпо. Но, я думаю, мнѣ все-таки можно выпить.
— Вы не очень перемѣнились, Кемпъ, за эти двѣнадцать лѣтъ. Блондины мѣняются мало. Вы хладнокровны и методичны… Погодите-ка, что я вамъ скажу… Будемъ работать вмѣстѣ?
— Да какъ вы все это сдѣлали? — спросилъ Кемпъ. Какъ стали такимъ?
— Ради Христа, позвольте мнѣ покурить немножко на свободѣ, а потомъ ужъ я начну вамъ разсказывать.
Но исторія такъ и осталась неразсказаной. У Невидимаго разболѣлась рука; его лихорадило, онъ усталъ, и его пораженному воображенію неотступно мерещилась погоня на холмѣ драка у трактира. Онъ началъ было разсказъ и спутался. Несвязно говорилъ о Марвелѣ, курилъ быстрѣе, и голосъ его становился сердитымъ. Кемпъ старался извлечь изъ всего этого что-нибудь понятное.
— Онъ меня боялся… Я видѣлъ, что онъ меня боится, — повторялъ Невидимый опять и опять. Онъ хотѣть отъ меня удрать, постоянно объ этомъ думалъ. Какой я былъ дуракъ! Мерзавецъ!.. Я былъ внѣ себя… Убилъ бы его!..
— Гдѣ вы достали деньги? — внезапно прервалъ Кемпъ.
Невидимый помолчалъ съ минуту.
— Сегодня я не могу вамъ этого сказать.
Онъ вдругъ застоналъ и нагнулся впередъ, опирая невидимую голову на невидимыя рука.
— Кемпъ, — сказалъ онъ, — я не спалъ почти трое сутокъ, въ трое сутокъ раза два только вздремнулъ на часочекъ, да и того меньше. Сонъ мнѣ совершенно необходимъ.
— Такъ возьмите мою комнату, вотъ эту.
— Да какъ же я могу спать? Если я засну, онъ уйдетъ… Уфъ! Не все ли равно!
— Какъ васъ ранила пуля? — спросить Кемпъ.
— Пустяки, — царапина. Кровь. О, Господи! Какъ мнѣ нуженъ сонъ.
— Такъ почему же бы вамъ не заснуть?
Невидимый какъ будто посмотрѣлъ на Кемпа.
— Потому что мнѣ особенно не хочется быть пойманнымъ моими ближними, — проговорилъ онъ медленно.
Кемпъ вздрогнулъ.
— Дуракъ я! воскликнулъ Невидимый, ударивъ по столу кулакомъ. Я подалъ вамъ эту мысль!
XVIII
Невидимый спитъ
Несмотря на свое утомленіе и боль отъ раны, Невидимый не захотѣлъ положиться на слово Кемпа, что на свободу его не будетъ сдѣлано никакихъ покушеній. Онъ осмотрѣлъ оба окна въ спальнѣ, поднять шторы и оглядѣлъ ставни, чтобы убѣдиться, что Кемпъ говоритъ правду, и что бѣжать этимъ путемъ было возможно. Снаружи ночь была тихая и безмолвная, и новый мѣсяцъ заходилъ надъ дюнами. Невидимый осмотрѣлъ еще ключи спальни и двѣ двери въ уборную, чтобы убѣдиться, что и этимъ путемъ можно было оградить свою свободу, послѣ чего призналъ себя удовлетвореннымъ. Онъ всталъ передъ каминомъ, и Кемпъ услышалъ зѣвокъ.
— Очень жалѣю, — сказалъ Невидимый, — что не могу разсказать вамъ сегодня всего, что я сдѣлалъ. Но я страшно усталъ. Конечно, все это нелѣпо… Все это ужасно! Но, повѣрьте мнѣ, Кемпъ, вопреки вашимъ утреннимъ аргументамъ, все это — вещь вполнѣ возможная. Я сдѣлалъ открытіе, хотѣлъ оставятъ его при себѣ. Не могу: мнѣ нуженъ компаньонъ. А вы… Чего только мы не сдѣлаемъ! Но завтра. А теперь, Кемпъ, мнѣ кажется, или спать, или умереть,
Кемпъ стоялъ среди комнаты, глядя на безголовое платье.
— Мнѣ надо васъ оставить, значитъ. Нѣтъ, просто невѣроятно!.. случись только три такія вещи, ниспровергающія всѣ мои теоріи, — я просто соду съ ума. Но все это въ самомъ дѣлѣ. Не нужно ли вамъ еще чего-нибудь?
— Только проститься съ вами, сказалъ Гриффинъ.
— Прощайте, — сказалъ Кемпъ и потрясъ невидимую руку.
Онъ бокомъ попятился къ двери. Вдругъ халатъ поспѣшно зашагалъ къ нему.
— Поймите меня! — сказалъ халатъ. Никакихъ попытокъ задержать меня или поймать! Не то…
Кемпъ слегка измѣнился въ лицѣ.
— Кажется, я далъ вамъ слово, — сказалъ онъ, и тихонько затворилъ за собой дверь.
Изнутри щелкнулъ ключъ. Пока Кемпъ стоялъ на мѣстѣ съ лицомъ, выражавшимъ пассивное удивленіе, быстрые шаги подошли къ двери уборной и она также заперлась. Кемпъ ударилъ себя рукою но лбу.
— Брежу я, что ли? Я ли сошелъ съ ума или весь міръ помѣшался?
Онъ захохоталъ и потрогалъ запертую дверь.
— Выгнанъ изъ собственной спальни вопіющей нелѣпостью!
Онъ подошелъ къ верхушкѣ лѣстницы и оглянулся на запертыя двери.
— Фактъ, — сказалъ онъ и дотронулся до своей слегка оцарапанной шея. Несомнѣнный фактъ! Но…
Онъ безнадежно потрясъ головою, повернулся и пошелъ внизъ; зажегъ лампу въ столовой, вынулъ сигару и началъ ходить изъ угла въ уголъ, издавая безсвязныя восклицанія и по временамъ разсуждая вслухъ.
— Невидимъ! — говорилъ онъ. Существуетъ ли такая вещь, какъ невидимое животное?.. Въ морѣ, да… Тысячами, милліонами! Всѣ личинки, всѣ мелкія навиліи и торнаріи, всѣ микроскопическія животныя — всѣ слизистыя. Въ морѣ больше невидимыхъ, чѣмъ видимыхъ существъ! Я никогда прежде объ этомъ не думалъ. А въ прудахъ-то! Всѣ эти маленькія прудовыя жизни — кусочки безцвѣтной, прозрачной слизи. Но въ воздухѣ… Нѣтъ! Это не можетъ быть… Да, въ концѣ концовъ, почему же? Если бы человѣкъ былъ сдѣланъ изъ стекла, онъ все-таки былъ бы видимъ.
Кемпъ глубоко задумался. Три сигары разсыпались по ковру бѣлымъ пепломъ, прежде чѣмъ онъ заговорилъ снова. И тутъ онъ издалъ лишь одно восклицаніе, свернулъ в сторону, вышелъ изъ комнаты, прошелъ въ свою маленькую докторскую пріемную и зажегъ тамъ газъ. Комната была маленькая, такъ какъ докторъ Кемпъ не жилъ практикой и тамъ были сложены послѣднія газеты. Утренній номеръ валялся тутъ же, развернутый и небрежно брошенный въ сторону. Кемпъ схватилъ его, перевернулъ листы и прочелъ разсказъ о «Странной исторіи въ Айпингѣ», съ такимъ трудомъ прочитанный матросомъ въ Портъ-Стоу Марвелю. Кемпъ пробѣжалъ его быстро.
— Закутанъ! Переодѣть! Скрывался! «Никто, повидимому, не знаетъ о его несчастіи!» Куда, къ чорту, онъ мѣтилъ?
Кемпъ уронилъ листокъ, и глаза его какъ будто чего-то искали.
— А-а, — проговорилъ онъ и взялъ «Сенъ-Джемскую газету», лежавшую свернутой, какъ пришла. Теперь мы добьемся правды.
Онъ разорвалъ газету и открылъ ее. Въ глаза ему бросились дна столбца. «Внезапное помѣшательство цѣлой деревни въ Суссексѣ», стояло на заголовкѣ.
— Великій Боже! — сказалъ Кемпъ, читая съ жадностью недовѣрчивый отчетъ о вчерашнихъ событіяхъ въ Айпингѣ.
На другой страницѣ былъ перепечатанъ параграфъ изъ утреннихъ газетъ. Кемпъ перечелъ его: «Бѣжалъ по улицѣ и дрался направо и налѣво. Джафферсъ въ безсознательномъ состояніи. Мистеръ Гокстеръ сильно страдаетъ, все еще не можетъ передать, что видѣлъ. Тяжелое оскорбленіе священника. Женщина, заболѣвшая отъ страха. Окна перебиты. Эта удивительная исторія — вѣроятно, вымыселъ. Слишкомъ любопытна, чтобы ее не напечатать — cum grano.»
Кемпъ выронилъ листъ и безсмысленно смотрѣлъ передъ собою.
— Вѣроятно, вымыселъ.
Онъ опять схватилъ газету и перечелъ все сначала.
— Но при чемъ же тутъ этотъ бродяга? Какого черта вздумалось ему гоняться за бродягой?
Онъ вдругъ сѣлъ на свой хирургическій диванъ.
— Не только невидимый, — сказалъ онъ, — но и помѣшанный! Манія убійства.
Когда взошла заря, и блѣдность ея стала примѣшиваться къ свѣту лампы и сигарному дыму въ столовой, — Кемпъ все еще ходилъ изъ угла въ уголъ, стараясь постичь невозможное.
Онъ былъ слишкомъ взволнованъ, чтобы спать. Сонные слуги, сойдя внизъ, нашли его тамъ же и пришли къ заключенію, что чрезмѣрныя занятія повредили его здоровью. Онъ отдалъ имъ странное, но совершенно опредѣленное приказаніе: накрыть завтракъ на двоихъ въ кабинетѣ наверху, а самимъ держаться исключительно въ нижнемъ и подвальномъ этажѣ. Потомъ Кемпъ снова зашагалъ по комнатѣ до прихода утреннихъ газетъ. Въ газетахъ говорилось очень многое, но сказано было мало, почти ничего, кромѣ подтвержденія вчерашнихъ извѣстія и очень плохо составленнаго отчета о другомъ замѣчательномъ происшествіи, въ Портъ-Стоу. Изъ этого отчета Кемпъ понялъ сущность событій въ «Веселыхъ игрокахъ» и узналъ имя Марвеля. «Онъ продержалъ меня при себѣ цѣлыя сутки», заявилъ Марвель. Къ айпингской исторіи было прибавлено еще нѣсколько мелкихъ фактовъ, между прочимъ то, что проволока деревенскаго телеграфа была обрѣзана. Но ничто не бросало никакого свѣта на отношеніе Невидимаго къ бродягѣ, такъ какъ мистеръ Марвелъ ничего не сказалъ о книгахъ и деньгахъ, которыми было начинено его платье. Недовѣрчивый тонъ газетъ исчезъ, и цѣлые рои репортеровъ и изслѣдователей уже принялись за тщательное разсмотрѣніе всего дѣла.
Кемпъ прочелъ статью отъ доски до доски, послалъ горничную купить всѣ утреннія газеты и съ жадностью поглотилъ также и ихъ.
— Онъ невидимъ, — говорилъ себѣ Кемпъ, — и, судя по тому, что пишутъ тутъ пахнетъ буйнымъ помѣшательствомъ, переходящимъ въ манію. Что только онъ можетъ надѣлать! Что только онъ можетъ надѣлать! А между тѣмъ, вонъ онъ тамъ, у меня, наверху, свободенъ какъ вѣтеръ… Что мнѣ дѣлать, Господи Боже мой! Было ли бы это, напримѣръ, безчестно, если бы… Нѣтъ.
Онъ подошелъ къ маленькой неопрятной конторкѣ въ углу и начать писать записку, разорвалъ ее, дописавъ до половины, и написалъ другую, перечелъ и задумался. Потомъ взялъ конвертъ и надписалъ адресъ: «Полковнику Эдай, въ Портъ-Вордокъ».
Невидимый проснулся какъ разъ въ то время, какъ Кемпъ былъ, такимъ образомъ, занятъ, и проснулся въ очень дурномъ настроенія. До чутко насторожившагося Кемпа донеслось порывистое шлепанье его босыхъ ногъ по спальнѣ наверху, потомъ грохнулся стулъ, и разлетѣлся вдребезги стаканъ съ умывальника. Кемпъ поспѣшилъ наверхъ и торопливо постучалъ въ дверь.
XIX
Нѣкоторые первые принципы
— Что случилось? — спросилъ Кемпъ, когда Невидимый впустилъ его.
— Ничего.
— Что жъ это былъ за грохотъ, чортъ побери?
— Вспылилъ, — сказалъ Невидимый. Забылъ руку-то, а она болитъ.
— А вы подвержены такого рода вспышкамъ?
— Подверженъ.
Кемпъ прошелъ на ту сторону комнаты и подобралъ осколки стекла.
— Всѣ факты о васъ стали извѣстны, — сказалъ онъ, стоя съ осколками въ рукѣ,- все, что случилось въ Айпингѣ и подъ горой. Міръ знаетъ теперь о своемъ невидимомъ гражданинѣ. Но никто не знаетъ, что вы здѣсь.
Невидимый выругался.
— Тайна открыта. Думаю, что это была тайна. Я не знаю вашихъ плановъ, но, конечно хочу помочь вамъ.
Невидимый селъ на постель.
— Наверху готовъ завтракъ, — сказалъ Кемпъ, какъ можно непринужденнѣе, и очень обрадовался, когда его странный гость всталъ съ большою готовностью.
Кемпъ пошелъ первый по узенькой лѣстницѣ въ бельведеръ.
— Прежде чѣмъ что-либо начинать, — сказалъ онъ, — мнѣ необходимо сколько-нибудь уяснить себѣ, что такое эта ваша невидимость.
Онъ сѣлъ и безпокойно оглянулся въ окно съ видомъ человѣка, которому предстоитъ, во что бы то ни стало, поддерживать разговоръ. Сомнѣнія въ реальности всего происходившаго мелькнули въ его головѣ и исчезли при видѣ Гриффина, сидѣвшаго ха завтракомъ, — этого безголоваго, безрукаго халата, вытиравшаго невидимыя губы чудесно державшейся въ воздухѣ салфеткой.
— Вещь довольно простая и вѣроятная, — сказалъ Гриффинъ, положивъ салфетку.
— Для васъ, конечно, но…
Кемпъ засмѣялся.
— Ну да, и мнѣ она, несомнѣнно, казалась на первыхъ порахъ чѣмъ-то чудеснымъ, а теперь… Господи Боже мой! Но мы свершимъ еще великія вещи! Я въ первый разъ напалъ на нее въ Чезильстоу.
— Въ Чезильстоу?
— Я отправился туда прямо изъ Лондона. Вы вѣдь знаете, что я бросилъ медицину и занялся физикой. Нѣтъ? Ну да, физикой: меня плѣнялъ свѣтъ.
— А-а!
— Оптическая непроницаемость. Весь этотъ вопросъ — цѣлая сѣть загадокъ, сквозь которую обманчиво мелькаетъ сѣть разгадокъ. А такъ какъ мнѣ было всего двадцать два года, и былъ юноша очень восторженный, я сказалъ себѣ: «Положу на это всю жизнь. Стоитъ того. Вы знаете, какими дураками мы бываемъ въ двадцать два года!
— Тогда ли дураками, или теперь? — замѣтилъ Кемпъ.
— Какъ будто одно знаніе можетъ кого нибудь удовлетворять! Тѣмъ не менѣе я принялся за работу и работалъ какъ каторжный. И не успѣлъ я проработать и продумать и шести мѣсяцевъ, какъ вдругъ въ одну изъ дырочекъ сѣтки мелькнулъ мелькнулъ свѣтъ, да какой, — ослѣпительный! Я нашелъ общій законъ пигментовъ и рефракціи, формулу, геометрическое выраженіе, включающее четыре измѣренія. Дураки, обыкновенные люди, даже обыкновенные математики и не подозрѣваютъ, что можетъ значить какое-нибудь общее выраженіе при изученіи молекулярной физики. Въ книгахъ, — въ книгахъ, которыя стащилъ этотъ бродяга, есть чудеса, вещи удивительныя! Но это не былъ методъ, это была идея, могущая навести на методъ, посредствомъ котораго, не измѣняя никакихъ другихъ свойствъ матеріи, кромѣ цвѣта въ нѣкоторыхъ случаяхъ, можно понизить коэффиціентъ преломленія нѣкоторыхъ веществъ, — твердыхъ ли или жидкихъ, — до коэффиціента преломленія воздуха, что касается всѣхъ вообще практическихъ результатовъ.