На половинѣ лѣстницы стоялъ полковникъ Эдай, адресатъ Кемпова письма и начальникъ бордокской полиціи. Онъ въ нѣмомъ изумленіи смотрѣлъ на внезапное появленіе Кемпа, за которымъ слѣдовало удивительное зрѣлище пустой одежды, метавшейся въ воздухѣ. Онъ видѣлъ, какъ повалили Кемпа, какъ онъ опять всталъ на ноги. Видѣлъ, какъ Кемнъ пошатнулся, бросился впередъ и опять упалъ какъ подкошенный.
И вдругъ его самого что-то ударило. Ударило «ничто». Казалось, будто на него прыгнула огромная тяжесть, чья-то рука сдавила ему горло, чье-то колѣно уперлось ему въ животъ и онъ стремглавъ слетѣлъ съ лѣстницы. Невидимая нога ступила ему на спину, и послышалось мчавшееся съ лѣстницы шлепанье босыхъ ногъ; два полицейскихъ въ передней что то крикнули и бросились бѣжать. Наружная дверь захлопнулась съ оглушительнымъ шумомъ.
Онъ приподнялся и сѣлъ, выпучивъ глаза. Съ лѣстницы пошатываясь сходилъ Кемпъ, растрепанный и запыленный. Одна щека его побѣлѣла отъ удара, изъ губъ сочилась кровь: въ рукахъ онъ несъ красный халатъ и другія туалетныя принадлежности.
— Боже! — крикнулъ Кемпъ. Ну, будетъ теперь потѣха! Онъ бѣжалъ!
XXV
Травля Невидимаго
Сначала Кемпъ говорилъ слишкомъ безсвязно, чтобы Эдай могъ понятъ только-что происшедшее съ такою быстротою.
Она стояли на площадкѣ. Кемпъ все еще держалъ на рукѣ странныя одежды Гриффина и торопливо разсказывалъ. Черезъ нѣкоторое время Эдай началъ, однако, кое-что понимать.
— Онъ помѣшанъ, — говорилъ Кемпъ, — онъ безчеловѣченъ. Это одинъ голый эгоизмъ. Ему дѣла нѣтъ ни до чего, кромѣ собственной выгоды и собственной безопасности. Нынче утромъ я выслушалъ цѣлую исторію самаго грубаго эгоизма. Онъ калѣчилъ людей. Будетъ убивать, если мы ему не помѣшаемъ. Создастъ панику. Ничто его не остановитъ. Теперь онъ на волѣ — бѣшеный!
— Его надо поймать, — сказалъ Эдай. Это несомнѣнно.
— Но какъ? — воскликнулъ Кемпъ, и тотчасъ въ головѣ его закишѣли планы:- Вамъ надо принять мѣры сейчасъ же: привлечь къ этому дѣлу все населеніе, не дать Гриффину оставить нашихъ мѣстъ. Разъ онъ бѣжитъ отсюда, онъ пойдетъ калѣчить и убивать по всей странѣ. Онъ мечтаетъ о царствъ террора! О царствѣ террора, слышите? Вамъ надо учредить надзоръ по всѣмъ желѣзнымъ дорогамъ, по всѣмъ проселкамъ, на всѣхъ пароходахъ. Войско должно помогать. Телеграфируйте о помощи. Единственное, что можетъ его здѣсь задержать, это надежда выручить свои записныя книги, которыя онъ очень цѣнитъ. Я разскажу вамъ: въ вашемъ полицейскомъ участкѣ содержится нѣкій Марвель…
— Знаю, — сказалъ Эдай, — знаю. Книги-то, — да. Но вѣдь бродяга…
— Бродяга отрицаетъ, чтобы онѣ у него были; но онъ говоритъ, что онѣ у него. Вы должны сдѣлать такъ, чтобы не дать ему возможности ни питаться, ни спать; день и ночь весь край долженъ быть насторожѣ. Пищу надо запирать и прятать, чтобы онъ не имѣлъ къ ней доступа. Дома также запирать крѣпко-накрѣпко… Дай намъ Богъ холодныя ночи и дожди!.. Вся округа должна тотчасъ приняться ловить его, ловить, пока не поймаютъ. Говорю вамъ, Эдай, онъ — гибель и бѣдствіе, онъ страшно опасенъ: если его не схватятъ и не запрутъ, одинъ Богъ знаетъ, что можетъ произойти. Страшно и подумать!
— Что же еще намъ дѣлать? — спросилъ Эдай. Мнѣ надо тотчасъ отправляться и начать все устраивать. Но почему бы и вамъ не пойти со мною? Да, пойдемте-ка! Пойдемъ и соберемъ нѣчто въ родѣ военнаго совѣта, призовемъ на помощь Гоппса и желѣзнодорожное начальство. Пойдемте и разскажите мнѣ все по дорогѣ. Что же еще мы можемъ сдѣлать?… Да бросьте эту дрянь!
Черезъ минуту Эдай уже сходилъ съ лѣстницы, а за нимъ Кемпъ. Они нашли наружную дверь отворенной, а за нею двухъ полицейскихъ, глазѣвшихъ въ пустое пространство.
— Удралъ, сэръ, — сказалъ одинъ изъ нихъ.
— Намъ тотчасъ нужно отправиться въ центральное отдѣленіе, — сказалъ Эдай. Сходите, кто-нибудь, за извозчикомъ и пошлите его намъ навстрѣчу, да поживѣе. Ну, Кемпъ, еще что же?
— Собакъ, — сказалъ Кемпъ, — достаньте собакъ: онѣ его не видятъ, да чуютъ. Достаньте собакъ.
— Ладно, — сказалъ Эдай. Это между нами, но тюремному начальству въ Гальстидѣ извѣстенъ одинъ человѣкъ, у котораго есть ищейки. Собакъ, значитъ. Еще что?
— Помните, — сказалъ Кемпъ, — его пища видна. Когда онъ поѣсть, его пища видна, пока она не усвоится организмомъ. Поѣвши, онъ долженъ прятаться. Надо искать вездѣ, обыскивать каждый кустъ, каждый укромный уголокъ. И всякое оружія, все предметы, которыя можно обратить въ оружіе, надо прятать. Подолгу носить съ собою такія вещи онъ не можетъ. Все, что можетъ попасться ему подъ руку, и чѣмъ онъ можетъ драться, надо спрятать.
— И это ладно, — сказалъ Эдай. Поймаемъ его, погодите!
— А по дорогамъ… — началъ Кемпъ и запнулся.
— Ну? — сказалъ Эдай.
— Толченаго стекла… Я знаю, это жестоко… Но подумайте только, что онъ можетъ сдѣлать!
Эдай со свистомъ втянулъ воздухъ между зубами.
— Это ужъ что-то того, — сказалъ онъ, — будто не по чести… Ужъ и не знаю, право… Велю все-таки приготовить; если онъ зайдетъ слишкомъ далеко…
— Говорю жъ я вамъ, онъ сталъ совсѣмъ безчеловѣченъ, — оказалъ Кемпъ. Я также увѣренъ, что онъ установитъ царство террора, — когда оправится отъ волненія своего теперешняго побѣга, — какъ въ томъ, что говорю съ вами. Единственная наша надежда — опередить его. Онъ порвалъ всѣ связи cъ людьми. Пусть кровь его падетъ на его собственную голову!
XXVI
Убійство Уинстида
Невидимый, должно быть, вырвался изъ дома Кемпа въ состояніи слѣпого бѣшенства. Маленькій ребенокъ, игравшій у воротъ Кемпа, былъ поднятъ на воздухъ и брошенъ на землю съ такой силой, что нога у него оказалась сломанной, послѣ чего Невидимый исчезъ на нѣсколько часовъ изъ области человѣческихъ воспріятій. Никто не знаетъ навѣрное, куда онъ дѣвался и что онъ дѣлалъ. Но легко вообразить себѣ, что онъ бѣжалъ по зною іюльскаго полудня на холмъ и дальше, на открытыя дюны, за Портъ-Бордокъ, въ отчаяніи и бѣшенствѣ на свою превратную судьбу и, усталый и измученный, нашелъ пріютъ въ кустарникахъ Гинтондина, гдѣ и укрылся, чтобы принести въ порядокъ свои крушившіеся замыслы противъ рода человѣческаго. Вѣроятно, онъ именно тамъ избралъ себѣ пріютъ, потому что тамъ обнаружилось его присутствіе часа въ два того же дня зловѣще-трагическимъ образомъ.
Нельзя съ точностью опредѣлить, въ какомъ онъ былъ во то время настроеніи и какіе строилъ планы. По всѣмъ вѣроятіямъ, онъ былъ почти до экстаза взбѣшенъ предательствомъ Кемпа; и хотя мы можемъ понять мотивы, которые повели къ этому обману, но все же можемъ себѣ представить и злобу, возбужденную такой неожиданностью, и даже отчасти сочувствовать ей. Можетъ быть, къ нему вернулось нѣчто въ родѣ того тупого недоумѣнія, которое онъ испыталъ во время приключеній въ Оксфордъ-Стритѣ, такъ какъ на содѣйствіе Кемпа въ своей звѣрской мечтѣ о терроризаціи вселенной онъ, повидимому, возлагалъ большія надежды. Какъ бы то ни было, онъ исчезъ изъ сферы человѣческихъ наблюденій около полудня, и ни одно живое существо не знаетъ, что онъ дѣлалъ до половины третьяго. Для человѣчества это было, можетъ быть, очень счастливо, но для него самого такое бездѣйствіе имѣло роковыя послѣдствія. Въ это время принялось за дѣло постепенно возраставшее количество людей, всюду разсѣянныхъ по округѣ. Утромъ Невидимый былъ еще просто сказкой, пугаломъ; къ полудню, благодаря, главнымъ образомъ, составленной въ самыхъ краткихъ выраженіяхъ прокламаціи Кемпа, онъ обратился уже въ реальнаго врага, котораго слѣдовало бить, схватить и уничтожить, и весь край началъ снаряжаться съ неимовѣрной быстротою. Даже въ два часа Невидимый все еще могъ спастись, забравшись въ поѣздъ желѣзной дороги; но послѣ двухъ часовъ это стало невозможнымъ: пассажирскіе поѣзда всѣхъ линій на пространствѣ большого параллелограмма, между Соутэмптономъ, Винчестеромъ, Брайтономъ, Горшамомъ шли съ запертыми дверями, а движеніе товарныхъ поѣздокъ прекратилось почти совсѣмъ. По большому кругу миль въ двѣнадцать, центромъ котораго былъ Нордикъ, дороги и поля обходили кучки людей, человѣка по три, по четыре, съ ружьями, дубинами и собаками.
Верховые полицейскіе ѣздили по окрестнымъ проселкамъ, останавливаясь у каждой избы и предупреждая жителей, чтобы они запирали двери и, если не имѣютъ оружія, — не выходили изъ дома; всѣ школы были закрыты въ три часа, и испуганныя дѣти тѣсными кучками спѣшили домой.
Часа въ четыре или пять указъ Кемпа, правда, подписанный Эдаемъ, былъ уже расклеенъ по всему околотку. Въ немъ сжато, но ясно излагались всѣ условія борьбы, необходимость не давать Невидимому возможности ѣсть и спать, необходимость неусыпной бдительности и быстрыхъ мѣръ въ случаѣ, если обнаружатся какіе-либо признаки его присутствія. Дѣйствія начальства были такъ быстры и рѣшительны, всеобщая вѣра въ это странное существо распространилась такъ скоро, что до наступленія ночи вся страна, на протяженіи нѣсколькихъ сотъ квадратныхъ миль, была приведена въ самое напряженье осадное положеніе. И до наступленія ночи, вдобавокъ, по всему перепуганному и насторожившемуся краю пронесся трепетъ ужаса; изъ шепчущихъ устъ въ уста, быстрая и опредѣленная, распространилась всюду молва объ убійствѣ мистера Уикстида.
Если вѣрно наше предположеніе, что пріютомъ Невидимому послужили Гинтондинскіе кустарники, онъ, должно быть, вышелъ оттуда тотчасъ послѣ полудня съ какимъ-нибудь намѣреніемъ, требовавшимъ оружія для своего исполненія. Какое это было намѣреніе, мы знать не можемъ, но для меня, по крайней мѣрѣ, кажется вполнѣ доказаннымъ, что желѣзный прутъ былъ въ рукахъ Невидимаго еще до встрѣчи съ Уикстидомъ.
Конечно, о подробностяхъ этой встрѣчи мы не можемъ сказать ни чего достовѣрнаго. Она произошла нм краю песочной ямы, всего ярдовъ въ двѣсти отъ воротъ лорда Бордока. Все указываетъ на отчаянную борьбу, — притоптанная земля, многочисленныя раны Уикстида, его сломанная трость; но что, кромѣ бѣшеной маніи убійства, могло быть причиной нападенія — невозможно себѣ представить. Теорія сумасшествія кажется неизбѣжной. Мистеръ Уикстидъ былъ управляющій лорда Бордока, человѣкъ лѣтъ сорока-пяти, сорока-шести, самаго безобиднаго нрава и вида, послѣднее въ мірѣ существо, способное возбудятъ противъ себя такого страшнаго врага. Противъ него-то Невидимыя, повидимому, вооружился желѣзнымъ прутомъ, вырваннымъ изъ сломанной загородки. Онъ остановилъ этого безобиднаго джентльмена, спокойно шедшаго домой завтракать, напалъ на него, отнялъ у него его немудреныя средства защиты, сломалъ ему руку, повалилъ его и размозжилъ ему голову.
Конечно, онъ долженъ быть вынуть прутъ изъ загородки до встрѣчи со своей жертвой, — вѣроятно, несъ его съ собою.
Кромѣ вышеизложеннаго, только двѣ маленькія подробности бросаютъ нѣкоторый свѣтъ на это происшествіе. Во-первыхъ, то обстоятельство, что песочная яма была не прямо по дорогѣ мистера Уикстида домой, за футовъ за двѣсти въ сторону. Во-вторыхъ, разсказъ одной маленькой дѣвочки, шедшей послѣ перемѣны въ школу: по ея словамъ, она видѣла, какъ убитый «трусилъ» какимъ-то особеннымъ образомъ по полю къ песочной ямѣ. Ея изображеніе этого дѣйствія напоминало человѣка, что-то преслѣдующаго по землѣ передъ собою и время отъ времени тыкающаго въ это преслѣдуемое тростью. Дѣвочка послѣдняя видѣла мистера Уинстида въ живыхъ. Пропавши у нея изъ виду, онъ шелъ на смерть, и борьба была скрыта отъ нея только купой буковъ да легкой неровностью почвы.
Такія обстоятельства, по крайней мѣрѣ, въ глазахъ пишущаго эти строки, несомнѣнно, уменьшаютъ чудовищность убійства. Кажется весьма правдоподобнымъ, что Гриффинъ взялъ желѣзный прутъ въ качествѣ оружія, но безъ опредѣленнаго намѣренія употребить его на убійство. Тутъ могъ появиться Уинстидъ и замѣтить странную палку, неизвѣстно почему двигавшуюся по воздуху. Вовсе не думая о Невидимомъ, — такъ какъ Портъ-Бордокъ оттуда миляхъ въ двадцати, — онъ могъ пойти вслѣдъ за палкой. Весьма возможно, что онъ никогда даже не слыхивалъ о Невидимомъ. Легко представить себѣ, что Невидимый улепетывалъ себѣ потихоньку, боясь обнаружить свое присутствіе въ околоткѣ, а Уинстидъ, взволнованный и заинтересованный, преслѣдовалъ необъяснимо двигавшійся предметъ и, наконецъ, ударилъ по нему.
Конечно, Невидимый при обыкновенныхъ обстоятельствахъ могъ безъ труда обогнать своего пожилого преслѣдователя, но поза, въ которой нашли тѣло Уинстида, показываетъ, что онъ имѣлъ несчастіе загнать свою добычу въ уголъ между густою порослью крапивы и песочной ямой. Для тѣхъ, кто знаетъ удивительную раздражительность Невидимаго — заключеніе этой встрѣчи представить нетрудно.
Но все это однѣ догадки. Единственные несомнѣнные факты, — такъ какъ на разсказы дѣтей вполнѣ полагаться не слѣдуетъ, — это обнаруженіе тѣла убитаго Уинстида и окровавленнаго желѣзнаго прута, валявшагося въ крапивѣ. То, что прутъ былъ брошенъ Гриффиномъ, показываетъ, что въ волненіи, овладѣвшимъ имъ въ эту минуту, онъ забылъ свой первоначальный планъ, если такой планъ и существовалъ дѣйствительно. Конечно, Невидимы былъ большой эгоистъ и человѣкъ безсердечный, но видъ его жертвы, его первой жертвы, окровавленной и жалкой, безпомощно валявшейся у его могъ, могъ открыть въ немъ давно задержанный источникъ раскаянія, въ которомъ могли потонуть на минуту всякіе, какіе бы ни были у него, планы.
Послѣ убійства мистера Уинстида онъ, повидимому, бѣжалъ по дорогѣ къ дюнамъ. Разсказывають, что двое рабочихъ въ полѣ у Фернъ-Боттома слышали какой-то голосъ. Голосъ этотъ вылъ и хохоталъ, рыдалъ и стоналъ, а по временахъ вскрикивалъ. Странный, должно быть, былъ голосъ. Онъ пронесся по клеверному полю и замеръ по направленію къ дюнамъ.
Въ это время Невидимый уже зналъ, вѣроятно, какъ быстро воспользовался Кемпъ подъ секретомъ сообщенными ему свѣдѣніями. Онъ нашелъ уже всѣ двери запертыми; бродя вокругъ желѣзнодорожныхъ станцій и заглядывая въ гостиницы, навѣрное, прочелъ развѣшенныя всюду объявленія и понялъ, какая на него устраивалась облава. Съ наступленіемъ вечера поля усѣялись группами людей и огласились лаемъ собакъ. Охотники на человѣка получили особыя инструкціи, какъ помогать другъ другу въ случаѣ встрѣчи съ врагомъ. Но отъ всѣхъ нихъ онъ увернулся. Намъ понятно отчасти его бѣшенство, которое не уменьшалось, вѣроятно, и тѣмъ обстоятельствомъ, что онъ самъ доставилъ свѣдѣнія, такъ безжалостно употреблявшіяся теперь противъ него. Въ этомъ день, по крайней мѣрѣ, онъ палъ духомъ: почти цѣлыя сутки, за исключеніемъ встрѣчи съ Уинстидомъ, его травили. Ночью онъ, вѣроятно, поѣлъ и поспалъ, такъ какъ къ утру оправился и опятъ сталъ самимъ собою, — сильнымъ и дѣятельнымъ, гнѣвнымъ и злобнымъ, готовымъ къ своей послѣдней великой борьбѣ противъ міра.
XXVII
Осада дома Кемпа
Кемпъ прочелъ странное посланіе, написанное карандашомъ на засаленномъ клочкѣ бумаги.
«Вы были удивительно энергичны и умны», стояло въ письмѣ, «хотя что вы этимъ выиграете — я не могу себѣ представить. Вы противъ меня. Вы травили меня цѣлый день и старались не дать мнѣ отдыха ночью. Нo я ѣлъ вопреки вамъ, спалъ вопреки вамъ, и игра еще только начинается. Ничего не остается, кромѣ установленія террора. Объявляю вамъ о его первомъ днѣ. Портъ-Бордокъ отнынѣ уже не подъ властью королевы, скажите это вашему полковнику и полиціи и всѣмъ, — онъ подъ моею властью, — подъ властью террора! Нынѣшнее число — Первое число перваго года новой эры — эры Невидимаго, Я — Невидимый Первый. Сначала правленіе мое будетъ милостиво. Въ первый день будетъ всего одна казнь, ради примѣра, казнь человѣка, имя которому — Кемпъ. Сегодня его настигаетъ смерть. Пусть запирается, пусть прячется, пусть окружитъ себя стражей, пусть закуетъ себя въ броню, — смерть, невидимая смерть идетъ къ нему. Пусть принимаетъ мѣры предосторожности, это произведетъ впечатлѣніе на мой народъ. Смерть двинется изъ почтоваго ящика нынче въ полдень. Письмо будетъ положено передъ самыхъ приходомъ почтальона — и добрый путь. Игра начинается. Смерть идетъ къ нему. Не помогай ему, народъ мой, чтобы и тебя не постигла смерть. Сегодня Кемпъ умретъ.»
Кемпъ дважды перечелъ это письмо.
— Это не мистификація, — сказалъ онъ. Это его голосъ! И онъ не шутитъ.