– Если нам придется выполнить какой-нибудь абсурдный приказ, – продолжал Брокк, – у нас имеются гарнизоны здесь, здесь и здесь. Они нас поддержат. Я отправил туда гонцов с предупреждением.
– Превосходно.
– Имперцы знают об этом, – встрял Титус Консент. – Но они вряд ли переживают по этому поводу и не ждут от нас решительных действий. Наше начальство всегда громко вопит, но ничего не предпринимает.
– На этот раз все может быть иначе.
– Гонцы, которых мы отправили, предупредят и наших специальных агентов, – продолжал Консент.
– Очень хорошо.
Титус намеренно осторожничал в выражениях, имея в виду, что послания получат их шпионы в дэвских гетто.
Дэвы жили повсюду. На них никто не обращал внимания, а они внимательно смотрели и слушали. В данный момент их старейшинам выгодно было сотрудничать с главнокомандующим Брота.
Их доброе отношение, с одной стороны, играло Пайперу на руку, но с другой – зачастую ставило его в неловкое положение. К дэвам относились почти как к демонам. Слишком уж они были образованны и умны, слишком уж ладились у них дела. С такими дружить опасно. Дэвы прекрасно подходили на роль мирового зла, если поблизости вдруг не оказывалось праман, мейсалян, неверных, еретиков или Орудий Ночи. Дэвы знали грамоту и вели записи. В этих записях частенько попадались сведения, которые, по мнению многих, следовало бы забыть навсегда.
К грамотным относились с такой же опаской, как и к тем, кто знался с созданиями Ночи. И те и другие ведь обладают тайным знанием и могут воспользоваться им и всем навредить.
– Доложи, как обстоят дела, – велел Хект. – Сможет ли фон Дрессер обороняться?
Высокий и смуглый Титус Консент почти всегда был весел и бодр. Юноша прекрасно знал свое дело и обладал выдающимися способностями. Его внешность нельзя было назвать типично дэвской, и он никогда не обращал внимания на предрассудки и нападки чалдарян. Титус придавал большое значение своей семье. Однажды он рассказал Пайперу, что его с детства готовили стать чем-то вроде спасителя для западной дэвской диаспоры.
– У нас было слишком мало времени, – ответил он, – мы не успели выяснить. Я бы посоветовал выплатить хотя бы часть долгов тамошним гарнизонам. Совершенно очевидно, каждый раз, когда нам удается выковырять из патриарха очередную порцию денег, мы завоевываем все больше друзей среди солдат.
Именно поэтому Хекта в свое время и выслали из Дринджера. Капитан Элс Тейдж начал пользоваться слишком большим уважением среди солдат.
– Сможем ли мы раздобыть хоть сколько-нибудь денег?
– Мы переговорили с фидуциаром Жосераном Кьюто. Он собирается взять несколько кредитов под залог.
Кьюто заведовал патриаршей казной. Он был архиепископом Диреции и ждал своей очереди, чтобы вступить в коллегию (его должны были принять туда как из-за заслуг, так и благодаря поддержке короля Питера Навайского).
Обычно Безупречный не желал оставлять никакого залога, когда влезал в долги. Но бротские ростовщики больше не желали довольствоваться одной его подписью.
– Под залог собственности?
Церковь владела огромным количеством земель в Фиральдии, а земля, еще со времен Древней Бротской Империи, была главным показателем достатка. Только имея землю, можно было получать стабильный доход.
– Фидуциар охотнее бы заложил драгоценности и редкие книги, хранящиеся во дворце Кройс. Он почему-то уверен, что церковь вскоре получит солидную прибыль.
– Значит, они втайне что-то затевают, и Безупречный сообщил об этом лишь своим доверенным лицам.
– Именно.
– Принимая во внимание, что до сбора урожая еще далеко, а с финансами дела не блестящи, я думаю, они вознамерились что-нибудь украсть. Или продать. Что-то крупное. Все места в коллегии, которые только можно было пустить с молотка, уже распроданы. И все приходы тоже. – Чуть подумав: – А что, если какое-нибудь прибыльное завещание?
– От кого? Что-то не припомню ни одного богача, который стоял бы одной ногой в могиле и жаждал подкупить стражей у врат Господних.
– Быть может, они хотят отправить кого-нибудь к праотцам раньше срока?
Безупречный пока не убивал ради наживы. Но среди патриархов попадались и те, кто, по слухам, не брезговал подобными средствами.
– У нас нет доступа к их архивам. Мы не можем узнать, кто в ближайшее время вступит в права наследства.
– Держите ухо востро.
Хект выслушал другие отчеты, которые не касались Кларенцы. В Кальзире все никак не получалось справиться с упорными праманскими партизанами.
Кальзиру уже никогда не удастся отвоевать независимость. Если бы даже Безупречный отозвал свои войска, их место тут же заняли бы армии Граальского императора и Питера Навайского и эти два извечных патриарших врага сделались бы еще сильнее.
Судьба постоянно вставляла Безупречному палки в колеса, но он упорно отказывался видеть в этом промысел Божий.
Мало кто на этом свете видел промысел Божий в своих неудачах – все, наоборот, изо всех сил старались подстроить промысел Божий под свои собственные цели.
Безупречный, видимо, только и делал, что вопрошал Господа, зачем Тот посылает ему такие суровые испытания.
– Можно поговорить с вами наедине после совещания? – тихо спросил Титус Консент, подойдя ближе.
– Легко, – ответил Хект. – Мне тоже нужно перемолвиться с тобой словечком. Полковник Смоленс, вы сможете на несколько дней взять на себя командование, если я вдруг ненадолго исчезну?
На лице Смоленса поочередно отразились удивление и любопытство.
– Да, я уже неплохо тут все изучил.
– Трудности у вас могут возникнуть разве что с нашим начальством. Здравый смысл явно не их конек.
– Я справлюсь, главнокомандующий. Это все равно что иметь дело с родней.
Бюль Смоленс всегда безукоризненно соблюдал субординацию как с вышестоящими, так и с подчиненными. Он перевез в Брот свою семью, но никто из штаба с ними так и не познакомился. В разговорах полковник упоминал о них лишь вскользь. Вроде бы его старший сын хотел стать младшим офицером, представься вдруг такая возможность.
У Смоленса имелись дельные мысли по поводу того, как сделать войско патриарха более профессиональным. Пожалуй, он был чересчур уверен в том, что епископальная церковь превосходит любую другую власть – и земную, и небесную. Хотя в непогрешимость патриарха не верил.
Трудно верить в непогрешимость патриарха, когда каждый божий день имеешь дело с Безупречным V.
Табилла Талаба явно что-то беспокоило. Дождавшись своей очереди, он сразу же приступил к делу:
– У нас проблема, но все упорно не желают ее видеть. Мрачное будущее надвигается все ближе и ближе. Печальная судьба постигнет всех.
Табилл всегда ждал от жизни самого худшего, его угрюмость уравновешивала излишнюю самоуверенность Титуса Консента.
– Что случилось?
– Я беседую с нашими гонцами. С купцами. С беженцами. Я узнаю новости у наших агентов в республиках, потому что тамошние корабли заходят во все порты на берегах Родного моря.
Хект кивнул. Табилла не следовало торопить. Он всегда предварял самое главное долгой, тщательно продуманной прелюдией.
– И все агенты, из каких бы они ни были краев, сходятся в одном: Ночь зашевелилась. Пока не происходит ничего значительного. Но только пока. Просто люди стали чуть чаще видеть духов и сталкиваться со сверхъестественным, выходки созданий Ночи становятся все опаснее.
– На свободе остались лишь мелкие духи.
– Да, они остались на свободе, их ничто не ограничивает. Но их становится все больше и больше. Они тоже отступают под натиском надвигающихся льдов.
– Разве не этого следовало ожидать?
– Да, господин. Но никто не задумывается вот о чем: созданий Ночи всегда было больше в отдаленных землях, ближе к границе вечных льдов, а там живут более примитивные народы. Там все еще бродят на свободе крупные духи. Поскольку лед наступает и в некоторых местах вроде высокогорий уже не тает вовсе, жившие там дикие создания будут вынуждены спуститься в обжитые земли.
Пайпер кивнул. Об этом пока мало кто говорил, но именно так и обстояли дела, Талаб описывал вполне логичные и ожидаемые последствия.
– Но об этом всем известно. Движение уже началось.
– Да, господин, началось. Но разве кто-нибудь упоминает о том, что это будет означать для самой Ночи?
– И что же?
Талаб завел разговор о таких материях, которые большинство обсуждать боялось.
– Когда люди в большом количестве сбиваются вместе, происходит то, что мы нынче наблюдаем в Броте. Все больше становится бедных, все больше творится жестокости и злодейств. Преступники начинают объединяться между собой. Все сильнее расцветают предубеждения, все больше вершится гонений. А все потому, что все больше людей пытается выжить за счет меньшего количества ресурсов. То же самое происходит и среди Орудий Ночи. Вот только они начинают объединяться и превращаться в более сильные создания. Иногда против своей воли. Когда одно ночное существо пожирает другое, оно становится больше и сильнее. Создания Ночи все больше озлобляются, в них все больше ненависти и жестокости. Когда они набираются сил, то превращаются в такие Орудия Ночи, про которые рассказывают древние предания.
– Из-за наступающих льдов на нас снова ополчатся чудовищные боги?
– Да, если льды продвинутся достаточно далеко. Возможно, мы еще увидим таких страхолюдин, как те, что свирепствовали на земле в древние времена. Тогда еще не было современных религий, которые постепенно придали своим божествам более благодушную форму.
Боги праман, чалдарян, дэвов и дейншо имели, строго говоря, общее происхождение. Дейншокинам Господь представлялся психопатичным и жестоким, Он не даровал, но карал, был корнем всех несчастий, можно сказать, Карателем с большой буквы, который с удовольствием укокошил бы любого, если бы Ему не понравилась, скажем, стрижка бедняги.
Дэвам повезло чуть больше. Их версия Всемогущего насылала несчастья только в наказание за проступок. Его можно было ублажить и без человеческих жертв.
– Мы вряд ли можем с этим что-нибудь поделать. Остается лишь не лезть на рожон и надеяться на лучшее… Что такое?
– Вы забыли об одержимых, – напомнил Титус Консент.
– Я ничего не забыл. Они…
Хект заметил, как Талаб со значением посмотрел на Консента, украдкой, едва заметно. У его подчиненных были обязательства не только перед ним.
Одержимых завербовали в какой-то древней эпохе их боги – хотели, чтобы те открыли проход в северное подобие ада. Мертвые герои должны были ринуться оттуда в обычный мир и уничтожить того, кого так боялись их хозяева, – Убийцу Богов, человека, который волею случая узнал, что даже самые могучие Орудия Ночи может сокрушить человек.
Элс Тейдж одолел богона в лесу Эсфири в Святых Землях и тем самым спас свой отряд, хотя и не знал, кто именно натравил на них создание Ночи. Позднее, уже в Кальзире, он вместе с дэвами убил одного одержимого, который как раз и должен был избавиться от Убийцы Богов, пока опасное знание не сделалось всеобщим достоянием.
В той схватке погиб сам Всеотец, главное божество северного долчалдарянского пантеона. Сбылось древнее пророчество.
Пайпер Хект же так и не осознал, какое значение в действительности имеет его случайное открытие. Зато это осознали дэвы. Их старейшины знали, кем был Хект в прошлой жизни и что сотворил. Еще они знали, как его боятся Орудия Ночи: боятся настолько, что давно бы избавились от неугодного, если бы только могли толком отличить одного смертного от другого.
Но даже самым могущественным Орудиям нужен был кто-то вроде одержимых, чтобы найти Убийцу.
Пайпер Хект (хотя это было лишь одно из его имен) был отличным военачальником, но совершенно не представлял себе, кто он на самом деле. Его боялись равно и боги, и люди, причем те, о существовании которых он даже не подозревал, а если и подозревал, то знал недостаточно.
– И что же одержимые?
Хект не подозревал о своем прискорбном невежестве. Он лишь знал, что несколько убийц в конце концов оказались на поле боя во время кальзирского похода и там же материализовались могучие Орудия Ночи.
– Одержимые, – пояснил Хаган Брокк, – это только цветочки, ягодки еще впереди. Так мне кажется. Сами боги заинтересовались мирскими делами.
– Боги? – гневно переспросил Клэй Седлако. – Есть только один Бог!
– Прошу прощения. Назовем по-другому. Могучие демоны, если вам угодно. Прибегнем к терминологии дейншо.
Монотеистические религии изобретали головоломные иерархии и распределяли согласно им духов рангом пониже.
– Мне, в общем-то, все равно, – улыбнулся Хект.
Возражать ему никто не стал. Даже Седлако не хотел затевать теологические прения.
– Я подумаю обо всем этом, – продолжал Пайпер. – Хотя такими делами должна в первую очередь заниматься коллегия. Полковник Смоленс, давайте вернемся к предыдущему вопросу. Я на некоторое время отлучусь, и со мной нельзя будет связаться. Вам придется самостоятельно разбираться со всеми трудностями. Но я скоро вернусь.
– Мы будем знать, где вы? – спросил Смоленс. – Можно отвечать, что вас нет в Броте, если спросят?
– Если на вас насядут, скажите, что не можете меня найти. Тем более что это сущая правда. Вы не будете знать, где я.
Хотя дэвы наверняка что-нибудь выведают.
– Сколько вас не будет? При самом неудачном раскладе? – спросил Титус Консент.
– Столько, сколько мне потребуется для дела, – отозвался Хект, намекая дэву, чтобы не затевал никаких интриг. – Хорошо. Счастливо оставаться. Ах да, Титус, ты, кажется, хотел поговорить со мной с глазу на глаз?
На лице Консента промелькнуло нечто похожее на испуг.
– Только не в Кастелле, – прошептал он. – Я пройдусь с вами.
Хект кивнул. Титус не желал обсуждать свое дело в твердыне самых ярых защитников чалдарянской веры? Неудивительно.
Они молча перешли по мосту на берег и зашагали вдоль реки, вниз по течению, по направлению к Мемориуму.
– Что, опять старейшины донимают? – спросил Хект, когда они отошли подальше от замка.
С семерыми старейшинами бротских дэвов иметь дело было ничуть не легче, чем с главами пяти кланов или членами коллегии. Они упорно не желали оставить Титуса Консента в покое, чтобы он наконец мог спокойно заняться своим священным долгом.
– Пока нет. Но скоро непременно начнут. Дело не в этом. Пока не в этом.
– Тогда в чем?
– Ноя вот-вот родит.
– Хм. Поздравляю.
Пайпер знал, как зовут жену и сыновей Консента, но ни разу с ними не встречался: дэвы не очень-то тесно общались с чалдарянами.
Титус остановился и почему-то вздрогнул. Хект тоже остановился. Вокруг высились всевозможные памятники – статуи императоров, военачальников и диктаторов Древней Бротской Империи, триумфальные арки.
– Так в чем же дело?
– Мы с Ноей обсуждаем это вот уже несколько месяцев. Мы хотим, чтобы вы стали восприемником нашего ребенка. И чтобы обряд провел принципат Делари. Если он согласится.
Хект не сразу понял, что Титус имеет в виду. Ему все еще случалось путаться, когда речь заходила о епископальной чалдарянской церкви.
– Восприемником? Я не знал, что у дэвов это принято.
– Принято, но не так, как у чалдарян. Мне следовало бы позвать брата. Но у меня нет братьев, поэтому эта роль должна достаться моим дядьям.
– Так ты хочешь обратиться в другую веру? – наконец сообразил Хект.
– Да. Если вы станете восприемником. И если принципат проведет обряд. Мы тайно изучали принципы чалдарянства и знаем почти обо всем, что нужно знать.
– Но ты же избранный, – изумился Хект.
– Меня никогда не спрашивали, желаю ли я им быть. А я не желаю. Вот уже двадцать лет это разъедает меня изнутри. Я хочу бросить это все и обратиться в другую веру.
– Семеро старейшин лопнут от злости! И больше не захотят иметь с нами никаких дел. Они свалят на нас всю вину, – ужаснулся Пайпер и, на мгновение позабыв о Титусе, воскликнул: – Мы лишимся всех сведений!