– Сюда и раньше приезжали писатели, но не было никого, кто бы провел в этом одиноком месте так много времени, как ты. Разве что очень больные… Этот источник здорово помогает при сифилисе и проказе.
– А что тогда, если не пиджак… Подумай сам, над тобой же будут смеяться, если что.
– Я бы хотел блестящую ткань.
– Панбархат? Сказал бы сразу, мне было бы легче.
Существовала еще одна причина для возникновения шумихи вокруг моего фильма. Актриса, исполняющая главную роль, пыталась покончить с собой. Но давайте я вам сначала расскажу сюжет “Отеля у водопада”.
Дело происходит в пустынном месте, у моста Сайкай, известного своими видами на водопады западного Кюсю. “Отель у водопада” находится в глубине ущелья, сразу за мостом. Он на самом деле существует. Прежде чем построили большой мост Вакато, местечко Сайкай по праву гордилось самым большим и длинным на всем востоке мостом и бурным течением больших и малых водопадов. Естественно, что здесь происходило много самоубийств. В “Отель у водопада” приезжает молодой, добившийся когда-то успеха предприниматель. Он родился недалеко от этих мест, в Ханарэдзима, что в Нагасаки. Предприниматель с нуля создал предприятие по продаже морепродуктов в рестораны, про таких еще говорят: “Он создал себя сам”. Но незадолго до возвращения на родину он не справляется с оплатой счетов и терпит банкротство. И, как водится, приезжает в отель для того, чтобы свести счеты с жизнью. Он снимает комнату на самом верхнем этаже, каждый день ест живых креветок и суп мисо из мраморного окуня, любуется течением водопадов. В один из таких дней он смотрит на волны в ущелье и замечает молодого рыбака. У парня довольно хрупкое телосложение, но почему-то облик его, стоящего на скале, трогает предпринимателя до глубины души. Он интересуется у управляющей отелем насчет парня, а та отвечает ему, что малый немного сумасшедший, и рассказывает историю о том, как он, будучи младенцем, гулял по мосту и упал в воду. Сильное течение непременно бы расправилось с ним, подобно тому как оно это делало с другими. Если кто падал, его тело уносило и никогда оно не всплывало более. А этого выловили без малейшей царапины и начали бояться, считая если не богом, то кем-то необычным, совсем не вписываемым в привычный уклад жизни людей. Предприниматель спускается к парню и заговаривает с ним. Он оказывается вовсе не богом, а самым обыкновенным застенчивым человеком. Они становятся друзьями. Тем временем управляющая прознает, что ее гость на самом деле тот самый известный предприниматель. Она сообщает об этом хозяину отеля, тот начальнику местного ведомства по делам туризма, а он совместно с главой торгово-промышленной палаты устраивает моему предпринимателю большой прием. Я снимал сцену приема точно так же, как была снята сцена свадьбы в “Охотнике на оленей”. Вести о том, что дело их гостя потерпело крах, еще не дошли до всех. Для него устраиваются многочисленные приемы и вечеринки, и на одной из них наш уставший от внимания герой встречает Куми – героиню моего повествования. Куми работает хостес в клубе, а еще она ярая мазохистка, жесткая девушка, научившаяся наслаждаться чувством ненависти к людям из-за какого-то мужчины, который издевался над ней когда-то. Предприниматель влюбляется в нее. Скоро известие о его банкротстве доходит до этого местечка, и все отворачиваются от него. Не вынеся проклятий и обвинений со стороны хозяина и управляющей, Куми и предприниматель покидают отель у водопада. Темной ночью, на берегу потока героиня внезапно прекращает заниматься мазохизмом с героем. Для этой сцены я использовал нарезку из “Унесенных”. Куми не разрешает ему связывать ее и не дает заниматься любимым анальным и оральным сексом, да к тому же смеется над ним. Он бьет ее деревяшкой, проплывающей мимо в потоке, разбивает голову, и ее, всю в крови, уносит течением. Он выбрасывает деревяшку в воду и садится на песок, обхватив голову руками. Бессмертный подросток, который когда-то упал в воду, смотрит на него. По воде плывет красная от крови деревяшка. Фильм заканчивается.
– Да, точно, блузон. Я видела в зимней коллекции, итальянский, панбархатный, с воротником и на трех пуговицах.
– Вы о коллекции Рив Гош? – спрашивает услужливая продавщица, поглаживая искусственный цветок у себя на груди.
– Рив Гош? По-моему, Валентине
– У Валентине нет блузонов на трех пуговицах, к тому же зимняя коллекция даже еще не показывалась в Нью-Йорке. Наверное, вы видели блузон в “Уорлд Фэшн”?
– Да, в сентябрьском выпуске. Значит, Рив Гош… а у вас есть?
– Да.
– Покажи.
Актрису, исполнившую роль Куми, звали Миэ. Я нашел ее в пивном баре на Акасака. Она была неопытна как актриса, но уже состоялась как модель. В лифте отеля “Пасифик Айлендер” на Гавайях до сих пор висит постер с ее изображением, на котором она приглашает всех желающих на дискотеку. Несмотря на ее неопытность, я сразу почувствовал, что роль Куми она исполнить сможет. Режиссеру всегда полезно иметь такое чувство. Прочитав сценарий, она позвонила мне вся в слезах и начала говорить, что это ужасно, что ее отец сейчас лежит в больнице, что ему будут делать сложнейшую операцию по удалению камней из мочевого пузыря. Вроде бы врачи собирались через тонкую трубку накачать камни нитроглицерином и взорвать. Она сказала мне, что не может сейчас исполнять такую роль, что ее отец будет шокирован, но в итоге согласилась.
Сцены с Миэ я решил снимать по развитию сюжета. Обычно в кино порядок съемок происходит в соответствии с расписанием актеров, местом съемок и так далее, но я хотел, чтобы она сжилась с Куми, почувствовала себя ею, поэтому съемки проходили по порядку событий. В самый первый день, когда мы снимали сцену, где Куми обнимают, она, несмотря на то что была одета, плакала от стыда и не смогла сниматься. Меня вызвал продюсер, наорал и потребовал заменить ее. Я изо всех сил разубеждал его, хотя у меня не было уверенности в том, выдержит ли она сцены, где ее раздевают, связывают и пихают в задницу свечку. Почему я был столь настойчив, не имея ни капли уверенности в ней, не знаю. Однако, по мере того как мы снимали дальше, Миэ преобразилась настолько, что было даже удивительно. Во время съемок сцены, где она еще с двумя хостес занимается сексом с предпринимателем, обе актрисы плакали, и только она, тряся попкой, соблазнительно улыбалась. Все закончилось тем, что она не смогла больше контролировать перемены в себе и начала саму себя бояться.
Вечером того дня, когда закончились съемки, я составлял план на следующий день. Она несколько раз приходила ко мне, трясясь мелкой дрожью, садилась в углу и говорила, что хочет заняться со мной сексом. Нет ничего привлекательного в актрисе в таком состоянии. Из-за постоянного стимулирования каждый день такая актриса перестает контролировать свою сексуальную жизнь. Она спросила меня тогда:
– Я, похоже, скоро сойду с ума, с кем я трахаюсь? Только не говори, что с камерой, иначе я тебя убью.
Я поцеловал ее и вернулся в свой кабинет.
После окончания съемок и монтажа, в тот вечер, когда работа Миэ была завершена, мы пошли во французский ресторан и слушали живой джаз. Это было ее желание.
Через неделю, когда я записывался в студии в Хаконэ, она пришла ко мне. Когда мы вместе принимали душ, она спросила, так ли я сильно люблю свечи и плетки во время секса. Я отрицательно покачал головой.
– Хорошо придумали! Классная штука, блузон от Рив Гош. Ты тоже так думаешь?
Мы с Волосаткой вышли из магазина, прижимая к себе серебристый сверток. Услужливая продавщица проводила нас до дверей и поймала нам такси.
– Я отложу вашу блузку до завтра, Волосатка.
Надо еще в салон красоты заехать. Тебе куда-нибудь нужно? Если нет, я тебя возьму кое-куда.
Она взяла три порции устриц в так хорошо знакомом мне французском ресторане. Волосатка странно ест устриц. Не пользуясь вилкой, она открывает их ногтями, затем, держа скорлупку одной рукой, вырезает мякоть длинным ногтем другой руки и отправляет в рот. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из моих знакомых женщин так ел устриц.
– А что это за белая рыба? Лещ?
– Нет, не лещ. Это окунь, – гнусавит официант, стоящий с бутылкой вина рядом с нами.
– Странный вкус. А этот желто-зеленый соус? Очень необычно пахнет.
– А соус мы готовим у нас в ресторане. Мы берем китайский соус для устриц, перемешиваем с оливковым уксусом и мякотью киви. Вам нравится?
На полупрозрачном филе рыбы видны черные семечки киви. Рыба и фрукты кажутся совсем несовместимыми вещами из разных миров.
– Как вкусно! Такой вкус сексуальный. Тебе тоже нужно попробовать.
И Волосатка предлагает мне попробовать морского ежа с красным чили.
– Когда ем устриц, или ежей, или, например, фугу, или икру, у меня там внизу все мокрым становится. М-м-м, от этого ежа, похоже, тоже намокнет.
– Икра, говоришь?
– Ну да.
– Дорогие продукты такие называешь.
– Такая еда плавится от тепла и давления языка и полностью растворяется у тебя во рту. Это так классно, не правда ли?
Запах. Запах устриц, морских ежей, окуня, слюны и духов Волосатки. Я вспоминаю автобус. Автобус от Сасэбо до Хирадо. Почему я вспоминаю его? В воображении всплывает станция Сасэбо. На платформе всегда зависает теплый воздух. Пар, выходящий из поезда, расползается вокруг, впитывая в себя температуру окружающих людей и их голоса. Он раздувается облаком, из которого хочется поскорее сбежать. Пройдя сквозь вечерние сумерки, я ныряю в подземный переход. Там уже вовсю идет праздник. На прилавках громоздятся разноцветные игрушки, а из кастрюль со свиными копытцами идет пар. Я, прижавшись к стене, бегу вперед изо всех сил. Взлетаю по ступеням. Мне встречается нищий с воздушным шариком. Он здоровается со мной прямо на границе двух миров, сумеречного мира снаружи и праздничного, веселого мира внутри. Наверху, сложившись в убежище, меня встречает листва саговых пальм. За ними меня ждет автобус. Он светится и сотрясает своим огромным телом, словно еле дыша. Обогнав какую-то бабку, я сажусь. В салоне гаснет свет, и автобус, взревев, отправляется в путь. На главной улице Сасэбо в ряд выстроились шпиль церкви, рынок с танкером, вмещающим пятьсот угрей, танцевальный клуб, в окнах которого видны девушки, кинотеатр под названием “Зодиак”, парк с трибуной. Мигая габаритными огнями, автобус с легкостью проходит сквозь город, направляясь к пологим гребням гор, опоясывающим его. Школы, заводы, городские учреждения – все это остается позади, и горы окружают автобус со всех сторон, словно проглатывая его.
– Море. Вот что объединяет мое возбуждение. Меня возбуждает то, что ловят в море.
Море не видно из окна автобуса до конечной остановки. Волосатка впихивает мне в рот ежа, покрытого чили.
– О чем ты думаешь?
Она права. Морской еж плавится во рту, становясь частью десен.
– Об автобусе.
– Автобусе?
– В моей родной деревне. От станции до порта нужно ехать на автобусе.
– Думай о чем-нибудь другом.
Настоящее имя Волосатки Сатико Нума. Волосатка это ее прозвище. Ее так называют потому, что на спине у нее растет густой пушок.
Я пока что этого пушка не видел.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Женщины, живущие в мире вульгарности, что-то символизируют.
Может, проблемы всех женщин, а может, проблемы городов.
Без особой причины я начал писать короткие истории о женщинах, даже не помню когда.
Нынешние японские женщины необычайно светлы и радостны.
Но их жизнерадостности слишком много, непонятно, что с ней делать.
Они изо всех сил что-то ищут. Иногда это мужчины и одежда, драгоценности и рестораны. Словом, то, что может появиться, облеченное в конкретную форму, а потом исчезнуть.
Но то, что они ищут на самом деле, не имеет конкретной формы. Это “мысль”, столь необходимая для дальнейшего существования человечества.
Ведь именно женщины всегда поддерживают мысли, меняющие что-либо в нашей жизни.
Я верю, то, что они ищут, еще не потеряно безвозвратно, оно еще вернется к нам в виде надежды, без которой мы не можем жить.
Я хочу, чтобы эти женщины, живя в своих больших городах, продолжали храбро сражаться.
Рю Мураками Париж, сентябрь 1988
КИНОПРОБА
1
Сигэхару Аояма решился вторично связать себя узами брака и побудил его к этому вопрос сына Сигэ: “А что, если тебе снова жениться?”
Семь лет тому назад, когда Аояме было тридцать пять, а Сигэ исполнилось восемь, его жена Рёко скоропостижно покинула этот мир из-за болезни, вызванной вирусом. Заболевание это в молодости быстро прогрессирует, и она перенесла одну операцию, но все случилось мгновенно: не прошло и месяца после того, как появились новые симптомы и у нее был диагностирован рак.
”Не было времени ни страдать, ни горевать”, – признался тогда Аояма своему близкому другу.
Рёко была единственной дочерью владельца фирмы по производству музыкальных инструментов, небольшой по масштабу, но с богатой историей и своим традиционным укладом. Увлеченный джазом и классической музыкой, отец вырастил ее в строгости и вместе с тем в любви. Наделенная утонченной внешностью, силой воли и унаследованным чувством прекрасного Рёко при всем при этом всегда была скромна и поддерживала Аояму в работе и в быту. По сей день Аояма отчеливо помнил, что отважился на риск оставить крупное рекламное агентство, в котором проработал более десяти лет, и создать собственную компанию по производству рекламных роликов только благодаря поддержке и пониманию со стороны Рёко.
В первое время, когда вопреки временам экономики “мыльного пузыря” Аояма открыл свое дело, ситуация была довольно шаткой: из-за чрезмерной конкуренции в рекламной сфере он мог разориться в любой момент. Так было на протяжении нескольких месяцев. На помощь пришел отец Рёко. Фирма отца занималась изготовлением органов разной величины, вследствие чего у него были связи в восточноазиатской католической церкви. Как раз в то время, когда в странах Восточной Азии стали быстро распространяться кассетные видеомагнитофоны, Аояма сравнительно просто создал видеопособие по Библии, и оно действительно было распродано многомиллионным тиражом.
Несмотря на это, Рёко ни в коей мере не зазналась. Она и впрямь всегда держалась скромно. К такой жене Аояма, разумеется, испытывал чувства уважения и благодарности, однако в свою бытность простого служащего довольно демонстративно погуливал. Когда христианское видео стало распродаваться неправдоподобными темпами, бывало, он спускал по сотне тысяч иен в хостес-клубах на Роппонги. Невзирая на это, Рёко оставалась непоколебимо сдержанной, занималась воспитанием и образованием Сигэ, и в доме никогда не возникало серьезных ссор и конфликтов.
Не существует мужчины, которого не посещала бы мысль: интересно, насколько свободным я стану, если моя жена умрет. Немало и тех, кто ждет не дождется, сгорая от нетерпения, того дня, когда супруга вместе с детьми уедет навестить родителей, чтобы пожить какое-то время в их доме. Однако, оставшись на самом деле без жен, большинство мужчин попросту ни на что не способно. Ощущение внезапной потери опоры и поддержки, существование которых прежде не осознавалось, лишает их даже желаний совершать что-то плохое.
Когда Рёко не стало, Аояму охватило чувство невероятной беспомощности. Знакомый врач диагностировал, что он буквально в шаге от депрессии. “Если сам не поставишь перед собой какую-нибудь цель, и впрямь серьезно заболеешь!” – было сказано Аояме, после чего он определил для себя две задачи.
Первая – по возможности больше проводить времени вместе с Сигэ. Сигэ тоже пребывал в состоянии шока, а ведь прежде им занималась исключительно Рёко, и немало времени у отца ушло даже на то, чтобы построить доверительные отношения с сыном. Купив перчатку и мяч, они отрабатывали бейсбольные приемы, играли в видеоигры, ходили в кино, занимались всем, что приходило на ум. Отличным способом проведения досуга стало плавание. Аояма учил неумелого Сигэ плавать кролем и брассом. Аояма приобрел абонемент в спортклуб неподалеку, и они практически каждый день вдвоем посещали бассейн. Спустя полгода после смерти Рёко, когда Сигэ мог уже проплыть стометровку кролем, стало понятно, что оба почти одновременно постепенно выходят из шокового состояния. Рёко умерла в середине зимы, а теперь за окном стоял сезон дождей. Как-то, выйдя из спортклуба, они двигались в сторону стоянки, и Сигэ заметил густо растущие гортензии, сказав: “Красиво, да?” Эти гортензии нежно-малинового цвета словно проникали в тело, приятно изнуренное бассейном. . Действительно красиво, подумал Аояма. Находясь в состоянии шока, люди не обращают внимания на цветы.