На врага он грянул страх, И троянец с бледным ликом
Бросил щит и меч во прах.
Там, Атриду дав десницу,
С ним союз запечатлел; Там, гремящий, в колесницу
Прянув, к Трое полетел; Там по праху за собою
Тело Гекторово мчал И на трепетную Трою
Взглядом мщения сверкал!"
И сойдешь на брег священный
С корабля, Неоптолем, Чтоб на холм уединенный
Положить и меч и шлем; Вкруг уж пусто… смолкли бои;
Тихи Ксант и Симоис; И уже на грудах Трои
Плющ и терние свились.
Обойдешь равнину брани…
Там, где ратовал Ахилл, Уж стадятся робки лани
Вкруг оставленных могил; И услышишь над собою
Двух невидимых полет… Это мы… рука с рукою…
Мы, друзья минувших лет.
Вспомяни тогда Ахилла:
Быстро в мире он протек; Здесь судьба ему сулила
Долгий, но бесславный век; Он мгновение со славой,
Хладну жизнь презрев, избрал И на друга труп кровавый,
До могилы верный, пал".
Он умолк… в тумане Ида;
Отуманен Илион; Спит во мраке стан Атрида;
На равнине битвы сон; И курясь, едва сверкает
Пламень гаснущих костров; И протяжно окликает
Стража стражу близ шатров.
[1] Ахиллу дано было на выбор: или жить долго без славы, или умереть в молодости со славою, - он избрал последнее и полетел к стенам Илиона. Он знал, что конец его вскоре последует за смертию Гектора, - и умертвил Гектора, мстя за Патрокла. Сия мысль о близкой смерти следовала за ним повсюду, и в шумный бой и в уединенный шатер; везде он помнил об ней; наконец он слышал и пророческий голос коней своих, возвестивший ему погибель. (Примеч. В. А. Жуковского.)
[2] Приам приходил один ночью в греческий стан молить Ахилла о возвращении Гекторова тела. Мольбы сего старца тронулиДушу грозного героя: он возвратил Пряаму обезображенный труп его сына, и старец невредимо возвратился в Трою. (Примеч. В. А. Жуковского.)
[3] Аидом назывался у греков ад; Плутон был проименован Айдонеем.
(Примеч. В. А. Жуковского.)
[4] Менетий - отец Патрокла. (Примеч. В. А. Жуковского.)
[5] Пирр, сын Ахилла и Деидамии, прозванный Неоптолемом. В то время, когда Ахилл ратовал под стенами Илиона, он находился в Скиросе у деда своего, царя Ликомеда. (Примеч. В. А. Жуковского.)
ЭОЛОВА АРФА
Владыко Морвены, Жил в дедовском замке могучий Ордал;
Над озером стены Зубчатые замок с холма возвышал;
Прибрежны дубравы
Склонялись к водам,
И стлался кудрявый Кустарник по злачным окрестным холмам.
Спокойствие сеней Дубравных там часто лай псов нарушал;
Рогатых еленей И вепрей и ланей могучий Ордал
С отважными псами
Гонял по холмам;
И долы с холмами, Шумя, отвечали зовущим рогам.
В жилище Ордала Веселость из ближних и дальних краев
Гостей собирала; И убраны были чертоги пиров
Еленей рогами;
И в память отцам
Висели рядами Их шлемы, кольчуги, щиты по стенам.
И в дружных беседах Любил за бокалом рассказы Ордал
О древних победах И взоры на брони отцов устремлял:
Чеканны их латы
В глубоких рубцах;
Мечи их зубчаты; Щиты их и шлемы избиты в боях.
Младая Минвана Красой озаряла родительский дом;
Как зыби тумана, Зарею златимы над свежим холмом,
Так кудри густые
С главы молодой
На перси младые, Вияся, бежали струе й золотой.
Приятней денницы Задумчивый пламень во взорах сиял:
Сквозь темны ресницы Он сладкое в душу смятенье вливал;
Потока журчанье -
Приятность речей;
Как роза дыханье; Душа же прекрасней и прелестей в ней.
Гремела красою Минвана и в ближних и в дальних краях;
В Морвену толпою Стекалися витязи, славны в боях;
И дщерью гордился
Пред ними отец…
Но втайне делился Душою с Минваной Арминий-певец.
Младой и прекрасный, Как свежая роза - утеха долин,
Певец сладкогласный… Но родом не знатный, не княжеский сын:
Минвана забыла
О сане своем
И сердцем любила, Невинная, сердце невинное в нем.
На темные своды Багряным щитом покатилась луна;
И озера воды Струистым сияньем покрыла она;
От замка, от сеней
Дубрав по брегам
Огромные теней Легли великаны по гладким водам.
На холме, где чистым Потоком источник бежал из кустов,
Под дубом ветвистым - Свидетелем тайных свиданья часов -
Минвана младая
Сидела одна,
Певца ожидая, И в страхе таила дыханье она.
И с арфою стройной Ко древу к Минване приходит певец.
Все было спокойно, Как тихая радость их юных сердец:
Прохлада и нега,
Мерцанье луны,
И ропот у брега Дробимыя с легким плесканьем волны.
И долго, безмолвны, Певец и Минвана с унылой душой
Смотрели на волны, Златимые тихо блестящей луной.
"Как быстрые воды
Поток свой лиют -
Так быстрые годы Веселье младое с любовью несут".
"Что ж сердце уныло? Пусть воды лиются, пусть годы бегут,
О верный! о милый! С любовию годы и жизнь унесут". -
"Минвана, Минвана,
Я бедный певец;
Ты ж царского сана, И предками славен твой гордый отец".
"Что в славе и сане? Любовь - мой высокий, мой царский венец.
О милый, Минване Всех витязей краше смиренный певец.
Зачем же уныло
На радость глядеть?
Все близко, что мило; Оставим годам за годами лететь".
"Минутная сладость Веселого вместе, помедли, постой;
Кто скажет, что радость Навек не умчится с грядущей зарей!
Проглянет денница -
Блаженству конец;
Опять ты царица, Опять я ничтожный и бедный певец".
"Пускай возвратится Веселое утро, сияние дня;
Зарей озарится Тот свет, где мой милый живет для меня.
Лишь царским убором
Я буду с толпой;
А мыслию, взором, И сердцем, и жизнью, о милый, с тобой".
"Прости, уж бледнеет Рассветом далекий, Минвана, восток;
Уж утренний веет С вершины кудрявых холмов ветерок". "О нет! то зарница
Блестит в облаках;
Не скоро денница; И тих ветерок на кудрявых холмах".
"Уж в замке проснулись; Мне слышался шорох и звук голосов". "О нет! встрепенулись Дремавшие пташки на ветвях кустов". "Заря уж багряна", -
"О милый, постой". -
"Минвана, Минвана, Почто ж замирает так сердце тоской?"
И арфу унылый Певец привязал под наклоном ветвей:
"Будь, арфа, для милой Залогом прекрасных минувшего дней;
И сладкие звуки
Любви не забудь;
Услада разлуки И вестник души неизменным будь.
Когда же мой юный, Убитый печалию, цвет опадет,
О верные струны, В вас с прежней любовью душа перейдет.
Как прежде, взыграет
Веселие в вас,
И друг мой узнает Привычный, зовущий к свиданию глас.
И думай, их пенью Внимая вечерней, Минвана, порой,
Что легкою тенью, Все верный, летает твой друг над тобой;
Что прежние муки:
Превратности страх,
Томленье разлуки, Все с трепетной жизнью он бросил во прах.
Что, жизнь переживши, Любовь лишь одна не рассталась с душой;
Что робко любивший Без робости любит и более твой.
А ты, дуб ветвистый,
Ее осеняй;
И, ветер душистый, На грудь молодую дышать прилетай".
Умолк - и с прелестной Задумчивых долго очей не сводил…
Как бы неизвестный В нем голос: навеки прости! говорил.
Горячей рукою
Ей руку пожал
И, тихой стопою От ней удаляся, как призрак пропал…
Луна воссияла… Минвана у древа… но где же певец?
Увы! предузнала Душа, унывая, что счастью конец;
Молва о свиданье
Достигла отца…
И мчит уж в изгыанье Ладья через море младого певца.
И поздно и рано Под древом свиданья Минвана грустит.
Уныло с Минваной Один лишь нагорный поток говорит;
Все пусто; день ясный
Взойдет и зайдет -
Певец сладкогласный Минваны под древом свиданья не ждет.
Прохладою дышит Там ветер вечерний, и в листьях шумит,
И ветви колышет, И арфу лобзает… но арфа молчит.
Творения радость,
Настала весна -
И в свежую младость, Красу и веселье земля убрана.
И ярким сияньем Холмы осыпал вечереющий день:
На землю с молчаньем Сходила ночная, росистая тень;
Уж синие своды
Блистали в звездах;
Сровнялися воды; И ветер улегся на спящих листах.
Сидела уныло Минвана у древа… душой вдалеке…
И тихо все было… Вдруг… к пламенной что-то коснулось щеке;
И что-то шатнуло
Без ветра листы;
И что-то прильнуло К струнам, невидимо слетев с высоты…
И вдруг… из молчанья Поднялся протяжно задумчивый звон;
И тише дыханья Играющей в листьях прохлады был он.
В ней сердце смутилось:
То друга привет!
Свершилось, свершилось!.. Земля опустела, и милого нет.
От тяжкия муки Минвана упала без чувства на прах,
И жалобней звуки Над ней застенали в смятенных струнах.
Когда ж возвратила
Дыханье она,
Уже восходила Заря, и над нею была тишина.
С тех пор, унывая, Минвана, лишь вечер, ходила на холм
И, звукам внимая, Мечтала о милом, о свете другом,
Где жизнь без разлуки,
Где все не на час -
И мнились ей звуки, Как будто летящий от родины глас.
"О милые струны, Играйте, играйте… мой час недалек;
Уж клонится юный Главой недоцветшей ко праху цветок.
И странник унылый
Заутра придет
И спросит: где милый Цветок мой?.. и боле цветка не найдет".
И нет уж Минваны… Когда от потоков, холмов и полей
Восходят туманы И светит, как в дыме, луна без лучей,
Две видятся тени:
Слиявшись, летят
К знакомой им сени… И дуб шевелится, и струны звучат.
МЩЕНИЕ
Перед дружиной на коне
Гаральд, боец седой, При свете полныя луны,
Въезжает в лес густой.
Отбиты вражьи знамена
И веют и шумят, И гулом песней боевых
Кругом холмы гудят.
Но что порхает по кустам?
Что зыблется в листах? Что налетает с вышины
И плещется в волнах?
Что так ласкает, так манит?
Что нежною рукой Снимает меч, с коня влечет
И тянет за собой?
… в То феи легкий хоровод
Слетелись при луне. Спасенья нет; уж все бойцы
В волшебной стороне.
Лишь он, бесстрашный вождь Гаральд,
Один не побежден: В нетленный с ног до головы
Булат закован он.
Пропали спутники его;
Там брошен меч, там щит, Там ржет осиротелый конь
И дико в лес бежит.
И едет, сумрачно-уныл,
Гаральд, боец седой, При свете полныя луны
Один сквозь лес густой
Но вот шумит, журчит ручей -
Гаральд с коня спрыгнул, И снял он шлем и влаги им
Студеной зачерпнул.
Но только жажду утолил,
Вдруг обессилел он; На камень сел, поник главой
И погрузился в сон.
И веки на утесе том,
Главу склоня, он спит: Седые кудри, борода;
У ног копье и щит.
Когда ж гроза, и молний блеск,
И лес ревет густой,- Сквозь сон хватается за меч
Гаральд, боец седой.
ТРИ ПЕСНИ
"Споет ли мне песню веселую скальд?"-
Спросил, озираясь, могучий Освальд.
И скальд выступает на царскую речь,
Под мышкою арфа, на поясе меч.
"Три песни я знаю: в одной старина!
Тобою, могучий, забыта она;
Ты сам ее в лесе дремучем сложил;
Та песня: отца моего ты убил.
Есть песня другая: ужасна она;
И мною под бурей ночной сложена;
Пою ее ранней и поздней порой;
И песня та: бейся, убийца, со мной!"
Он в сторону арфу, и меч наголо;
И бешенство грозные лица зажгло;
Запрыгали искры по звонким мечам -
И рухнул Освальд - голова пополам.
"Раздайся ж, последняя песня моя;
Ту песню и утром и вечером я
Греметь не устану пред девой любви;
Та песня: убийца повержен в крови".
ДВЕНАДЦАТЬ СПЯЩИХ ДЕВ
Старинная повесть в двух балладах
Опять ты здесь, мой благодатный Гений,
Воздушная подруга юных дней;
Опять с толпой знакомых привидений
Теснишься ты, Мечта, к душе моей…
Приди ж, о друг! дай прежних вдохновений.
Минувшею мне жизнию повей,
Побудь со мной, продли очарованья,
Дай сладкого вкусить воспоминанья.
Ты образы веселых лет примчала -
И много милых теней восстает;
И то, чем жизнь столь некогда пленяла,
Что Рок, отняв, назад не отдает,
То все опять душа моя узнала;
Проснулась Скорбь, и Жалоба зовет
Сопутников, с пути сошедших прежде
И здесь вотще поверивших надежде.
К ним не дойдут последней песни звуки;
Рассеян круг, где первую я пел;
Не встретят их простертые к ним руки;
Прекрасный сон их жизни улетел.
Других умчал могущий Дух разлуки;
Счастливый край, их знавший, опустел;
Разбросаны по всем дорогам мира -
Не им поет задумчивая лира.
И снова в томном сердце воскресает
Стремленье в оный таинственный свет;
Давнишний глас на лире оживает,
Чуть слышимый, как Гения полет;
И душу хладную разогревает
Опять тоска по благам прежних лет:
Все близкое мне зрится отдаленным,
Отжившее, как прежде, оживленным.
Баллада первая
ГРОМОБОЙ
Leicht aufzuritzen ist das Reich der Geister;
Sie liegen wartend unter dunner Decke
Und, leise horend, sturmen sie herauf.
Schiller*
____________________
* Нам в области духов легко проникнуть;
Нас ждут они, и молча стерегут,
И, тихо внемля, в бурях вылетают.
Шиллер. (Пер. В. А. Жуковского.)
АЛЕКСАНДРЕ АНДРЕЕВНЕ
ВОЕЙКОВОЙ